Дане нужен был именно такой инструктор.
– Ну что ж, – Михаил Олегович решительно отодвинул тарелку и налил себе кофе, – я подумаю, как это организовать. Пока занимайтесь по прежнему графику. Я скажу тебе, когда приму решение.
Черт возьми, кажется, Володя действительно хорошо знает своего брата. Все как по нотам расписал. И вообще, я в этот момент почувствовал себя полным идиотом. То Нана дает мне советы – и они оказываются правильными, то Владимир. Все всё знают, все кругом умные, один я дурак.
– И еще одно, – не глядя на меня, добавил Руденко, когда я уже собрался идти переодеваться. – Я тебя предупреждал, что все вопросы ты должен решать только со мной.
Он не спрашивал, он утверждал, и я как-то не понимал, какой реплики он от меня ждет, поэтому просто кивнул.
– Вчера брат мне сказал насчет твоей встречи с участковым. Еще раз позволишь себе передавать мне что-то через третьих лиц – уволю. Всё. Свободен.
Тьфу ты! А я-то уж подумал было, что папаня – приличный человек. Никакой он не приличный. Обыкновенный самодур.
– Извините, – пробормотал я и метнулся в сторону коридора.
– Постой.
Я замер на пороге, решая, обернуться или так и стоять спиной к нему, изображая гордость.
– За то, что бабам ничего не сказал, – хвалю. Молодец. Голова есть на плечах.
Или все-таки не очень самодур? Когда-то в детстве, когда я еще читал книги (по настоянию педагогически подкованных родителей), меня совершенно потряс один эпизод из романа Гюго «Девяносто третий год». Матрос на корабле плохо закрепил пушку, и она начала кататься по палубе, угрожая передавить все живое, что попадется на ее пути. Этот же матрос, рискуя жизнью, сумел ее остановить, и капитан вынес решение: за героический поступок матроса наградить, а за халатность – расстрелять. Я тогда никак не мог понять, как это можно одновременно награждать и наказывать. Оказывается, можно.
* * *
Ждать решения Михаила Олеговича пришлось целую неделю. Дане я ничего пока не говорил, и мы продолжали заниматься два раза в день, разбавляя спортивные нагрузки танцевальными элементами. Дважды за эту неделю я провожал Дану в «соседний» дом и заставлял подниматься на шестой этаж без лифта, и каждый раз, открывая мне дверь, Владимир глазами спрашивал: «Ну как?», а я едва заметно качал головой, дескать, пока никак, решение еще не принято. Замухрышка Муза приглашала меня выпить чаю, но я отказывался и убегал: надо было ездить смотреть квартиры, кроме того, понемногу начала налаживаться моя привычная тусовочная жизнь, я нашел кое-каких знакомых и даже замутил с одной миленькой девчушкой, которая уже оставалась у меня ночевать.
После первой встречи с Владимиром Руденко я доложил о своих впечатлениях Нане Ким, не преминув заметить, что среди книг в его квартире я не заметил никаких стихов.
– У него однокомнатная квартира? – иронично осведомилась Нана.
– Да нет, я же сказал тебе: «двушка».
– А во второй комнате ты был?
– Нет.
Я уже понял свой промах и начал злиться, причем больше на Нану, чем на себя самого.
– Почему ты уверен, что социологией занимается Владимир Олегович, а не его жена? Ты его спрашивал? Почему ты уверен, что никто из них не увлекается поэзией?
Ну дурак я, дурак, согласен, зачем же сыпать соль на рану?
Но личное знакомство с братом хозяина дало мне все основания говорить об этом с Даной, что я и принялся делать во время массажа. Девочка разговор о дяде поддерживала с удовольствием и сообщила мне, что Владимир Олегович, оказывается, действительно социолог, доктор наук, а Муза Станиславовна – тоже доктор, только искусствоведения. В общем, такая научная парочка.
– У них есть дети? – спросил я, не особо доверяя собственной памяти.
Вроде бы Владимир что-то такое брякнул о том, что у него детей нет, но, может, мне показалось?
– Нет.
– А что так?
– Тетя Муза очень болеет, она совсем слабенькая, – ответила Дана.
Я в медицине, тем более в женских делах, разбираюсь слабо, и ответ меня более чем удовлетворил. Тем паче жена Владимира действительно производила впечатление слабенькой и болезненной.
– Твоя тетя Муза, наверное, стихи любит, – заметил я.
– Да что вам дались эти стихи! То вы про папу спрашивали, то про тетю Музу, – сердито проговорила Дана. – Тетя Муза занимается живописью эпохи Возрождения. Стихи тут совершенно ни при чем.
