Рис. 3.8. Это остенсивное определение.
Для обеспечения функционирования языка необходим развитый мозг, и в кладе человека наблюдается постепенное увеличение его объема. Ранние гоминиды по этому показателю были сравнимы с шимпанзе: мозг сахелантропа имел объем98320–380 см3, ардипитека — 300–350 см3, австралопитека афарского — 380–450 см3, мозг Australopithecus africanus— 440–450 см3 (по некоторым данным, около 500 см3), мозг Paranthropus boisei— 530 см3 (ср. 350–550 см3 у шимпанзе). Но уже у Homo habilis мозг был объемом 500–800 см3 (в среднем 650 см3), примерно таким же был мозг Homo rudolfensis (775 см3) и Homo georgicus (600–680 см3). Существенно увеличился мозг у архантропов — 900–1100 см3, еще более — у гейдельбержцев (например, индивид, найденный на стоянке Вертешсёллёш, имел мозг объемом 1300 см3, индивид из пещеры Петралона — 1170 см3, индивид из пещеры Фонтешевад, известный как Фонтешевад II, — 1450 см3). У неандертальцев объем мозга достигал примерно 1400–1600 см3, что даже несколько превышает среднюю величину, характерную для современного человека, — 1350–1400 см3. Впрочем, у многих ископаемых неоантропов мозг был крупнее. Например, у кроманьонцев из грота Кро-Маньон объем мозга определяется как 1590 см3 (Кро-Маньон I), 1450 см3 (Кро-Маньон II) и 1775 см3, (Кро-Маньон III), у индивида Схул V — 1518 см3, у Омо 1 — 1400 см3. Для сравнения: неандерталец Ля Ферраси 1 имел мозг объемом 1681 см3, неандерталец Шанидар 1 — 1610 см3, неандерталец Амуд I — 1750 см3.
Следует, однако, отметить, что даже для хорошо сохранившихся черепов оценки объема мозга у разных исследователей сильно варьируют. Так, объем мозга неандертальца из Ля Шапелль-о-Сен оценивается в диапазоне от 1093 до 1626 кубических сантиметров100 — и это при том, что измерения проводились по практически не требующему реконструкции черепу. А, например, от экземпляра Неандерталь 1 осталась лишь черепная крышка — соответственно, подсчеты объема его мозга оказываются еще более гипотетическими {25}.
Наиболее точные размеры мозга можно получить путем измерения эндокрана — отлива внутренней полости черепа (см. прежде всего работы Вероники Ивановны Кочетковой, Ральфа Холлоуэя и Станислава Владимировича Дробышевского101). При этом следует иметь в виду, что, как отмечает С.В. Дробышевский, “эндокран не полностью соответствует форме мозга, поскольку между последним и черепом человека располагаются мозговые оболочки”102. Подсчеты, проведенные на основании измерений черепа, менее точны. Но, каковы бы ни были конкретные цифры, можно с уверенностью утверждать, что общая тенденция к увеличению размеров мозга в ходе эволюции гоминид несомненно имела место.
Как отмечает Т. Дикон103, поскольку метаболизм одного нейрона ограничивает число синапсов, которые он может поддерживать, то, чем больше мозг, тем меньший процент от общего числа его нейронов будет связан с каждым данным нейроном. Таким образом, рост мозга ведет к фрагментации его функционирования и потере скорости обработки информации (поскольку разные структуры, необходимые для ее обработки, находятся физически дальше друг от друга и связываются через бóльшее количество промежуточных узлов). Зато такой мозг позволяет увеличить объем хранимой и различаемой информации. С ростом мозга растет способность применять знания к новым контекстам, но прямой зависимости между размером мозга и умом нет104. Общеизвестно, что мозг И.С. Тургенева был сильно больше средней величины, характерной для современного человека (2012 г.), а мозг Анатоля Франса — сильно меньше (1017 г.), но это не мешало им обоим быть великими писателями.
Существенно также, что наш мозг способен расти после рождения, увеличиваясь ко взрослому состоянию более чем втрое; судя по недавним исследованиям, особенности и темпы роста мозга у Homo sapiens отличаются от того, что имело место у других гоминид, в частности, у неандертальцев105.
