– Дурак! – толкает со шлепками ладоней в голую грудь.
Загораюсь только от одного ее взгляда, а когда смотрю на тело, которое она еще не скрыла за своим тряпьем, как следует, взрываюсь. Перехватываю ее под коленями и забрасываю на спину, утаскивая ее за собой.
Думаю, что она чешет насчет целки. Но вдруг не врет? Есть крошечный процент вероятности, и, если он верен, нехорошо получится, если я ей на комоде в прихожей по самое основание вставлю. Мне кажется, Лиля из таких мечтательниц – для которых обстановка играет важную роль. Трахнешь на шелковых простынях – будет помнить с улыбкой. Зажмешь в углу, стоя трахнешь – будет шипеть. На итог не посмотрит, на промежуток, в котором, уверен, она будет сама выпрашивать «еще» – тоже не взглянет, но за деталь зацепится.
– Отпусти! – шлепает по спине, а ее по заднице.
Мне даже в кайф, что она брыкается. Приелось слепая готовность раздвигать ноги, царапает приятно, что она все же по мне течет, не меньше, чем другие, но выдает другую программу прелюдии. Никогда бы не подумал, что долгая игра перед сексом будет так нравитя, но нравится же. По венам – кипяток. Сердце скачет до небес, когда опрокидываю свою добычу на кровать, в ворох дорогих простыней.
Она пытается лягнуть, но я все же стягиваю с нее юбку.
– Божье наказание, а не юбка! Узкая, как гондон, как ты ее натягиваешь вообще? Маслом смазываешься?
Лифчик летит туда же – на пол.
– Дурак! Я не шутила насчет девственности! – замирает полностью обнаженной, опираясь на локти.
Думал, будет прикрываться, но она лишь тяжело дышит.
– А я не шутил насчет своих намерений выяснить, так ли это на самом деле.
– И что, если правда.
– Ножки раздвинь, – подкатываю вверх, опускаясь на нее телом, развожу пальцами губки, ощущая между ними шелковистую смазку.
– Если правда, то ты самая жаркая штучка, и мне несказанно повезло.
Накатываю сверху, придавливаю своей грудью. Ее тугие соски царапают мою кожу.
Лапаю Лилю за бедра, толкаясь своими.
Глаза в глаза. Судорожный выдох. Протяжный стон…
– А мне? Мне тоже повезло? – спрашивает срывающимся голосом.
– Судя по тому, как ты реагируешь. Тебе несказанно повезло.
– Я не думала, что все будет так.
– Шикарная хата. Простыни… – шарю ладонью по кровати, находя пульт от подсветки.
Свет гаснет. Быстро переключаю режимы, находя тот, что создает интимный полумрак и легкую иллюминацию на потолке в виде медленно загорающихся и тускнеющих огоньков, напоминающих загорающиеся звезды.
Лиля замирает, слышу, как колотится ее сердце – будто в меня прорваться хочет.
– Антураж создан. Желание есть. Что еще? – спрашиваю и не даю ответить.
Целую.
Едва мой язык оказывается у нее во рту, чувствую, как плотно накрывает желанием. Неконтролируемым смерчем оно проносится по венам и устремляется вниз, к члену.
Пальцы изучают ее тело штрихами, жадными мазками. Трогаю между ног – ее мурашит и трясет.
Она такая заведенная, горячая. Просто пожар. Я восплампеняюсь еще больше, даже разжигать не нужно.
Не глядя, выхватываю из тумбочки презик, быстро стягиваю с себя трусы и раскатываю латекс. Ловлю на себе заинтересованные подглядывания Лили, но убежать она больше не пытается, замерла в предвкушении.
Наверное, мы достигли той стадии, когда мосты сожжены. Только вперед…
Окончательно раскрываю ее собой, придавливая телом и прессом. Ноги распахиваются.
– Шире… – толкаюсь языком в ее рот, алчущий поцелуев. Целуется она тоже остервенело, кусачая. Не меньше моего спешит привсунуть свой бойкий язык мне в рот.
– Еще шире. Я хочу в тебя…
Конец, обтянутый латексом, теряет проценты чувствительности. Поначалу рвет досадой, что я не могу ощутить ее влагу и тесноту без всяких барьеров. Потом веду пальцами между припухших губок, ныряю в жаркую влагу и забываюсь.
Ее пульсации сводят с ума, узкие стенки лона смыкаются на пальцах тесно.
Зажимаю зубы до крошева, начинаю раскачивать ее тесноту пальцами, раздвигать, раздалбливать.
