[С. 179] Прибывший в Москву 24 апреля 1658 года грек Исаия Остафьев в Посольском приказе заявлял, что Иерусалимский патриарх Паисий просил его, Исаию, взявши с него в том присягу, известить великого государя через боярина Илью Михайловича, что у Иерусалимского патриарха есть ближний человек у султана, бывший родом грек, а патриарху друг и советник, имя ему – Шаптам-ага, который говорил патриарху: у турок есть помышление переменить господарей Венгерского Ракоция, Валахского Константина и Молдавского Стефана за то, что они держат между собою совет, заодно и с казаками сочетаются; и если их не сменить и не казнить, то султану невозможно будет послать ратных своих людей, а как поставит новых князей, то можно будет ему на казаков, ибо тогда не будет гетману вестей ни письменно, ни словом и не будет в силе. Обо всем этом писал султану крымский хан, а также и о том, что король Литовский учинится ему данником и будет платить ему ежегодно по 3000 ефимков, лишь бы султан прислал ему помощь с новыми воеводами. Обо всем этом велено было патриархом доложить государю через ближнего боярина словесно.
В том же году 6 июня приехал в Москву грек Иван Анастасов и в расспросе заявил между прочим, что султан по челобитью армян велел было убить Иерусалимского патриарха, потому что армяне давали за то визирю и пашам 200 000 ефимков; но визирь про то разыскивал и велел побить тех покупщиков-армян, иерусалимского пашу и иных всех заводчиков, и церкви греческие, которые были за армянами, все отданы по-прежнему Иерусалимскому патриарху. Более обстоятельные [С. 180] известия прислал в Москву об этом событии архимандрит Иоасаф, бывший в Москве в конце 1652 года и поступивший на службу нашего правительства в качестве тайного политического агента в Турции. Теперь он писал государю (в ноябре 1658 года): «Объявляю великому вашему царствию страшное смутное дело, которое учинилось: блаженнейший патриарх наш Паисий хотел починить корону свою, и огласилось сие армянами и другими злыми людьми ближнему цареву человеку и визирю. Они отдали патриарха под стражу Гасан-паше и Юсуф-паше, сиречь земским боярам, и, сковав его, весьма мучили, а корону его, взяв, отослали в Адрианополь к визирю с великим человеком Юсуф-агою. Потом ночью, взяв патриарха, отвели его туда, где был замучен и конец принял Парфений, патриарх Вселенский, и хотели и его тут же повесить, а потом отвели его к адрианицким воротам, чтобы больше денег посулил, и мучили его страшно, и многих купецких людей, – учинился великий страх и трепет… Укрылись все купецкие люди, и только я, раб вашего царского величества, да иные четыре человека старцев тайно ходили в Адрианополь и виделись с визирем. Изволением Божиим визирь то наше дело доложил султану, и царь о том спросил визиря: носят ли де патриархи венцы? Визирь ему сказал: пожаловали патриарху носить венцы, как Евангелие чтут, дед ваш. И царь приказал: пусть-де он, патриарх, носит про мое здоровье, и тотчас прислал человека с наказною грамотою, да не будет никто против патриарха. И всех тех людей освободили по сему наказу, только от того патриарху много убыли стало и Святому Гробу. Патриарха мучили горько, и ожидал смерти всякий час, только лишь не казнили… [С. 181] Богомолец святаго вашего царствия патриарх хотел объявить письмом о великих своих нуждах и бедах и повседневном заключении… но ныне турки с французским брань имеют, для того и смотрят всякие письма. Патриарх от великих долгов бежал Черным морем и думал быть в Иверской земле, а меня оставил на свое место прикащиком, в великой погибели, в монастыре на подворье, и приказал мне писать вашему царствию о всяких делах и статьях с верным рабом вашего царствия Иваном Юрьевым, и он, Иван, смышлено будет объявлять вашему царствию из уст своих. Сего ради пишу с великим страхом и трепетом, ибо не гадаю и не чаю доехать рабу сему до вашего царствия»[90].
8 ноября 1659 года греки Дементий Петров и Дмитрий Юрьев привезли в Москву государю грамоту от патриарха Паисия (самой грамоты в деле не имеется), в которой он извещал государя, что до него дошло царское жалованье, посланное в прошлом году с греком Дементием, и, уведомляя затем о тесноте своей и мучениях от безбожных турок, снова просит государя прислать ему милостыню. Паисию послано было, по примеру посылок прежних лет, на 100 рублей соболями[91]. Это была последняя грамота патриарха Паисия к русскому правительству: через год с небольшим, именно 2 декабря 1660 года, он скончался.
