В тот же день я встретился с Евгением Примаковым. Президент ему позвонил предварительно, сказал: «Вы там пообсуждайте». Мы с Евгением Максимовичем не только детально пообсуждали все, но и даже затронули некоторые кадровые проблемы: кто бы мог быть первым заместителем, заместителями. Примаков был все-таки сторонником того, чтобы иметь две самостоятельные корпорации – отдельно телевизионную, отдельно радийную. У него был даже рисунок общей структуры для телевидения и радиовещания. Он считал, что человек, который будет отвечать за работу телевидения, мог бы одновременно быть и председателем, руководителем некоего объединения, скажем, Всесоюзного совета по телевидению и радиовещанию. Но в тот день ни Примакову, ни мне не было ясно до конца, какой должна быть новая организация. Так с рисунками Примакова я и отправился домой, стал размышлять, понимая, что все приобретает необратимый характер.
Мне не раз доводилось в жизни встречаться с Евгением Примаковым. Одно время сошлись близко – все-таки оба журналисты. И вот что скажу: это удивительно уравновешенный, мудрый, проницательный политик и очень верный в жизни человек.
А вечером из программы «Время» я узнал о том, что назначен председателем Гостелерадио СССР. Однако прошла целая неделя, прежде чем меня официально представили в этой должности коллективу работников телевидения и радиовещания.
Такого раньше не бывало. Представление нового руководителя коллективу обычно происходило через день-другой после опубликования указа.
В назначенный час на Пятницкой, где находилась штаб-квартира Госкомитета, собирали членов коллегии, руководителей служб и подразделений, главных редакторов телевизионных и радиоредакций, других ответственных лиц, и кто-либо из высшего политического руководства страны представлял нового председателя. Когда в начале 1986 года С.Г. Лапина, к которому я относился с огромным уважением, сменил Александр Никифорович Аксенов, человек кристальной чистоты, глубокой порядочности и, я бы сказал, пронзительной совестливости, его представлял член политбюро, секретарь ЦК КПСС Александр Николаевич Яковлев. Ненашева Михаила Федоровича, знаю по рассказам, представлял Вадим Андреевич Медведев, тоже член политбюро, секретарь ЦК КПСС по идеологии. А когда пришел черед представлять меня, случилась какая-то заминка. Что там происходило в верхах, какие партийно-государственные заботы сдерживали мое представление, не знаю. Об этом я тогда не думал.
Я ходил на работу в ТАСС, вел планерки, потихоньку сворачивал собственные дела и, конечно, не оставлял без внимания задуманные и начатые проекты. Но от этой заминки и начавшейся вокруг моего имени политической возни на душе становилось скверно.
Дело в том, что буквально на следующий день после опубликования указа о моем назначении в газете «Московские новости», идеологическом оплоте и рупоре московских демократов, прославившейся своей оппозиционностью к президенту СССР и союзному правительству, появилась небольшая заметка под названием «До встречи в эфире». Чей заказ выполнял журналист, было ясно с самого начала, но тогда я даже не мог предполагать, что эта публикация станет первой ласточкой, неприятным предвестником той кампании политической дискредитации, с которой мне придется столкнуться.
В газете был помещен и мой портрет, наверное, чтобы все знали, кто есть кто.
Впрочем, чтобы читателю, оказавшемуся во власти гипноза нашей «демократической» прессы, было ясно, как начиналась кампания по моей дискредитации, в какой оркестровой яме находились дирижеры, по какому сценарию опытными режиссерами ставился последующий спектакль, по какой фабуле разворачивался сюжет, приведу выдержки из этой публикации:
«…Леонид Кравченко перешел на пятый в своей карьере крупный руководящий пост. Когда-то стартовав из кресла инструктора ЦК КПСС, он пронесся через посты главных редакторов «Строительной газеты» и «Труда», первого зампреда Гостелерадио, генерального директора ТАСС к нынешнему повышению – председатель Гостелерадио СССР…
Грех не видеть, что Кравченко повышения все-таки по-своему заслужил.
Как показывает опыт последних двух лет жизни управляемого Леонидом Петровичем агентства, много интересного может принести непредсказуемая скупая тассовская строка. Сколько же замечательных часов ждет нас теперь у экрана, в эфире!»
