— Привет, мамочка. Бабуля попросила меня подготовить покерный стол.
— Надеюсь, она не просила тебя играть.
— Она сказала, что я еще слишком мала, — выпятила она нижнюю губу.
Кэсси отсчитала шесть фишек.
— Бабушка и ее подруги будут играть в техасский хагем.
Моя щека натянулась.
— Ты имеешь в виду техасский холдем? (Прим. пер — здесь присутствует игра слов «hug’em» (обними их) и «hold’em» (держи их). Техасский холдем — один из самых популярных разновидностей покера).
— Да, это то, что я имела в виду, — рассмеялась она.
Она нахмурилась, пока считала красные фишки, и затем переместилась к другому месту.
— Каждый игрок получает одну белую фишку, три голубых, шесть зеленых и десять красных. Это получается, — она посчитала свои пальцы, — двадцать, — усмехнулась она. — Я также помогала бабуле готовить.
— Тебе нравится помогать людям, не так ли? — Я взяла карты со стола и перетасовала колоду.
— Некоторые люди не думают, что им нужна помощь. — Она отсчитала больше фишек. — Итан, например.
Маленький мальчик, который сломал ногу. Он насмехался над видением Кэсси и выставил ее посмешищем перед одноклассниками. Я выровняла карты и вернула колоду на стол.
— Иногда людям не нужна помощь.
Она закрыла кейс для покерных фишек.
— Они те, что нуждаются в ней больше всего. Все сделано! — Она выбежала из комнаты быстрее, чем я успела спросить о ее тренировке днем с бабушкой. Вместо этого она оставила меня удивляться тому, что она сказала.
Люди, которые отказываюстя от помощи, нуждаются в ней больше всего.
Она знала, я не хочу ее помощи, не тем образом, который может подвергнуть опасности ее собственную жизнь. Но я не сказала ей этого вчера вечером.
Почувствовала ли она причину, по которой я не хочу ее помощи?
Должно быть, она увидела мою ауру, обесцвеченную страхом, рассудила я.
Затем я вспомнила, что она сказала мне прошлой ночью. Когда я ее обнимала, я думала о ней, растущей без матери. Я не хотела, чтобы она потеряла меня. Я думала об этом в своей голове, а она ответила мне вслух, что она не хочет потерять меня тоже.
Мой взгляд переместился на Кэсси. Она научилась читать мысли? Она, должно быть, услышала мои, почему я не хочу ее помощи. Она бы поставила под угрозу свою собственную жизнь.
Как она сломала мои барьеры без моего ведома? Она не может быть настолько сильной в свои годы.
Хотя я была эмоциональной. Я отправила ей принуждение. Наверное, мои барьеры ослабли.
Я последовала за ней на кухню. Она надела фартук и встала на стул около бабушки. Ритмичные звуки кельтских скрипок из стерео соревновались с жужжанием электрического миксера. Я поздоровалась с бабушкой и заметила открытую бутылку виски на кухонном столе. Она была полупустая. Я схватила бутылку и закрыла колпачком.
— Начинаешь рано, бабуля?
— Ох! Это для пудинга.
Я подняла бровь, глядя на темно-янтарную жидкость в бокале для виски. Розовые щеки бабушки соответствовали розовой помаде на ободке.
— Если только ты не планируешь помочь с готовкой, то марш из моей кухни. — Она погрозила мне деревянной ложкой.
— Бабуля сказала, что из меня получится отличный Сьюзи шеф, — стукнула Кэсси себя по лбу. — Я имела в виду су-шеф!
— Это правда. Теперь добавь это сюда, дорогая. — Бабуля протянула Кэсси миску с желтками.
— Тебе не следует выпивать. — Я вернула бутылку в кладовую.
— В моем возрасте это уже не имеет значения.
— Я не о том. Мне не нравятся люди, выпивающие в присутствии Кэсси. Отец всегда…
Бабушка побледнела, и ее лицо приобрело зеленоватый оттенок. Нож, который она держала, навис над измельченным луком. Она зажмурилась и покачнулась. Мое сердце затаилось. Я схватила ее за плечи и помогла восстановить равновесие.
— Бабуля?
— Готово! — Кэсси заглянула в миску для миксера.
— Я в порядке, — сказала бабушка.
— Ты уверена? — спросила я.
— Да, я уверена. Смотри!
Кэсси указала на миску.
