забывала посадить дочь рядом.
Аминат давно уже приглядывалась к подрастающей девочке.
Каждое утро, гоня в стадо коров, она нарочно проходила мимо ворот Умужат, чтобы проследить, кто выпустит ее коров, кто погонит их в стадо, мать или дочь.
Увидев дымок над соседней крышей, Аминат забегала попросить соли или спичек. А сама так и шарила глазами по комнате, следя за каждым движением Хамиз. Если готовила сама девушка, Аминат, одобрительно причмокивая губами, не отказывалась от угощения. При этом ела медленно, как настоящий дегустатор.
Умужат учила дочь бережливости и аккуратности. «Дочь моя, — говорила она, — твоя посуда — это твое зеркало. А как замесишь тесто, возьми поскобли дощечку и повесь чистой».
Если Аминат, переступая порог, заставала Хамиз за чисткой дощечки, на которой замешивалось тесто, Умужат принималась ругать дочь: «Да хватит тебе ее скоблить, скоро, наверное, дырка появится».
Этим она давала понять Аминат, что та напрасно надеется найти волосок в целом яйце.
Когда же они садились за стол, Умужат, якобы не обращая внимания на подругу, корила дочь: «И чем ты только живешь? Нельзя же ничего не есть… Уже вся высохла как щепка». И она, беря из херча куски мяса, почти насильно заставляла дочь их проглотить.
Это делалось опять-таки не без умысла. В горах не принято, чтобы девушка много ела, особенно на людях. Считалось, что такая невеста будет несдержанной во всем, а в годы неурожая ее аппетит, гляди, обернется настоящим бедствием для семьи.
Как только не ухищряются матери, желая испытать своих предполагаемых невесток. Аминат однажды изловчилась засунуть в наперсток Хамиз пару пшеничных зернышек. Замысел ее был прост — если через несколько дней зернышки останутся в наперстке, значит, Хамиз не спешила брать его в руки.
Права была Патасултан, высоко оценившая дальновидность Умужат. Та сразу смекнула, что к чему, и утроила свои старания. Обе женщины, заинтересованные в одном и том же, делали вид, что ничего не подозревают. Эта молчаливая хитроумная игра продолжалась несколько лет. Причем Умужат было труднее, так как она ставила перед собой сразу две задачи — расположить Аминат к своей дочери и расположить дочь к Алибулату: ведь она знала, что отец ни за что не согласится выдать дочь замуж против ее воли. Что же касается Алибулата, то он, хотя и должен был бы как жених играть одну из первостепенных ролей в этой игре, как бы вовсе не принимался в расчет ни одной, ни другой женщиной. Обе считали, что главное слово за ними, а уж с Алибулатом они как-нибудь справятся.
Кстати, ни Байсунгур — отец одного семейства, ни Садрудин — глава другого не только не принимали участия в этом деле, но даже ни о чем не догадывались.
Однако сговор сговором (а это был безусловно сговор, хотя и молчаливый), но надо сделать так, чтобы дети расположились друг к другу. А то, не ровен час, Хамиз влюбится в другого парня, да и Алибулат, хотя его почти не принимали в расчет, тоже, чего доброго, приглядит себе другую девушку. Значит, надо сделать так, чтобы они понравились друг другу. Так пусть почаще видятся. Остальное сделает сама молодость.
И вот однажды, когда Садрудин уехал в райцентр на совещание председателей колхозов, Умужат как бы между прочим сказала дочери: «Надень-ка новое абрикосовое платье. Я хочу посмотреть, как оно сшито». Хамиз, ничего не подозревая, надела платье и доверчиво встала перед матерью.
— Вах, как тебе идет! Носи на здоровье, — одобрила Умужат и добавила, доставая из сундука старинный тастар: — Накинь-ка да пощеголяй сегодня, а то все работа да работа. Возьми-ка лучше кувшин и сходи к роднику, а то, говорят, если долго оставлять кувшин пустым, в нем поселятся шайтаны.
Как только дочь убежала, Умужат подошла к стене, отделяющей ее дом от дома Аминат, и стояла там до тех пор, пока на крыльцо со своими гирями не вышел Алибулат.
— Алибулат, — ласково обратилась к нему женщина, — пойди-ка сюда на минутку. Никак не могу открыть сундук, все руки себе расцарапала, — видно, что-то сделалось с замком.
— Сейчас, Умужат-ункачу[9]. — И Алибулат легко перепрыгнул через стену каменной ограды. Однако, как он ни крутил ключ, тот не поворачивался. Где же ему было знать, что Умужат бросила в замок горошину. В самый разгар его стараний на крыльце появилась разнаряженная Хамиз с кувшином на плече.
— Здравствуй, Алибулат, что это ты возишься с нашим сундуком? — удивилась девушка.
Алибулат поднял голову, и… глаза у парня загорелись, дыхание перехватило. Еще бы! Он никогда не видел такой красавицы — светлое платье подчеркивало смуглость ее лица, а смуглый пушок щек делал ее похожей на персик.
Увидев смущение Алибулата, Хамиз тоже смутилась и, вспыхнув, опустила свою красивую головку в белом ажурном платке — тастаре. Итак, дело было сделано. Теперь Умужат могла даже прийти на помощь молодым.
— Говорят, у Чухалава родился сын. А я вот уже два дня не соберусь их поздравить. Хотела сегодня достать что-нибудь из сундука для подарка и пойти…
— Надо развинтить замок, — кажется, там что-то застряло внутри, — наконец сообразил Алибулат. — У вас найдутся щипцы и отвертка?
— Хамиз, что ты стоишь с кувшином! — закричала на нее мать. — Поставь его и принеси ящик с инструментами. А щипцов у нас, Алибулат-дарман, наверное, больше, чем вилок. Я говорю мужу: зачем лысому расческа, слепому лампа, а тебе инструменты, ведь все равно тебя не бывает дома…
— Ух, ну и тяжелый! — крикнула Хамиз, появляясь из другой комнаты с большим ящиком.
Алибулат тотчас бросился на помощь и принял у нее ящик. И это, конечно, не укрылось от глаз Умужат. Хотя веревочка уже завязана в узел, но чем он крепче, тем лучше.
— Сынок, ты уж извини меня, старую, — притворно заохала Умужат, — я не знала, что с этим замком, будь он неладен, придется столько возиться. Я лучше уйду, чтобы тебе не мешать. — И Умужат прикрыла за собой дверь. Про дочь она словно бы забыла.
Хамиз стояла рядом с Алибулатом и смотрела, как ловко он орудует отверткой. То и дело он вскидывал глаза на девушку, и от каждого его взгляда она вспыхивала.
Оба смущенно молчали. Только слышно было, как скрежещет отвертка по железу да где-то за окном мычит теленок.
— Ну и задала же тебе мать работу, — наконец сказала Хамиз.
— Я рад этому, — серьезно ответил Алибулат и бросил на нее такой красноречивый взгляд, что она вся задрожала от тревожного и сладкого предчувствия. Головка ее в белоснежном нарядном платке была низко опущена, а руки машинально перебирали инструменты в ящике. — Что ты