Когда я прочитал публикацию, даже не понял сразу – к чему бы это? Спасибо приятелю, он пытался одним словом «ориентировка» разъяснить заложенный в той заметке смысл. Но я и тогда, наивный, не придал этому значения. Даже когда, кажется через день, в газете «Коммерсантъ» появилась аналогичная публикация негативного характера, то и тогда меня хватило лишь на то, чтобы, может не очень этично, сгоряча сказать в одной из программ, что «семейный подряд» Яковлевых приступил к работе. Как известно, газету «Московские новости» возглавлял Егор Яковлев (кто тогда мог знать, что судьба распорядится так, что после августовских событий 1991 года именно он станет председателем Всесоюзной государственной телерадиовещательной компании), а главным редактором «Коммерсанта» был его сын – Владимир Яковлев. Кстати, всегда относил и отношу эту газету к числу лучших центральных газет, выходящих в нашей стране, а самих Яковлевых – к числу блестящих профессионалов.
Но в то время мне и в голову не могло прийти, что появившиеся публикации были предвестниками крупной политической кампании, развернутой против меня и длившейся почти девять месяцев. До 21 ноября, когда наконец Николай Иванович Рыжков представил меня коллегии и активу в качестве председателя Гостелерадио, то есть буквально за одну неделю, появилось больше десятка публикаций обо мне в самых различных изданиях.
Я понимал: это попытка поссорить меня с коллективом Гостелерадио, создать неподходящие условия для работы, вызвать ко мне недоверие еще до встречи, до прихода в огромный коллектив. И потому, испытывая определенную горечь, был совершенно спокоен, так как знал: именно с этим коллективом мне довелось начинать перестройку телевидения и радиовещания еще в 1985 году. Именно с этими людьми – редакторами, режиссерами, ассистентами и помощниками, инженерами и видеотехниками – мы сделали для развития гласности в стране, демократизации общественной жизни, в том числе и творческого процесса, столько, сколько не было сделано, может быть, за десятилетия. Я понимал, что возникли новые политические реалии, которые нельзя игнорировать, что надо быть готовым к самым сложным поворотам судьбы, но и не мог предать доверие президента страны и обмануть ожидание новых перемен, которым жил дорогой мне коллектив Гостелерадио.
Глава 19
Вхождение в роль
В один из ноябрьских вечеров мы вошли с Николаем Ивановичем Рыжковым в зал заседания коллегии Гостелерадио, где руководители служб, редакций, подразделений ожидали представления нового председателя Госкомитета. Председатель Совета министров СССР тепло, с симпатией сказал обо мне, оценил ситуацию в стране как кризисную и выразил надежду на то, что телевидение и радио помогут правительству в этот трудный час. Мое выступление было кратким. Основную программу я изложил позднее на встрече с руководителями творческих подразделений. В зале было много знакомых лиц. Они ждали честного, открытого разговора. И я решился на исповедь. Чтобы на корню пресечь всякие слухи, я предложил им собственное видение тех неизбежных перемен, в которые должно вступить Гостелерадио. Я сохранил свое выступление:
Необходимость перестройки Гостелерадио, а с этим связано мое возвращение, вызвана не только перестройкой в стране. Нам всем ясно, что в нынешних условиях роль телевидения еще больше возросла, стала всеобъемлющей.
Можно спорить по поводу «четвертой власти». Но озабоченность президента – Михаил Сергеевич Горбачев в беседах со мной это подчеркнул – обусловлена возросшим пониманием фактической реальной роли телевидения и его воздействия на общество.
Общество больно. Мы это часто говорим. Но телевидение может выступить в роли лекаря. Раньше мы говорили, что оно всегда выступало в роли духовного наставника – это факт. Оно таким было, есть и будет, независимо от того, кто и что будет здесь творить. Наставлять оно будет. Но вот роль лекаря я специально выделяю. Невозможно придумать какие-то бодрящие дешевые лекарства для того, чтобы успокоить, утешить общество, помочь ему стать сразу более оптимистичным в условиях, когда, к сожалению, действует известная формула: бытие определяет сознание. Каждый прожитый день, особенно для женщин, – это день терзаний по поводу того, как прокормить семью, где достать продукты, как выжить и т. д. И естественно, этим определяется ситуация в стране, в обществе.
Изменилась психология отношений между людьми, а теперь – партиями, различными слоями населения, нациями и народностями. За очень короткий срок, практически за полтора-два года, мы оказались в стране, раздираемой многочисленными противоречиями. В качестве основного посыла хочу внести такое предложение. Мы должны, по возможности с учетом положения дел в обществе, сегодня ввести мораторий на экстремизм любого толка. Я не говорю левого, правого, потому что мы запутались бы даже в понятиях, кто левый, кто правый. Я уверен, нет ни левых, ни правых, ни центристов в чистом виде. Все гораздо тоньше и сложнее.