Ну да, ну да… Лучше поощрять молодых поэтов и немногочисленных ценителей их творчества, чем переводить деньги в больницы и детские дома, где есть опасность, что все украдут. Помню, как же. Когда я передал эти объяснения Нане Ким, она долго хохотала, а потом стала серьезной и сказала:
– Пашенька, это все для дураков. Для подростка пятнадцати лет подобные резоны вполне годятся, но не для меня. У серьезных людей за принятием тех или иных решений, особенно решений финансовых, решений о том, куда вкладывать деньги, всегда стоят очень серьезные аргументы и мотивы. А Михаил Руденко – человек весьма и весьма серьезный. Постарайся все-таки узнать, не корешится ли он с криминальными авторитетами.
Легко сказать… А как сделать? Но вариант подсказала все та же Нана, когда я отчитывался о субботнем дне и знакомстве с семьей папаниного брата.
– Значит, говоришь, Михаил Олегович с супругой и племянницей отправились на открытие клуба в Никольском? – задумчиво проговорила она. – Мой шеф тоже поехал. А ты поговори с племянницей, порасспрашивай ее, как там все было, кто был, с кем она познакомилась. Давай, Паша, давай, шевелись, проявляй здоровую инициативу.
Разговаривать с очаровашкой Юлей мне не хотелось. Я уже понял, что даже намек на возможное нарушение указаний воспринимается папаней очень болезненно, и с утра пораньше я успел получить по шапке. А ведь он предупредил меня, чтобы я с Юлей – ни-ни. Начну заводить с ней задушевные разговоры, а он подумает невесть что. И уволит. Мне оно надо?
Но день, начавшийся с утреннего, я бы даже сказал – рассветного нагоняя, все-таки был воскресеньем, и встреча с Юлей оказалась неизбежной. К этому времени мне удалось перевести Дану на пятиразовое питание, как и советовала моя бывшая подружка Светочка, поднаторевшая в тяжком похудательном искусстве, так что между завтраком и обедом ей полагался стакан обезжиренного кефира, который моя ученица должна была не выпивать, а медленно съедать чайной ложечкой (тоже Светкина рекомендация, на которой она особо настаивала). Учитывая катастрофический недосып, я после утреннего занятия подремал в своей конурке и в половине двенадцатого выполз в столовую, надеясь на легкий перекус, где и застал страдающую над кефиром Дану в обществе завтракающей Юли. Ничего себе спит красавица! У нее даже глаза, по-моему, еще не полностью открылись.
– Поздновато встаете, мадемуазель, – пошутил я. – Некоторые уже с семи утра на ногах.
Я с одобрительной улыбкой кивнул на Дану, но девочка на мой позитивный посыл не ответила и еще ниже склонилась к своему диетпродукту.
– Конечно, – выразительно протянула Юля, – некоторые имеют возможность сидеть дома, жить по графику и вовремя ложиться спать. А другие должны за них отдуваться. Мы вчера в два часа ночи вернулись. Я устала на этом приеме – просто ужас! Думаешь, много радости там толкаться? Я бы тоже, может, с удовольствием дома посидела, кино бы посмотрела, или завалилась бы куда-нибудь с друзьями, где поинтереснее. А приемы эти – полный отстой, скукотища. Все из-за тебя, Данка. Не была бы такой коровой – сама бы ездила с родителями и мучилась там.
Любопытный взгляд на вещи… Если я что-то понимаю в светской жизни, на приемах «по случаю открытия» скучно никогда не бывает, всегда есть какая-то программа, и чем богаче принимающая сторона, тем программа ярче и тем больше звезд приглашается для выступлений. Не говоря уже о всяческих розыгрышах, где в качестве призов фигурируют отнюдь не дешевые штучки вроде пятизвездочных круизных путевок или даже автомобилей. Почему же Юленьке было скучно? Может, никто не клюнул на ее красоту, никто не ухаживал, внимания не оказывал?
– Ты там, наверное, была самая красивая, – уверенно заявил я. – Ну, признавайся, скольким кавалерам телефончик дала?
– Да ну-у-у, – вяло протянула она, – какие там кавалеры? Все приличные – с женами, а кто один, тот зеленый молодняк. Несерьезно.
Зеленый молодняк ей, видите ли, не годится. А кого ж ей надо-то? Столетнего деда-миллионера? Между прочим, молодняк на таких тусовках тоже не с улицы, а исключительно из домов богатеньких родителей. Она что, такая тупая, что не понимает элементарных вещей? Не похоже.
– Да ладно тебе, – я изобразил на физиономии живейший интерес, – расскажи поподробнее, кто там был, кого видела.
Томно попивая кофеек, Юля равнодушным голосом перечисляла фамилии, которые я судорожно старался запомнить. Правда, многие имена были знакомыми, уже легче. То есть лично я этих людей не знал, но фамилии на слуху, известные.
