мука для поленты.
– Без обид, но в моих краях мы затыкаем ею дырки в стенах… Когда это случилось?
– Шесть лет назад. В последний раз девушку видели утром, когда она ехала на велосипеде в продуктовый магазин. Велосипед потом нашли в кювете.
– И никто не видел, как ее похитили?
– Нет. В такую рань на дорогах почти пусто, не ездят даже сельхозмашины и грузовики.
– В таком случае почему обвинили отца? Как его зовут, кстати?
– Санте. На мой взгляд, его приплели за неимением лучших подозреваемых. По версии магистрата, дочь он убил дома, но контрэкспертиза защиты разнесла эту гипотезу в пух и прах. В доме не обнаружили никаких следов борьбы, а на трупе – никаких улик, указывающих на причастность отца.
– Что он за человек?
– Помнишь «Отца-хозяина»?[36]
Итала помнить не могла, потому что не читала книгу и не видела фильм.
– Этот Локателли – невежественный чурбан-крестьянин, жестокий пропойца. Его жена потеряла второго ребенка из-за побоев. А после ее смерти он переключился на дочь.
– В каком смысле переключился? – спросила Итала, чувствуя, что покрывается гусиной кожей.
– Если хочешь моего мнения, он насиловал ее, но это так и осталось недоказанным. Во всяком случае, он обращался с ней как с рабыней. – Басси заметил, что Итала поморщилась. – В чем дело?
– Скажем, я рисковала закончить тем же.
– Как тебе удалось этого избежать?
– Я осталась вдовой. Когда именно произошло похищение?
– Знаю только, что в мае.
– Приятно было поболтать, – коротко попрощалась Итала.
Заскочив домой за кое-какими вещами, она поискала на карте Конку.
Итала знала о Контини далеко не все, но одно ей было известно точно: шесть лет назад в мае он сидел в тюрьме за драку при отягчающих обстоятельствах. Поэтому Нитти и не повесил на него в придачу убийство Марии Локателли.
Она поехала по провинциальной дороге, которая почти всегда вела в гору, а по сторонам проносились кукурузные поля и ряды виноградников. Двигаясь вдоль реки Серио, Итала миновала десятки деревушек, названия которых были написаны краской из баллончика на невразумительном полунемецком диалекте. Конка находилась на высоте восьмисот метров над уровнем моря и представляла собой небольшую разрозненную группу старых домов, спиралью поднимавшихся по улочкам до деревенской площади с церковью и табачной лавкой, где в этот час сидели только старики в панамах, защищающих от бледного солнца. Стояла полная тишина, в воздухе пахло навозом.
Итала вылезла из машины и подошла, чтобы завязать разговор. Это легко удалось: глядя на Италу, никто не заподозрил бы, что она не простая домохозяйка. История Локателли вышла наружу, смазанная проставленным «Кампари» и размякшей картошкой. Бармен поучаствовал в беседе, рассказав ей, что Локателли-отец – чудовище, а Мария была хорошей девочкой, глуповатой и очень религиозной: за пределами дома ее видели только в молельне.
Церковь находилась в двух шагах, и Итала постучала в дом священника, подготовив историю, которая показалась ей подходящей. Дон Луиджи, высокий мужчина с кустистыми бровями, открыл дверь в застегнутой на все пуговицы сутане. Итала словно увидела перед собой дона Альфио времен своей юности, только руки у дона Луиджи были другие – изящные, в отличие от мозолистых лапищ, тяжесть которых она не раз ощущала на себе в детстве.
– Здравствуйте, ваше преподобие, вы не могли бы уделить мне десять минут?
– Мы знакомы?
– Нет, но… так сразу и не объяснишь. Можно? – спросила она, указывая внутрь дома.
– Да, пожалуйста. Проходите.
Они сели в кухоньке, облицованной плиткой в цветочек, и священник поставил перед ней кувшин воды.
– Судя по акценту, вы не из местных.
– Угадали. – Итала представилась вымышленным южным именем. – Боюсь показаться старомодной, но я познакомилась с одним человеком…
– Вы хотите выйти за него замуж?
– Нет… просто хочу понять, стоит ли ему доверять.
– Синьора, не знаю, подходящий ли я человек, чтобы…
– Его зовут Санте Локателли.
Священник распахнул глаза:
– Вот как!
– Мне кажется, что он порядочный мужчина, но мы познакомились совсем недавно, и о нем ходят ужасные слухи.
– Господи, что вы хотите от меня услышать? Санте…
– Говорят, будто он спал со своей дочерью.
Священника прошиб пот.
– Нет, это неправда. Послушайте, синьора, я могу сказать лишь, что он из тех, кто любит распускать руки.
– Даже с дочерью?
– Нет, дочь он и пальцем не трогал. Я хорошо знал бедняжку Марию. Она была сущим ангелом, и даже такое чудовище, как он… – Дон Луиджи осекся, как будто только сейчас понял, какие сомнения не дают ей покоя. – Я не верю, что он ее убил. И судьи тоже не верят, иначе его бы не отпустили. Что же до остального, синьора, вы должны решать сами.
– Может, хотя бы расскажете о его дочке? Сам он молчит, а я не знаю, как спросить.
Итала на автопилоте выслушала всю прелюдию о том, какой набожной была покойница, а затем постаралась направить священника в более полезное русло. Она уцепилась за выражение «бедная девочка».
– Мария уже не была ребенком, возможно, даже встречалась с парнем… – забросила крючок она.
– Что вы, ничего подобного она и в мыслях не держала.
– Кое-кто из нынешних четырнадцатилетних даже с животом ходит…
– Думаете, я не знаю? К кому, по-вашему, они прибегают плакаться? Но Мария была не из таких. Кроме того… – Дон Луиджи открыл окно и указал на горные склоны. – Вы когда-нибудь бывали дома у Санте?
– Нет. Мы встречаемся в гостинице.
– Прошу вас, избавьте меня от подробностей.
– Простите.
Священник указал на долину:
– Видите ту группу ферм за мостом? Одна из них принадлежит Локателли. В деревню оттуда ведет единственная дорога, а у нас меньше двух тысяч жителей. Все друг с другом знакомы. Если бы у бедняжки Марии появился ухажер, мы узнали бы об этом. И отец тоже, а значит, парню не поздоровилось бы. – Он в упор посмотрел на Италу. – Это не секрет. То же самое я сказал магистрату на опросе.
– Но кто же, если не Санте, убил эту бедняжку?
– Наверное, кто-то заезжий. Но я уверен, что Мария ничем его не спровоцировала. Есть девушки, у которых на лице написано, что они плохо кончат, но Мария… Она была немного отсталой, если вы понимаете, о чем я.
– Недоразвитой?
– Скорее, невинной. Она была еще совсем ребенком. Знаете, каким был ее самый серьезный проступок? – На глазах священника выступили слезы.
– Нет.
– Она присоединилась к скаутам без разрешения Санте. У них штаб в молельне.
Упоминание о скаутах пробудило в Итале воспоминание, которое ей не удалось определить. Она отогнала его.
– Ну что ж, главное, что ее убил не Санте.
– Да простит