Бабуля кивнула, и я погладила ее по руке, прежде чем отступить. Она продолжила нарезку, аккуратно вдавливая лезвие в мякоть лука, пока она не соединится с доской для измельчения. Гнилой цвет прилипал к ее лицу, как деревянная смола к ковру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Бабуля, — Кэсси указала на вращающиеся взбивалки.
— Секунду, Кэсси. — Я наклонилась ближе к бабушке. — Ты делаешь слишком много всего.
Принимает родственников, готовит, развлекает гостей и тренирует Кэсси. Я была уверена, что она также и волнуется обо мне. Это все навалилось на нее. Заставляя ее страдать.
— Все хорошо, дорогая. — Она сделала долгий, ровный вдох и натянула улыбку. — Я могу с этим справиться.
— Нет, ты не можешь, — не согласилась я, и ее лицо напряглось, как будто от боли. — Ты больна, не так ли?
Бабуля посмотрела мне в глаза. Страх и тревога крутились в глубине ее выцветших синих глазах. Что она скрывала от меня?
— Бабуля, пожалуйста, ты можешь сказать мне. Позволь мне помочь тебе.
Она просто уставилась на меня. Она меня не услышала?
— Бабушка? — Я забрала нож, который она сжала до побеления костяшек, и опустила его на стол.
Она пошевелила губами. Ее глаза наполнились слезами.
Пот выступил у меня на спине, когда я наблюдала за ней. Может у нее какой-то приступ?
Кэсси подняла из миски крутящиеся на большой скорости взбивалки. Тесто попало на потолок и расплескалось по столу. Она взвизгнула. Бабушка ахнула.
— Ох! — Кусочек попал мне на щеку.
Бабушка обошла островок и выдернула вилку с розетки.
Перепуганная, Кэсси стерла тесто с лица. Оно сочилось по ее пальцам на стол и капало с потолка. Бабуля подняла взгляд вверх. Она засмеялась и у нее вырвалось неподобающее леди фырканье.
— О Боже! — Она прикрыла нос, размазывая тесто по лицу.
Улыбка опередила строгий выговор, который я готовила для Кэсси. Еще одна капля упала с потолка бабушке на голову, и смех вырвался из глубины моей души.
— Это было весело. — Бабушка вытерла слезы с глаз тыльной стороной руки. — Нам нужно делать это почаще.
— Делать что? Наводить беспорядок?
— Нет, смеяться. Этому дому нужно больше смеха. Ты так не думаешь, Кэсси?
— Я уволена? — Ее нижняя губа задрожала.
Щеки бабушки натянула улыбка.
— Нет, нет дорогая. — Она сняла фартук с Кэсси. — Беги наверх и переоденься, надень красивое платьице. Мы с твоей мамой приберемся.
Бабушка подошла к раковине и начала мыть посуду. Я взяла кухонное полотеце и вытерла столешницу рядом с ней.
— Ты делаешь слишком много всего. Обещаешь никаких больше вечеринок и развлечений?
— Хорошо, дорогая, — слишком быстро согласилась она.
Я прикусила щеку изнутри. Бабушка не собирается замедляться, и это расстраивало меня. Потому что я не могла заставить ее делать то, что она не хочет.
Моя рука замерла. Я могла. Если я хорошо сосредоточусь, то я, может быть, смогу заставить ее замедлиться. Снизить ее активность. Отдохнуть.
Тошнота прокатилась по моему желудку подобно лодке на волнах.
Почему я даже думаю об этом?
Я начала усиленней вытирать столешницу и сменила тему.
— Как все прошло с Кэсси сегодня днем?
— Она спрашивала о тебе. — Она поставила мокрую тарелку в посудомоечную машину.
— Обо мне? — замерла я.
— Ей интересно узнать о тебе и что ты можешь. Знаешь, — она ополоснула другую тарелку, — Кэсси, возможно, не чувствовала бы себя так одиноко, если б знала, что похожа на маму больше, чем она думает.
Бабуля упоминала это вчера. Я убрала в сторону полотенце, покачивая головой.
— Я не использовала свои возможности годами. — За исключением прошлой ночи, и я не уверена, что она знает об этом. — Ей не нужно видеть, что я могу. Я не хочу, чтобы она видела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почему нет, Молли? — Бабуля выключила воду и повернулась ко мне. — Твои дары невероятны. Почему ты перестала использовать их? — Она накрыла мою руку, лежащую на столешнице.
