– Ну чего ещё удумали, кайтесь! – полюбопытствовал я.
– Да вот, дядя Валера, не слабо вам скатиться с вон той горбатой сопки? помявшись, молвил Димка.
Да, справа от нас, как бы втискиваясь в центр Солнечной Долины, громоздился горбатый дуэт сопок. Довольно высоких, но поменьше именитого Колдуна, гордо возвышающегося на фоне вулканов. «Не слабо» – отдалось эхом Димкино выраженьице.
А суть сводилась к тому, что следовало взобраться на верхний горб, разогнаться до нижнего подобия трамплина – сопки и… оторвавшись, пролететь. Сколько пролететь – не уточнялось. Главное было в том, что: во-первых надо выполнить этот самый полёт, во-вторых приземлиться (присопочниться) на обе лыжи и в третьих – устоять на них до самого подножия.
Вся ватага начала «давить на психику», говоря, что прыгнут первыми. Это вселяло надежду на осуществимость затеянного, хотя и не мной. «Ах, стервец, ведь он здесь прыгал и не раз!» – невольно подумал я и стало несколько не по себе: очень уж высоко. Но с сопки чуть ли не обгоняя дркг дружку, неслись как пацаны, так и молодые парни. Моих ровесников не наблюдалось.
Почти в возрасте моего сына, а то и старше, я прыгал с самопального трамплина на берегу Омки. И тоже на простых лыжах с ещё ремёнными креплениями. И тоже без чьёго-то разрешения. Просто хотелось рискнуть «не слабо» и не потрафить перед друзьями. Теперь, как видно, придётся повторить или… Шмякнуться всеми костьми. У подножия спуска кто-то заботливо убрал с трассы кучу переломанных лыж и палок. «Шмякались» здесь довольно часто. Хотя снежное одеяло так укутывало сопки, что падение почти никогда не приносило сюрпризов в виде переломов рук, ног.
Сугробы как на самих сопках, так и между ними таили в себе необъятность. Снег здесь падал в безветрии и был необыкновенно пушист. Не мудрено, что даже упавший самолёт в предгорьях Паратунки так и не смогли отыскать(!!). Так что мягкость могла оказаться и коварной, окажись ты в горах один.
Как бы напоследок, осмотрелся кругом: красота! А у подножия природного трамплина скопилось немало зевак. Среди них были не только друзья и знакомые Жени, но и мои. «А, будь что будет! Сам дурак. Надо было сразу отказаться, мол «не в коня корм», так нет же. А теперь изволь скатиться!» – думал я, обливаясь потом, делая «лесенку» по склону сопки.
Мальчишки уже взобрались и ждали меня. Ухарцы предвкушали зрелище, а заодно и возможность хлебнуть адреналина самим. И вот мы все на вершине снежного идола. Внизу, подобно муравьям, копошились десятки любопытствующих. Здесь их голоса не слышны: ветер, напрочь отсутствующий внизу, на вершине безумствовал. Кедровый лапник распластался, прижался от стихии к спасительной горе.
Лыжня спуска блестела зеркалом, слепила даже в тёмных очках.
– Первый, пошёл! – выкрикнул моему сыну Серёжка. И Женя ринулся вниз, сжавшись почти до колен. Невольно сжался и я, переживая за сына. Следом пошёл Дима, махнув ободряюще мне рукой. Я продолжал отслеживать спуск сына. Вот он уже пружинно оттолкнулся от вершины нижней сопки и как бы завис в воздухе и пропал, сркывшись за карнизом сопки. Но уже через несколько мгновений он как бы вынырнул у подножия. Вот уже сын далеко внизу машет руками. Всё в порядке.
Последним пошёл на лыжню спуска Юра: «Не дрефь, дядя Валера! Всё будет ладненько! Ждём внизу!»
Всё. Пора и мне. Оглянулся назад, там карабкались на макушку ещё «любители адреналина» и тоже на беговых. Ветер завывал ехидно: «У-уу, у-ух стра-аш-шно, жу-утко стра-аш-шно! Бо-ойся!
– Эх-ха, мать честная! Па-алундра-а!! стараясь заглушить страх, заорал я и метнулся по обледеневшей местами лыжне.
В первую же секунду мне стало ясно, что мотоочки у ребят были не для форса. Да и мой сын где-то разжился: без очков, именно ветрозащитных, на скоростном спуске гиблое дело. Встречный ветер почти игнорировал солнцезащитные очки. Глаза заслезились и я уподобился «ёжику в тумане». «Устоять бы, не грохнуться!» – подумалось, под стук собственных зубов. Напрягся до предела, ощущая каждую выемку, пружинил. Тело вспомнило те прыжки с трамплина в юности. Здесь-то спуски были не в диковину, но не по такой жёсткой лыжне-узкоколейке.
И вот меня вжало на подъёме нижней сопки, да так, что я едва не сел на лыжню и… выбросило в нижние слои атмосферы. Ориентация мной была потеряна, остались воскресшие инстинкты. Раскинул руки в стороны. Наверное это был полёт. Абсолютно свободный полёт в никуда. Внутри меня что-то беззвучно оборвалось и мысленно шлёпнулось на склон. Вслед за «что-то» шкрябнул пятками лыж и я. Невольно присел, откинулся, удерживая равновесие. Лыжи дребезжали так, что казалось вот-вот разлетятся в щепки. Но они резко вырвались из-под меня, дав волю моей пятой точке самостоятельно пересчитать первые два-три бугорка. Потом неведомая сила так крутнула меня, что лопнула шкура. Где лопнула – не понятно, но её треск я явственно ощутил. Напоследок моё бесчувственное тело та же сила, скорее всего инерции, отбросила в сторону от лыжни, спутав мои ноги с лыжами.