С энергетической точки зрения мозг — не самый выгодный орган. Будучи равным всего 2 % веса тела человека, он потребляет около 20–25 % всей энергии организма (у взрослого человека в состоянии покоя, а у новорожденного — даже 60 %), что значительно больше, чем у обезьян (около 8 %)106. Значит, если у того или иного вида гоминид наблюдается рост мозга, можно с уверенностью утверждать, что эти гоминиды производили существенно больше энергии, чем их предшественники, и могли часть этой энергии тратить на поддержание функционирования коммуникативной системы. Расчеты У. Леонарда показывают, что “типичный австралопитек с массой тела 40–43 кг и объемом мозга 450 куб. см расходовал на его нужды примерно 11 % энергии. А Н. erectus, весивший 63–66 кг и обладавший мозгом в 850 куб. см, ежедневно затрачивал 250 из 1500 ккал, т. е. 16 % энергии”107. С другой стороны, более развитый мозг может обрабатывать больше информации, а значит, повышается спрос на источники этой информации, в том числе на коммуникативные действия сородичей.
Английским антропологом Артуром Кизсом108 в начале ХХ века была выдвинута гипотеза “мозгового рубикона”, согласно которой достижение “подлинно человеческого” культурного уровня и даже, возможно, появление речи у тех или иных гоминид определяется тем, достиг ли объем мозга цифры 750 см3 (кстати, именно таков в среднем объем мозга у детей того возраста, в котором происходит овладение речью). Если бы это было так, первыми обладателями языка были бы архантропы. Но открытие “хоббитов” поставило на этой гипотезе крест: типичные архантропы по своим анатомическим характеристикам, эти гоминиды умели делать орудия, пользоваться огнем, охотиться на карликовых слонов — стегодонов109. Но их мозг был уменьшен пропорционально уменьшению тела и составлял примерно 400 см3 (это в границах объема, характерного для шимпанзе, однако структура мозга у “хоббитов” была совершенно иной, существенно более прогрессивной110). Если такой культурный уровень соответствует наличию речи, значит, Homo floresiensis умели говорить, — но тогда это должно означать, что для существования языка достаточно куда меньшего объема мозга, чем предполагает гипотеза “мозгового рубикона”. Если же предположить, что “хоббиты” говорить не умели, это будет означать, что “подлинно человеческий” культурный уровень достижим и без языка — и тогда гипотеза “мозгового рубикона” лишается оснований. Впрочем, аргументированная критика этой гипотезы высказывалась и ранее111.
Для языка имеет значение не только абсолютный объем мозга, но и его структура. На эндокране можно увидеть, какие зоны мозга существовали у различных видов предков человека, установить их форму, а также узнать, какие зоны мозга увеличены у исследуемого вида по сравнению с его предком. Так, например, по эндокрану австралопитека афарского прослеживается увеличение задней теменной ассоциативной коры. Это “указывает на наличие естественного отбора на более сложные формы познавательного поведения, чем те, которые наблюдаются у шимпанзе”112. Как пишет С.В. Дробышевский, “на основании того, что мы знаем о функциях разных долей мозга современного человека, можно предположить, что грацильные австралопитеки, вероятно, обладали несколько большей чувствительностью и подвижностью рук, чем современные человекообразные обезьяны. В сравнении же с массивными австралопитеками грацильные, вероятно, имели более развитый зрительный анализатор”113. Согласно данным Ф. Тобайаса114, у Homo habilis по сравнению с австралопитековыми значительно расширяется теменная область, появляется подобный человеческому узор борозд, а также возникают хорошо выраженные специфические выпуклости “в областях, где у людей находятся речевые центры (поле Брока и поле Вернике)”115. По наблюдениям С.В. Дробышевского, у “ранних Homo” (т. е. Homo habilis и Homo rudolfensis) строение мозга было чрезвычайно изменчиво. Но при этом общим для всех изученных эндокранов “является прогрессивное развитие области, которая у современного человека отвечает за согласование устной речи и движений рук”116.
У архантропов, помимо формирования рельефа в области зоны Брока, происходит “бурное развитие зрительных центров затылочной доли”117, что, по мнению Дробышевского, связано с началом выхода в открытые саванны. Кроме того, у них, “судя по развитию теменной доли, значительно развились тактильные возможности и намного улучшилась координация движений”118 — и это позволяло им производить орудия более совершенного, ашельского, типа. Из архаичных особенностей строения мозга стоит отметить то, что “лобная доля мозга была низкая и узкая”119.