Подобно своему предшественнику Феофану и Паисий-патриарх иногда обращался к государю с ходатайствами за разных просителей милостыни. Так, 1 октября [С. 182] 1660 года прибыл в Москву сербского Крушедолова Благовещенского монастыря архимандрит Амфилохий, о котором Паисий писал государю: «Буди ведомо державному христианскому царю, что в нынешних временах показал тя Господь наш Иисус Христос, яко великаго и древняго царя Константина – утверждение благочестивой вере нашей, и ревнитель ты еси его во всем: строиши и распространяеши Церковь Христову, яко же Христос строил Своею Кровию, и по всей вселенней славна великая ваша царская милостыня, что еси всегда творишь монастырем и всем церквам Божиим; и сего ради прибегает всяк получить милость от царствия вашего – глаголю убо меж зверей диких и им покоренным будучи агарянским детем – равным зверем. Такожде и сей архимандрит Амфилофей сказал нам, что он имел у себя две жалованныя грамоты – царя Бориса и царя Василья, в их обители в Кросодоле, во области сербские, и те-де жалованные грамоты агареня из монастыря пограбили. А того монастыря соорудители были Максим архиепископ, да два короля: блаженные Иван да Стефан с материю их Ангелиною. И для ради подлинной достоверности бил вам челом сей архимандрит с братиею, чтоб нам послать к великому вашему царствию молитву, и благословение, и прощение, и подлинно ведомо учинить, что они добраго и святаго монастыря и постоянно поминают благоверных чин. Посему прибегают они, бедные, и поклоняются к великому вашему царствию, и просят милостыну от великого вашего царствия, и пожалуй их как тебе всемилостивый Бог известит».
От 6 апреля 1651 года Паисий писал государю относительно архимандрита Евфимия, приехавшего в Москву за милостынею [С. 183] с ларисским архиепископом Каллистом: «Поелику многие благочестивые христиане: архиереи, игумны и вельможи прибегают со стороны восточной к богодарованной его державе с патриаршими грамотами, и получают утешение в печалех, и, возвращаясь в свои области, молят Бога о его царском здравии, то и сей священноинок приезжал с свидетельствованными грамотами, что он обижен от агарян, которые хотели раззорить его монастырь, и потому патриарх молил о даровании ему милостыни». Встречаются и еще подобные грамоты патриарха Паисия, хотя их, сравнительно с количеством рекомендательных грамот патриарха Феофана, и очень немного[92].
Обзор сношений Иерусалимского патриарха Паисия с русским правительством показывает, что эти сношения имели важность прежде всего для русской церковной жизни, на которую они оказали очень заметное влияние. Русские порознились с современными им греками в некоторых церковных чинах и обрядах, почему уже патриарх Феофан, находясь в Москве, настаивал перед царем и Филаретом Никитичем об отмене некоторых церковных обычаев на Руси ввиду их несогласия с обычаями, практиковавшимися во всей Греческой Церкви. Гораздо далее Феофана пошел в этом деле патриарх Паисий. Во время своего пребывания в Москве он вел переговоры по церковным вопросам с государем, учинял соглашение с патриархом Иосифом, но главное, что особенно важно, – вел беседы с Никоном, сначала архимандритом, а потом новгородским митрополитом, указывая ему на разность некоторых церковных [С. 184] обрядов у русских сравнительно с тогдашними греческими и на необходимость их согласования в том смысле, чтобы русские особенности были исправлены по образцу греческих. Эти беседы, на которых Паисий «зазирал» Никона, привели последнего к сознанию необходимости произвести церковные исправления в широких размерах, в видах согласования русских церковных книг, чинов и обрядов с тогдашними греческими. Чтобы поддержать решимость Никона действовать в указанном направлении, Паисий по отъезде из Москвы посылал сюда из Молдавии двух митрополитов: назаретского Гавриила и навпактского Гавриила Власия, которые по поручению Паисия укрепляли Никона в его решимости начать церковную реформу, так что известная и богатая своими последствиями для дальнейшей нашей церковной жизни деятельность Никона во многом обязана и своим началом, и своим общим направлением именно Иерусалимскому патриарху Паисию. Побуждения, которые руководили в этом случае патриархом Паисием, понятны: он увидел, как многие русские благодаря именно своим тогдашним церковным особенностям неблагоприятно стали смотреть на современных греков, готовы были видеть в них отступников от древнего церковного чина и обряда, народ, Православие которого очень сомнительно; как они относились поэтому к современным грекам с заметным пренебрежением, как к низшим себя в делах веры и благочестия. Дальнейшее развитие и усиление этого направления в русской жизни могло в будущем угрожать даже разрывом Русской Церкви со Вселенскою Греческой, а грекам окончательною потерею всякого влияния и значения у русских. Интересы [С. 185] Вселенского Православия и национальные греческие интересы, которые у Паисия всегда стояли не на последнем плане, и побудили его энергично позаботиться о поддержании и возвышении на Руси греческого церковного авторитета, а вместе и престижа греков вообще в глазах русских, к чему действительно прямо и вела церковная реформа Никона, возникшая и потом проведенная под влиянием и при деятельном участии греков.