Она громко стонет, выгибаясь подо мной. Ловлю мурашки на ее шее, поцелуями загоняю обратно. Но на очередной волне она снова выдает порцию дрожи, стискивая пальцы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Больше не могу терпеть… Пальцами выскальзываю из тесной дырочки, щипаю и трогаю клитор разгоряченный, чтобы она не подумала снова нести чушь про свою целку.
Пусть узкая, пусть не раздолбленная под хер, но не верю, что она с таким градусом жара, с таким желанием трахаться даже ртами может быть невинной.
Что она чешет?
Надавливаю стволом.
Слышу писк, подавленный глухим стоном.
– Чш… Расслабь свою щелочку! – втискиваюсь своим немаленьким размером, буром проникаю.
– Я… Я… Я… – не может выдавить из себя ничего, кроме стонов, охов и междометий.
Качнув бедрами, посылаю член в глубину, коснувшись эластичной преграды на миг.
Доля секунды разрывает сознание на «до» и «после».
Не соврала, что ли?
Я здесь первый? Ахренеть можно! Первым войду… глубже.
– Сейчас все будет!
Глава 23
Ратмир
– Ммм… Нет… Ооо…
– Да-да!
Крепче захватываю ее волосы у корней, второй рукой впиваюсь в бедро, притягивая к себе.
Ловлю искусанные припухшие губы, дую на них немного. Последние секунды выдержки тают. Член в ее глубине настойчиво трется как кот о последние границы, кровь выстукивает нетерпеливый ритм в конце разбухшей головки.
– Полетаем, говорил же… – целую ее глубоко.
Вонзаюсь быстро и остро. Последнее натяжение лопается под напором. Вонзился целиком. Перед глазами полыхнуло ярким. Лиля прикусывает мой язык, хозяйничающий у нее во рту, и дугой выстреливает под меня, аж подбрасывает.
– Тш… Сейчас хорошо будет! – зализываю ее ротик прикушенным языком.
Прижимаюсь ко лбу, глажу по волосам, вторая рука блудит по ее телу, обалдевая от вседозволенности.
Вопреки всем желаниям трахаться без остановки, вопрос ее удовольствия кроет меня сильнее. Сначала, чтобы Лиличке стало хорошо.
Немного даю ей вздохнуть между поцелуями.
– Ты… Ты… Ты здоровый! – выдыхает тихонечко. – Я даже дышать не могу, какой ты здоровый внутри меня!
Дую на ее распаренное лицо.
– Дыши. Вот так дыши.
Немного оттянув бедра назад, снова посылаю их вперед. Лиля тихонечко стонет, поскуливая.
– Ну же…
– Заканчивай! – требует неожиданно.
Внезапно острый смех разбивает легкие, словно они были из хрупкого хрусталя. Начинаю задыхаться, содрогаться крупно.
– Чтобы закончить, мне надо кое-что сделать. Двигаться быстро, а перед этим тебя удовлетворить!
– Сомневаюсь, что теперь такое возможно, там все… горит! – сжимает меня узкими стенками влагалища.
– Вызов бросаешь? Уверен, что кончишь.
– Если…
– Пусть «если», – соглашаюсь легко, потому что в себе уверен. – Пусть по-твоему будет «если», но оно случится, а потом ты всю ночь мне не отказываешь. Поняла?
– Если! – выдыхает с вызовом.
Откуда в ней столько огня? Откуда во мне столько неистребимой жажды укротить эту синеглазую?
Намеренно выбираю движения так, чтобы хватило места для пальцев. Медленный размеренный толчок на фоне закручивающихся движений по напряженной плоти.
Каждый ее стон, каждый выдох ловлю.
Хочу, чтобы она кончила.
Ее удовольствие становится и вызовом, и целью, как и все в ней.
Нажимаю плотнее, тело отзывается дрожью. Губы выпускают первый, после поражения, удивленно-протяжный стон. Заполучив его, словно желанный приз, продолжаю движения. Не останавливаюсь на достигнутом.
Хлестко размазываю вязкую влагу по дрожащему, отзывчивому бугорку плоти, двигаясь стволом размеренно, глубоко, без резких движений. Побеждаю собственное желание двигаться бесперебойно и часто, как инструмент.
Немного… Немного позднее все будет и для меня – уговариваю себя, чтобы не сорваться.
По факту – кроет. Неясно, на чем держусь. На каких принципах? По крови гуляет хаос.
