— Алексей, нам крайне важно получить груз вовремя, — москвич не оставлял мне никакой надежды, — а место в самолёте мы уже под него забронировали.
— Так праздники же скоро, — сделал я ещё одну попытку, немного облегчить тяжесть своей ответственности, — Новый год…. И Рождество ещё перед ним, — я вспомнил Стёпу.
— Вот именно, праздники, — назидательно подчеркнул Андрей, — это для нас самое важное время.
И на хрена ему тысяча собранных плат в праздники? Вообще, если говорить откровенно, я почти никогда не интересуюсь, что именно мы делаем для своих заказчиков. Ну, так скажут иногда сами, это изделие, мол, для нефтянки, а это для пожарной сигнализации. А бывает, и не скажут. Но, что вот интересно будут делать со своими заказанными штучками Андрей и Виктор Геннадьевич во время новогодних каникул? Особенно, в количестве тысячи штук. Если конечно, я им это количество ещё вовремя отгружу.
Ой, надо же! Неужели всё-таки отгружу?
Монитор передо мной вдруг засветился благословенным светом надежды. От Жулика по электронной почте пришло, наконец, радостное письмо. Все московские причиндалы, оказывается, уже лежат в самолёте вместе с остальными моими заказами. Вылет сегодня вечером! Слава Поднебесной и Жу! Слава мне!
— Андрей, не переживайте, всё сделаем точно в срок! — наверное, я почувствовал в душе то же самое, что и Виктор Геннадьевич, когда наконец нашёл в клубе барыгу.
— Ну, хорошо, держите меня в курсе — осторожно сказал Андрей. Его, похоже, несколько удивил неожиданный энтузиазм в моём голосе, — тогда до связи. До свидания.
Я быстренько попрощался, положил трубку и начал мыслить.
Для начала я дал себе обещание, (уже в который раз, между прочим) тщательно прочитывать подаваемые мне на подпись договора. Потом поклялся подарить Жулику какой-нибудь презент на китайский Новый год, благо он наступит ещё не скоро. А затем стал думать, как суметь уложиться с выполнением московского заказа за семь дней. Сам Господь так напряжённо не думал над сотворением мира, это я гарантирую.
Если по дороге из Китая с самолётом не произойдёт авиаинцидентов, то сам груз, примерно полторы тонны всякой электронной всячины, мы сможем забрать со склада в аэропорту уже завтра до обеда. Лично сам на таможне процесс проконтролирую. К вечеру всё это дело уже будет на производственном участке. Сборка на линии один день, Рашид обещал дать мне зелёный свет и мигалку. Потом, что? Отмывка, просушка собранных плат у отравительницы Наташки Метелицыной — ещё один день. Упаковка. Отправка. Праздничный запой.
Я приободрился. Теперь, главное выдать всем ответственным лицам, экспедиторам, инженерам, сборщикам и прочему народу живительных пенделей, а потом всего лишь проконтролировать их дальнейшую работу. Так-то у меня, по идее, на это есть менеджеры, те самые ленивцы паршивые, но в случае с москвичами, рассчитывать на них опасно. Лучше я всё сам под контролем держать буду, для надёжности. Тем более, это не долго — всего три дня.
Работа уже была в самом разгаре, когда ко мне заявился Григорьич своей собственной персоной. Я как раз стоял около шкафа, разыскивая на полках нужные мне папки с документами, когда он без стука влез в мой кабинет.
— Ставь пузырь начальник! — распространяя округ себя запах дешёвого одеколона, он нахально уселся прямо в моё директорское кресло.
— Каковой и должен быть нам отгружен в январе будущего года, — рассеянно дочитал я вслух предложение из нужной мне папки и посмотрел на дерзкого визитёра, — ты чего припёрся?
Григорьич в ответ сделал один оборот на моём кресле. На вид его просто распирало от каких-то новостей.
— Ставь, говорю бутылку, — повторил он и довольно ухмыльнулся, — нашли мы твоего анонима и всю его остальную братию.
Его слова, наконец, дошли до моего серого вещества, вытеснив на время из него дела московские. Я положил папку обратно на полку и закрыл стеклянные дверцы.
— За мной не заржавеет, — и я с уважением посмотрел на дорогого уважаемого гостя, — давай рассказывай. Потом возьмёшь вон с той полки коньяк на свой вкус.
Глаз бывшего полковника хищно нацелился на двадцатилетний «Курвуазье».
— Это дело, — согласился он, — короче для начала пробили мы его телефон…
Я заинтересованно присел на край своего стола, готовясь выслушать отчёт о проделанной оперативно-розыскной работе. Вот, что значит, когда работают профессионалы! Ладно уж, пусть немного посидит после работы в моём кресле, отдохнёт после напряжённой трудовой деятельности.
