холщовой сорочке, она велела: «Купаться!»
Марта открыла калитку и подтолкнула подругу: «Пошли, пошли! Это благотворительный кабинет,
стесняться нечего. Сегодня, видишь, - она кивнула на крыльцо, - для цветных день».
Они встали в конец маленькой очереди. Марта вспомнила грустный голос Эстер: «Я, конечно,
милая, считаю все это предрассудком. Все эти, - она вымыла руки и вытерла их салфеткой, -
разделения, все эти галереи для негров..., Но, сама понимаешь, даже здесь, на севере - люди еще
косные и отсталые. А я хочу лечить всех, без того, чтобы обращать внимание на цвет кожи. Вот и
пришлось учредить дни для цветных, ты прости меня. Иначе белые ходить не будут».
Женщина присела к столу. Окунув перо в чернильницу , она стала заполнять первую страницу
маленькой тетради. «Все у тебя в порядке, - рассеянно сказала Эстер, пока Марта одевалась. «Для
матери письмо отдай мне. Дядя Меир его с государственным курьером пошлет, так быстрее.
Написала ты ей? - Эстер зорко взглянула на девушку.
Та покраснела и кивнула. «Прощения попросила. Мы поссорились, тетя Эстер, поэтому я из дома
уехала. Но я неправа была. А возвращаться, - Марта надела туфли, - я тут обустроилась уже...»
Эстер закрыла тетрадь. «Хаим у нас грозится, что в шестнадцать лет разведчиком уедет, на
территориях хочет служить. И ведь придется отпустить, хотя мы с ним договорились - пусть
сначала в Вест-Пойнте, кадетом побудет. Насчет уроков французского не беспокойся, - женщина
откинулась на спинку простого стула, - это я тебе устрою, с осени.
-А сколько стоить будет? - деловито спросила Марта, присев напротив.
-Нисколько, - рассмеялась та. «Это подарок от нас. А что ты хочешь научиться раны обрабатывать -
так приходи ко мне раз в неделю, вот и все, - она потрепала девушку по голове и усмехнулась.
-Все будет хорошо. И что у тебя там с матерью случилось - забудьте. Вы же родные люди, вам друг
за друга держаться надо».
Марта подождала, пока подруга зайдет в кабинет. Присев на скамейку, открыв свой саквояж, она
краем глаза посмотрела внутрь. Пистолет был завернут в салфетку. «Сейчас отправлю Грейс на
постоялый двор, - подумала девушка, - и пойду к этим Уэббам. Квакеры, наверное, как дядя
Стивен. Папа говорил, их на Подпольной Дороге много. А по дороге, в роще, постреляю».
Она блаженно закрыла глаза. Подставив лицо летнему солнцу, девушка улыбнулась: «Брат
родится, или сестра. Мама с бабушкой хоть не одни будут. Но я домой не вернусь, уж слишком
много дел там, на юге. Папа был бы рад, если бы узнал, я уверена».
-Уверена, - твердо повторила она. Марта застыла, глядя на высокое, летнее небо.
Низенькая, полная женщина в темном платье открыла дверь. Посмотрев на Марту, она вежливо,
удивленно спросила: «Что вам угодно?»
Перед ней стояла высокая, стройная девушка, с кожей цвета каштанов, с уложенными вокруг
головы черными косами, в холщовом переднике служанки. Девушка переложила в левую руку
маленький саквояж, и поздоровалась: «Меня зовут Марта Фримен. Может быть, вы слышали о
моем отце..., Его называли Сержант, - покраснев, добавила девушка. Марта вспомнила голос отца:
«Я, тыковка, не могу тебе всего рассказывать, да и не нужно это. Просто знай - тут, на севере,
много тех, кто помогает черным».
-Я бы хотела поговорить с вами..., - Марта замялась, - и с вашим мужем, миссис Уэбб.
Фермерша отступила, приглашая ее в дом. Женщина взяла ее за руку: «Нам очень, очень жаль,
милая. Мы знали вашего отца. Проходите в гостиную, сейчас я позову мужа».
Марта присела на краешек стула. Беленые стены и деревянный пол были безукоризненно
чистыми, на тканой скатерти, что покрывала стол, лежала Библия и «Дневник» Джорджа Фокса.
-Точно, квакеры, у них даже распятия нет, как у дяди Стивена, - подумала Марта, оглядываясь.
С порога повеяло запахом сена. Мужчина с полуседой бородой улыбнулся: «Простите, мисс
Фримен. Корм коровам задавал. Чем могу служить? - он поклонился.
Марта поднялась. Выпрямив спину, глядя на Уэббов, она ответила: «У вас пряталась девушка, моя
подруга, Грейс, ее из Южной Каролины привезли. Я знаю, чем занимался мой отец. Его друг,
капитан Стивен Кроу, с озера Эри - он тоже этим занимается. Он квакер, как и вы, - Марта набрала
воздуха в грудь.
