Зеркалят во мне, дробятся эхом, от которого оживают разом все бесы.
Иногда от близких слышал, что я с бесовщинкой. Наверное, они правы.
Все черти ожили и бомбят в грудную клетку изнутри.
– Ратмир!
Лиля еще пытается сопротивляться! Сама же то натягивается до жесткого звона, то обмякает горячим потоком на мои руки.
Пальцы рвут стремные колготы на промежности. Трусы сбиваю в сторону. Ну, мля, даже белье на ней несексуальное совсем, а что же так вставляет от вида собственных пальцев, запущенных в этот беспредел.
– Прекрати! – новый возмущенный писк, сорвавшийся на стон.
Едва успел мазнуть пальцами по напряженной кнопочке, как Лиля тонко и громко стонет, сжимая бедрами мою руку, стискивая ее.
Дальше никак, что ли?
Ерунда…
Не хотел применять силу, но, млин, придется!
Ни разу не видел, чтобы девушки так сопротивлялись оргазму! А ведь она хочет-хочет, ее клитор такой разгоряченный и взведенный, что от одного касания заколыхался трепетной дрожью.
Пока Лиля пытается выпутаться из блузки с курткой, я хозяйничаю над ее телом, играю с ним, покусываю и лижу соски. Целюсь на тонкую шейку, придерживая своих адских псов. Если дать им волю, будет лютый треш. Я хочу в это горло, я могу вбиться в него и сжимать до хруста тонкую шейку… Она же сбежит. Испугается. Точно испугается, будет верещать и сбежит на конец света. Не выдюжит этой лютости. А я не хочу… Не хочу, чтобы сбегала. Долго играть в нее хочу, сводить с ума пошлостями. Она от них течет… Мокрая, взбудораженная. Трындец, какая взлохмаченная, вспотевшая от усилий. Визуально напоминает взмокшего воробушка, который пытается выбраться из лап здоровенного кота, снова и снова получает по темечку, но еще брыкается и пыжится, пыжится изо всех.
Яро любуясь ее сопротивлением, цепляющим за нутро, приоднимающим все, что можно приподнять. Даже яйца, тяжеленные от скопившегося семени, подскакивают к самому верху, ноя от желания опустошиться.
– тшшш… Дурная моя! – снова впиваюсь зубами в сосок. – Какая у тебя сладкая грудь. Отзывчивая! – дую на торчащий, покрасневший сосок.
Он сморщивается и становится тугим, как камушек.
– Играла с грудью? Трогала свои сиськи, Ли-лич-ка!
«Кончик языка совершает путь в три шажка по небу, чтобы на третьем столкнуться о зубы…» Ли. Лич. Ка.
Не умалишенный же я, как герой Набокова, но чувствую себя именно таким – противоестественно одержимым к той, которую желать не должен.
– Они у тебя такие отзывчивые, просто атас… Я тебя только прижал, но уже знаю, что это твоя эрогенная зона… – медленно-меделлно лижу языком тугой сосок, зализывая по спирали.
Она закатывает глаза и дергает искусанными губами, сдерживая всхлипы и стоны. Добавляю немного… Срывается на вскрик и начинает дрожать чаще и чаще.
Отодвинувшись на миг, любуюсь устроенным безобразием. Под дерзкой, торчащей грудью ребра под тонкой кожей – выступают, как плашки пианино – на пересчет.
Недоедает, что ли? Я накормлю… Отогрею. Приодену…
Будет моей маленькой плохой училкой. Карманная заводная штучка. Кусается, фырчит, но готова кончить!
Пальцы сводит от желания еще раз прикоснуться к ее отзывчивой кнопочке. Но моя стервочка так сильно свела бедра: запястье онемело.
Пора придавить пожестче, но в этот миг она выдергивает левую руку из рукава и шмякает мне звонкую пощечину!
В правом ухе зазвенело моментально.
Другой бы растерялся, но я напротив привык уходить от удара или получать их, пришел в себя еще до того, как она меня хлопнула.
– Ошибочка вышла! Помарка!
Отвесив мне пощечину, она теряет контроль над остальным телом. Значит, разжимает бедра. Встряхиваю рукой, быстро возвращая ей чувствительность.
Резким жестом вклиниваю колено между ее бедер.
Ахает.
Жестко?
А как ты хотела?
Я же с благими намерениями – сплошь, как один, с оргазмическими, обоюдно-приятными, а она шипит! Стонет и шипит, шипит и стонет. Готова кончить только от того, как я ей сиськи целую, но сопротивляется!