— Кофе чашечку не нальёшь? — склонив голову набок, искательно спросил Григорьич.
— Тебе, то пузырь, то кофе, нахал этакий — оборвал я его, — давай уже рассказывай, пока я тебя из кресла не выгнал.
— Пробили мы его телефон, — бодро продолжил Григорьич, — оказался зарегистрирован на мальчонку девятнадцати лет, родом из Краснодара.
— Блин, так я и думал, — вздохнул я, — взял липовый номер, сука.
Григорьич загадочно улыбнулся.
— Нет, не липовый, — поправил он меня, — а его собственный. Вашего Валеру запугивал и дырявил ему колёса бывший студент местной геодезической академии, Вова по фамилии Корниенко. Кудрявенький такой мальчонка в курточке, рост метр с кепкой. Короче, ниндзя ещё тот.
— А на хрена всё это ему понадобилось? — поразился я.
— Вот я и сам это у него спросил, — задумчиво сказал Григорьич, — хотя, даже на самом деле и спросить-то не успел. Я понимаешь, перехватил его у этой академии, показал, значит, удостоверение…
— Какое такое удостоверение? — с подозрением перебил я его.
Наш начальник службы безопасности слегка смутился.
— Это не важно, — сказал он, — а важно то, что он чуть ли не на колени передо мной не бросился. Спасите, мол, родная милиция, меня хулиганы убить хотят! Представляешь?
— Не совсем, — осторожно сказал я, — какие ещё хулиганы? Может он кому то ещё колёса проколол?
— А вот я и хотел тебя об этом спросить, — в голосе Григорьича появились нотки следователя КГБ, — его, понимаешь, за прошлую неделю два раза какие-то гопники около его дома отпиздили. — Он поднял вверх указательный палец, — два раза! И каждый раз при этом советовали не лезть не в своё дело! Какое дело-то?
Я несколько секунд ошеломлённо смотрел на Григорьича.
— Ё-моё! — я хлопнул себя по лбу, — неужели это Боря из запоя вышел? Нет, погоди, а почему два раза, тогда? Я ему, только один раз поручал.
— Не знаю, что ты там кому поручал, — вздохнул Григорьич, — но большая просьба на будущее, не мешать водку и коньяк в одном стакане. Как правило, на пользу делу это не идёт.
— Прости полковник, — признался я, — похоже, накладка вышла. Я понимаешь, сначала сказал Боре, а он негодяй в запой соскочил, а у меня уже времени ждать не было, — я остановился, — нет, но все равно не понимаю, почему он два раза его отмудохал. Обычно он всё точно вып… — я остановился окончательно, — ну, это впрочем, тоже не важно.
Григорьич понимающе усмехнулся.
— Ладно, не переживай, бывает, — добродушно сказал он, — вообще я имел в виду, что, как правило на пользу не идёт. Но иногда, наоборот, помогает. Вот помню, один раз на операции в восемьдесят третьем мы с милицией нечаянно пересеклись…
— Давай попозже про восемьдесят третий, — нетерпеливо перебил я ветерана спецслужб, — здесь-то, как это помогло?
— Здесь как? — неохотно оторвался Григорьич от сладких воспоминаний молодости, — здесь, короче говоря, помогло тем, что твои хулиганы довели парнишку уже до полной кондиции. Мне осталось только его успокоить, утешить и сказать, что органы во всем разберутся. Только ему надо рассказать нам всю правду. Всю без утайки.
— Рассказал?
— А куда он от меня бы делся, — отозвался бывший полковник, — вот только эта правда, оказалась, если так можно, выразиться, довольно странной.
— Странной? — недоверчиво переспросил я, — тут странное только-то, что послали на дело недоумка малолетнего. Они же там хотели просто какую-то забегаловку открыть. Стоило огород городить?
— Не забегаловку, а бар для своих, — поправил меня Григорьич.
— Ну, бар, — пожал я плечами, — а для каких своих?
А для таких, — сказал он, — этих вот самых, которые с радужными флагами разгуливают. Которые лесбиянки.
— Да ну, нафиг! — не поверил я, — ты что-то загнул.
— Вот тебе и да ну, — Григорьич вытащил из нагрудного кармана очки, водрузил их себе на нос, став похожим на выжившего из ума профессора, а затем уже извлёк из бокового кармана своего пиджака сложенный несколько раз лист бумаги. — У меня информация всегда точная, — и он неторопливо развернул лист.
— Шведская семейка на три персоны, — сообщил он, мне сверившись с бумагой, — причём все возрастом за пятьдесят. Некие Татьяна Мудова, Лариса Львова и ещё одна тётка армянской национальности, Норда… Норжа…, короче не важно, все равно она пока в своём Ереване скрывается.