-Я знаю о Дороге, - она заметила, что Уэббы переглянулись. «Я отлично стреляю, езжу на лошади,
хожу под парусом..., Говорю по-французски, - зачем-то добавила она. «Я хочу быть полезной,
пожалуйста..., - Марта, наконец, замолчала. Она увидела, как Уэбб усмехается в бороду.
-Вы присядьте, - он отодвинул стул. «Присядьте, мисс Фримен, сейчас кофе выпьем. Молоко
свежее совсем, хлеб с утра пекли, у нас джем домашний, ежевичный. Перекусим, а там и решим -
что нам дальше с вами делать. Хорошо? - он взглянул на жену, и та кивнула.
-Спасибо вам, - выдохнула Марта. Опустившись на стул, она улыбнулась.
Эпилог
Париж, 13 июля 1793 года
Сена блестела в лучах утреннего солнца. Белокурая, в затасканном платьице, девчонка, что бежала
через Новый Мост, остановилась: «Хорошо!».
На лотке были аккуратно разложены букетики фиалок. Девчонка посмотрела на набережную
Августинок. Заметив человека в холщовой блузе рабочего, - тот, покуривая трубку, удил рыбу в
реке, - девочка поскакала к нему.
Набережная была еще пуста. Девчонка, обменявшись с мужчиной парой слов, приняла от него
несколько белых роз и какой-то сверток, опустив его в карман передника. Рабочий вскинул удочку
на плечо, и подхватил деревянное ведро. Он вразвалочку пошел вверх по течению, к переправе у
Арсенала.
Элиза поднялась по лестнице - у дверей квартиры Тео стояли два солдата Национальной Гвардии.
«Для мадемуазель Бенджаман, - звонко сказала она, выставив вперед лоток. Один из солдат
переворошил цветы. Постучав в дверь, - та приоткрылась, - солдат кивнул: «Давай».
Элиза передала букет. Приняв медь,она со всех ног ринулась вниз по лестнице. Элиза приносила
цветы раз в неделю - сначала, зимой, их доставлял какой-то оборванец , - одну замерзшую розу,
белую, как снег, покрывавший крыши Парижа.
Розы и листовки, с подписью: «Dieu Le Roi», и эмблемой - сердце с крестом.
-Листовки тетя Констанца пишет, - Элиза завернула за угол. «Дядя Теодор в Вандее, наверное. Там
восстание. Но, раз он цветы передает - значит, он жив. Месье Лавуазье эти листовки печатает,
тайно. Я слышала, папа и мама говорили, где-то в деревне он типографию устроил».
Девочка оглянулась, и развернула листок: «Парижане! Не верьте слухам - Вандея жива и борется.
Законный наследник престола, король Людовик, томится в руках жестоких варваров, разлученный
со своей семьей. Католическая Королевская Армии Вандеи обещает вам, парижане - мы еще
увидим коронацию законного монарха Франции. Саботируйте приказы революционеров,
сопротивляйтесь им, уходите в отряды тех, кто борется за освященную Богом власть. 9 июня
отряды Католической Королевской Армии, под командованием генерала Франсуа де Шаретта,
взяли Сомюр и продвигаются дальше на восток, к Парижу».
-Мама говорила, - Элиза убрала листовку, - что месье де Шаретт в Америке служил, в
Континентальной Армии, во время революции.
Она перебежала через мост - площадь у Собора Парижской Богоматери уже была запружена
телегами ехавших на рынок крестьян. Ловко пробираясь между ними, Элиза стала оставлять
листовки - поверх корзин с артишоками и спаржей, всовывая их в щели грубо сколоченных ящиков
с овощами, или под медные бидоны с молоком.
Завтрак был накрыт в малой столовой. В комнате царило молчание, прерываемое лишь
шуршанием газеты. Робеспьер, наконец, опустил «Друг Народа», и, улыбнувшись, отпил кофе: «Ты
будешь, рада услышать, что я велел сделать копии с твоего бюста и поставить их в каждой
префектуре Франции, - как символ Республики».
Тео молчала, глядя на башни Собора Парижской Богоматери. «Осенью. Он сказал, что мы
поженимся осенью, женщина незаметно кусала губы. «Осенью, как это теперь будет называться,
Господи? Брюмер. А сейчас мессидор. И в неделе теперь десять дней. Он сумасшедший, конечно.
Еще и бедного Мишеля заставляет все это заучивать».
-Спасибо, - выдавила она из себя. Робеспьер щелкнул пальцами. Некрасивая, с оспинами на лице
женщина, внесла кофейник со свежим кофе.
-Какая-то подружка жены Марата, шпионит за мной, - с ненавистью подумала Тео. «Мадам Ланю
голову отрубили. Он обвинил ее в передаче сведений англичанам. Хорошо хоть, он Мишеля не
взял с собой на казнь. Мальчик не увидел, как его няня на эшафот поднимается. Господи, что же с