Разве так можно?
Хорошо же начали!
Пальцами нащупываю ту самую точку, от ласки которой чувствительность Лилички взрывается фейерверками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Точечными нажатиями разгоняю пульсацию до частых спазмов и смотрю ей в глаза, как они темнеют, наливаются, выдают одну эмоцию за другой.
В них все, кроме равнодушия.
О да, мне удалось вывести ее из себя.
Хлесткое нажатие на клитор, сильное сжатие.
Бедра стягивает спазмом, тело вытягивается вверх и навстречу моим пальцам.
– Еще… Я знаю, ты хочешь. Еще… Дай мне! – хриплю, бомбя частыми междометиями.
Если в намерениях присутствовала цензура, то она оказалась раздавленной, стоит мне лишь коснуться пальцами ниже. Ее влага такая скользкая, шелковистая, как масло.
Вот-вот готова кончить, и я обещал ей, знаю, что все будет обоюдно.
Но она, сука, такая стервочка, что не насадишь, сама не даст!
А я хочу чувствовать, как она дергается от оргазма. На всю длину хочу ощутить, как она меня тискает. Мой член глубоко в ней. Вот чего мне хочется.
Выдержки не хватает. Вздернув строптивицу на комод, жестко вклиниваюсь бедрами, срывая трусы вниз.
Второй рукой приближаю девушку к себе. Она возмущенно ахает и замирает, рассматривая мой член, словно впервые увидела мужской прибор. Даже возмущаться забывает, только дышит часто-часто, выдыхая мне в лицо разгоряченным паром.
Готов поспорить, от меня парит не меньше.
Я приближаюсь к ней на максимум, сжав эрегированный член в кулаке, головкой веду по припухшим складкам, размазывая свою смазку по ее влаге.
– Ратмир! – едва не глохну от того, как громко она позвала меня по имени.
Поздно. Слишком поздно. Когда я так долго отодвигал секс с девушкой? Ни разу! Слишком сильно хочу ее взять.
Отсрочки не проканают.
Отговорки не сработают.
Договариваться и извиняться за нарушения данных обещаний буду потом. По факту…
Лиля в ответ царапает ноготками мою шею, впиваясь под кожу. Прочесывает плечи до крови.
Раскачиваюсь. Толчок бедрами…
– Полетаем, – толкаюсь в узкий вход разбухшей головкой.
Концентрация чувств – на максимум. Пробивает до самых глубин от влажного жара. Сталкиваемся…
– Я девственница! – тормозит «пилота» на стадии взлета.
– Что?
Замираю после ее заявления. Ствол дергается в кулаке, как живое существо, едва не срываясь в движение.
Слова Лили тормозят, размазывают все намерения в пыль.
На месте недавних желаний взять ее всячески и заставить выть от удовольствия появляется заторможенная пустота.
– Я девственница. Ни с кем еще не была.
Лиля облизывает губы, трясет головой, рассыпая темные спутавшиеся волосы.
– Ни разу ни с кем не была! – глотает окончания.
Я подвис, не понимая, как такая жаркая, отзывчивая девушка могла остаться целочкой до сих пор. Все на паузе, только пальцы лениво, как на замедленном воспроизведении наглаживают напряженный ствол.
– Ни разу, – добавляет Лиля совсем тихо и отталкивает меня в грудь ладонями. – Я… Мне уйти лучше. Забудь. Я ничего не хочу, место для ночевки найду. Спасибо. Я…
Она неловко спрыгивает с комода и натягивает мокрые трусы с разорванными колготками, пытается еще юбку дешманскую свою одернуть.
– Куда?
Натягиваю трусы повыше, пряча в них «змея», который помещается с трудом, оттягивая головкой резинку.
– Стоять, я сказал! – выдыхаю в плечо Лили, которая успела повернуться ко мне спиной.
Прижимаю ее к комоду, буквально запирая между ним и своим телом. Собираю рассыпавшиеся волосы, отвешивая легкий поцелуй в шею. Ммм… Как она пахнет сладко!
Отодвигаюсь, заглядываю в смущенные глаза: не врет ли?
– Это шутка такая?
Задерживает дыхание, выдает с шумным выдохом:
– Думаешь, сейчас подходящее время для шуток?
– Нет, – выдаю немного агреессивно. Пилот в ауте, что его так жестко стопарнули перед самым интересным. – Но время для облома – самое подходящее.