«Вот теперь всё! Господи, только бы не позвоночник!» – ожгла мысль, чувствуя, как холодеет чуть ниже спины.
Осела поднятая мной снежная круговерть. И я увидел воочию стоявших совсем рядом отдыхающих лыжников. Они почему-то смеялись. Нет, они просто дёргались в конвульсиях от смеха. Пришлось сделать попытку пошевелить ногами. Я их не видел, но понял: ноги целы. Значит и позвоночник цел?! А что же тогда треснуло? И рука потянулась туда, где потянуло холодом…
И, о боже, это была моя оголёлённая задница. А треснули крепчайшие джинсы, причём вместе с трусами. Не выдержали они резкого сида при приземлении. Ко всему сломало правую лыжину, когда меня швырнуло на махоньком бугорке справа. И какое благо, что свои титановые палки я оставил моему соседу покататься. С ними мне вряд ли так повезло при падении. А тут я сгрёб в пятерню остатки брюк, и, прикрывая срамоту, поковылял домой. Мой сын и его друзья обещали зайти попозже. А Женя, помявшись и посмеиваясь, сказал: «Па, а ты молодец! Не ожидал!» Ну а что, полёт-то состоялся!
Собака в окне
Она сидела здесь всегда, когда народ валом двигался на работу, либо обратно. В большинстве из прохожих собачка узнавала вчерашнего знакомого, а то и недельной давности. От каждого из них у животного имелось своё впечатление, а то и вовсе некие ассоциации. Такая вот была собака. Она, разве что с перерывом на обед, а то и на ночь, созерцала улицу. И делала это просто зачарованно, абсолютно не шевелясь. Многим прохожим так и мыслилось: «Смотри-ка, надо же, такое натуральное чучело сделать! Но те, кто успевал заглянуть ей в глаза, сразу же проникались добротой к этому существу. А глаза у Бетси (так назовём мы нашу героиню) живо блестели маслинами и в них отражался весь уличный мир. Мир, прямо скажем, не очень привлекательный слякоть, ветер и должно быть собачий холод. Но всё это было по ту сторону стекла. Грязный снег из-под колёс машин, изрыгающих дым, бездомные собаки и люди, люди… Много, очень много людей.
Вон один, давно стоит. Видно прячется от ветра. И чего стоит, ведь не автобус ждёт – их прошло разных и немало. Видно некуда ему больше ехать, да и не на что. Вон, ботинки-то какие грязнущие и рваные. Немало объездил, но толку нет: отказали. Кому нужен такой пожилой и немощный! Он голоден и ему негде согреться, нет у него и тёплой куртки. И Бетси выронила слезу жалости: нет у него доброго хозяина…
А вот ещё собачкин знакомец. Мальчишки его Костей зовут. Добрый мальчик, он всегда машет ей рукой. А та приветливо отвечает веером хвостика. Подросток приостановился у киоска, что через кювет напротив окна. Киоск блестал этикетками сигарет, пива и прочих жевачек. Нет, покупать здесь он ничего не будет. Костя несколько минут полюбуется во-он тем пакетиком. Продавщица иногда подзывала парнишку, высунув руку наружу с угощением. Это была заветная жевачка. Повезло ему и сегодня. Радостный мальчуган вприпрыжку подбежал к маленькой девочке у угла. Бетси догадывалась-это была его сестрёнка. Костик нежно преподнёс ей пакетик. Отца, а по-собачьи хозяина у этих детей не было. И братик, угостившись где либо пирожком, а то и куском хлеба, нёс большую часть сестричке. Их мама придёт затемно. Из-под вытертого пальто белел медицинский халат. И даже сквозь окно до Бетси пробивался едучий больничный запах лекарств.
А бывало и так: к киоску подъезжал страшный автомобиль с множеством фар и чёрными стёклами. Вышедший оттуда бритый наголо амбал без шапки молча протянул волосатую руку в амбразуру киоска. Огромные в оправе чёрные очки скрывали от мира его глаза и почти половину лица. Забирал пачку денег и, пахнув на всю улицу дорогими духами, укатывал восвояси. И не могла понять собачка: за что та добрая тётя дала ему столько денег? Пойми их, этих людей!
Чья-то тень скрыла улицу от Бетси… Ах, да! Это же тот самый дядя, что иногда прохаживал по ихней улице. Её сердечко забилось учащённо, приятная блажь овладела ею. Вот ведь за окном он, а чувствуется его внутренняя доброта. Прохожий протянул руку к окну, как бы имитируя ласку собачки. Чуть присвистнул и подмигнул. Она вильнула хвостиком и протянула к мужчине лапу. Даже привстала на задних лапах и хотела было лизнуть ладонь в ответ на оказанное внимание. Какой хороший человек! Но их свиданию препятствовало окно. И, немного постояв подле собачки, он помахал рукой и поспешил дальше по тротуару.
