Помню, что хирург похвалил, что я не толстый, а худой. Вырезали желчный пузырь с камнями и даже подарили их в мешочке, и, естественно, я их выбросил: нам такие сувениры не нужны. После операции я был в состоянии грогги, и Ще осталась на ночь (благо рядом пустая кровать) и помогала в некоторых движениях, а я лежал с двумя пластиковыми пакетами, куда стекала жидкость. А еще молодец Эдуардо, который снабдил меня бутылочками дорогой воды «Эвиан».
В свою очередь я подарил лечащему хирургу-дагестанцу Али Исаевичу книгу «Культовые имена». Он вертел книгу в руках и никак не мог понять, что это такое? Подобного он отродясь не читал. А на следующий день в палату ворвался главный хирург: «А где моя книга?» Обычно дарят врачам деньги или коньяк, а тут невидаль: авторская книга. А сестре, которая делала перевязки, подарил «Веру, Надежду, Любовь». Она из Кабардино-Балкарии. А еще в больнице практиковал латиноамериканец Хулио Санчес, чему я страшно удивился и написал строки:
Зачем тебя занесло, Хулио, в Россию,
Сидел бы в своей Никарагуа,
Где растут бананы и небо синее,
Где звонко кричит попугай ара.
В больнице пролежал 2 недели (4–17 января), и все соседи по палате охотно рассказывали историю жизни и болезней и удивлялись на меня: «Неужели вам 80 лет?» Очевидно, несмотря на послеоперационный вид, на почтенную старость никак не тянул. Первую неделю ничего не ел, только пил. Распух язык, ушел голос, губы покрылись коркой (от лекарств?) – короче, 33 удовольствия. Но при этом Ще хвалила меня, что я не раскис, а я хвалил ее за каждодневные посещения.
17 января – я уже был дома. Приходил в себя, носил немецкий бандаж и боролся с горечью во рту (желчь поднималась кверху). И Ще в последующие дни провожала меня в поликлинику на перевязку. И домашнее питание: вегетарианские супчики и каша «Геркулес», которую я переиначил в «Гургулес». Из-за наркоза подсели глаза. А кое-кто в январе-феврале «сыграл в ящик»: композитор Оскар Фельцман, «Ландыши» отцвели и опали? Ушел философ Григорий Померанц, член «Клуба 1932» Фридрих Незнанский, автор ужасного романа «Тля» черносотенец Иван Шевцов, боксер Владимир Енгибарян, певица Ирина Масленникова, кинорежиссер Алексей Герман (фильм «Проверка на дорогах»). Неужели и на том свете проверяют?
А в период, когда я не вел дневниковые записи, кое-что вышло в СМИ, но, правда, не все, что ожидал. В «Алефе» я представил в январском номере будущую книгу «Плач по возрасту». Там много собрано чего, к примеру, «Три возраста человека: молодость, средний возраст и “Вы сегодня чудесно выглядите!”» – так классифицировал возраст американский кардинал Фрэнсис Спеллман. Другой американец, Боб Филипс, ехидно отмечал: «Жизнь делится на три части: когда ты веришь в Санта-Клауса, когда ты не веришь в него и когда ты уже сам Санта-Клаус». В февральском номере (и окончание в мартовском) вышел Лев Копелев: «Гуманист негуманного времени».
Запущена рубрика «Погода и слово» в журнале «Наука и религия» (январь, февраль – первые два номера). И три публикации в «Московской правде» (сокращенно «МП»): 23 января – Леонардо да Винчи, 2 февраля – дуплетом Лев Копелев и 7 февраля – «Московский Цицерон» (Вадим Шершеневич). Сначала эгофутурист, а затем стал одним из идеологов имажинизма. В Декларации имажинизма (январь 1919) выражено неприятие политики нового государства в области искусства. «Долой государство! Да здравствует отделение государства от искусства!» Умница, Цицерон и бунтарь Вадим Шершеневич прожил не так много: умер в мае 1942 года в эвакуации, в барнаульском госпитале. О нем мало кто вспоминает, а я отдал ему маленькую дань с большой хвалой.
Позвонил какой-то читатель, возбужденный книгой «Ретроэстрада», и сообщил: «Я вас люблю». Я возразил: «Я не женщина, чтобы меня любили».
28 февраля – возобновил записи в дневнике. Эпохальная запись: выходили с Ще в магазин. Много льдистого грязного снега, какие-то торосы. Депрессивный день, и хочется запеть дурным голосом: «Когда весна придет, не знаю!» Наверняка придет, и даже завтра. И как на собрании: «Не надо волноваться, товарищи!»
И все время идут наплывом воспоминания о больничных днях, как уважительно меня называли сопалатники: Патриарх и Николаевич, как однажды доктор привел студентов и, показывая на меня, стал объяснять, что произошло со мной и как меня лечили. Чувствовал себя не экспонатом на выставке. И попросил доктора обратиться к студентам с маленьким напутствием. Он разрешил, и я сказал студентам об их благородном выборе в жизни лечить и спасать людей. В первую очередь думать о профессии, а не о деньгах и заработке, деньги придут потом… В какой-то день сосед-строитель орал по мобильнику: пока он лежал в больнице, уволили его и всю его бригаду.
А вернулся из больницы и окунулся в истории, рассказанные нашими СМИ. О непутевых матерях, бросающих своих детей, а Дума против их спасения в американских семьях. О том, что Депардье дали русское гражданство, и крик Юлии Калининой в «МК» о том, что «властям плевать на своих граждан, зато какой-нибудь хрен с горы – это им дорогой гость». Кирилл Рогов в «Новой» (27 февраля) о том, что мы строим невиданный род «коммерческого тоталитаризма» с элементами фундаментализма, корпоративизма, полицейское государство, а средний городской класс объявлен персональным врагом режима. Оп-па… Можно вспомнить и дореволюционного философа Георгия Федотова: «Ненависть к чужому, нелюбовь к своему – вот главный пафос современного национализма». Какое уж тут либертэ, эгалитэ и фратернитэ. Сплошное мракобесие с ксенофобией.
Евгений Ройзман с печалью отметил: «Закрываются последние книжные магазины. У молодежи утеряно чувство языка, люди с высшим образованием не читают и не умеют грамотно писать».
Молодые кричат «Вау!», старые падают в обморок. И на этом фоне я продолжаю свою просветительскую деятельность, сочиняю «умные» тексты.
2 марта стукнул 81 год. Анна Николаевна из Тютчевской библиотеки позвонила, поздравила и сообщила, что на сайте «Эхо Москвы» поместили рейтинг родившихся 2 марта: Горбачев, какой-то миллиардер, актер Пореченков, на 5-м месте – Ю.Б., далее экс-премьер Степашин и т. д.
4 марта – начал заниматься Анной Карениной, отложил и перешел к А.Н. Островскому. Капризно-прихотливый сочинитель.
12 марта – и снова утраты: не доиграл Ван Клиберн, не дописал Борис Васильев. Обзванивал ВИПов на свой вечер в ЦДЛ, в том числе Алле Гербер: «Юрочка, спасибо, но я уезжаю».
16 марта – закончил маленькое исследование про Анну Каренину – в книге, в театре, на экране. 23 страницы. На улице вода, снег, лед. Не выходил. Расставшись с Карениной, приступил
