– Гарольд, – сказала девица, – откуда ты взялся? А это еще кто?
– Неизвестный субъект, – отвечал ей Поттер. – Обнаружен в чужом доме.
Мартышка обиделся:
– Ну что вы заладили: «в чужом», «в чужом»! Меня пригласили. Дорогая… простите, не знаю, как вас зовут…
– Мисс Бин, моя невеста, – сообщил полисмен учтиво, но не радушно.
– Вот как? Поздравляю. Пип-пип!
– Пип-пип! – отвечала девица.
– Желаю счастья. Так вот, меня сюда пригласили. Я приехал на несколько дней. Моя фамилия Твистлтон, я жених мисс Гермионы. Конечно, вы обо мне слышали.
– Наша мисс, – согласилась девица, – выходит замуж за Твистлтона.
– Ну вот!
– Джейн слышала за обедом, что он приедет погостить. Гарольд, это он и есть.
– Молодец! – похвалил ее Мартышка, она ему вообще понравилась. – Именно. Я – это он. Прочитайте вот тут, на ярлычке: «Р.Г. Твистлтон». Черным по белому, один из самых почтенных портных.
– Может, это чужой пиджак, – не сдался Поттер.
Мартышка взглянул на него.
– Не шутите так, мой дорогой, – посоветовал он. – Вот что, позвоните викарию, там хозяева, и спросите, видал меня сэр Эйлмер или нет!
– А вы его видели?
– Конечно.
Констебля это убедило.
– Ну ладно. Простите, служба.
– Ничего, ничего.
– Тогда до свидания. Элзи, чаем не напоишь?
Элзи Бин вздернула носик:
– Иди на кухню, бери сам. Там твоя сестрица. У кухарки.
Поттер задумался. Жажда и любовь разрывали его на части. С прискорбием сообщим, что победила жажда.
– Пойду горло промочу, – сказал он и впрямь пошел. Элзи проводила укоризненным взором синюю спину.
– Да уж, сестрица! – заметила она с такой горечью, что Мартышка подумал: «Дева в беде» – и, вытирая лоб, искоса взглянул на нее:
– Вам не нравится его сестра?
– Да уж, прямо скажем.
– Если они похожи, я вас понимаю. А что с ней такое?
Несмотря на многократные напоминания, Элзи Бин не обрела той сдержанности, какой отличается вышколенная служанка. Когда надо бы ответить вышестоящим: «Да, сэр» или «Нет, мэм», она изливала душу; а уж теперь к тому же перед ней был гость.
– Вот что, – ответила она. – Из-за нее он никак не уйдет. Точит и точит: «Не уходи», «Не слушай эту Элзи». Никаких сил нету!
Мартышка сосредоточился.
– Сейчас, сейчас, – сказал он. – Я не все понял. Вы хотите, чтобы он ушел со службы?
– Ага.
– А сестра не хочет. Понятно. Чем же плоха его служба? – спросил он. Человек, служивший в суде, умеет задавать вопросы.
Элзи Бин, однако, вопросу удивилась:
– Как это чем? Да их все терпеть не могут! Если б я дома сказала, они бы так и сели. Брат в сентябре выходит, шутка ли! Мы из Боттлтон-Ист, – пояснила она.
Мартышка вдумчиво кивнул. Он все понял. Дочери Лондона, особенно столь оживленного района, как Боттлтон-Ист, претит союз с человеком, хватающим других за шкирку. Если же учесть несчастье с братом, можно легко представить, что множество дядюшек и кузенов сочтут такой союз пятном на семейном гербе.
– Понятно, – признал он. – А что он тогда будет делать? Работу найти нелегко.
– Купит кабачок, – объяснила Элзи. – У него есть триста фунтов. Выиграл в футбольное лото.
– Везет же людям!
– Только сестра мешает. Я все говорю: «Ну Гарольд!», а он усы жует и молчит. Ничего, подождем, – философически прибавила она. – А это что на полу?
– Я тут уронил одну штуку.
– Хозяин знает?
– Как не знать! Поговорили…
– И он вам голову не отъел?
– Вроде бы собирался, но передумал. Трудный характер, а?
– Одно слово – титан, – сказала Элзи.
Мартышка вышел в холл. Экспонаты ему приелись, он хотел спокойно поразмыслить. Ему было приятно, что мнение о сэре Эйлмере подтвердила девица, хорошо знакомая с ним.
Титан? Не без того. К деспотичным людям Мартышка относился примерно так, как жители Боттлтон-Ист – к служителям закона. Он и боялся их, и недолюбливал. Видимо, заключить союз с Гермионой будет труднее, чем ему казалось.
– А хозяйка? – поинтересовался он. – Вроде бы не людоед.
– Да, она получше, – согласилась Элзи Бин. – А лучше всех – мистер Уильям.
– Это еще кто?
– Их племянник, мистер Окшот.
– Ах да, забыл! Мы с ним дружили. Такой розовый.
– Красный, как кетчуп. Это он загорел, в Бразилии. Он мне сегодня рассказывал, там стреляют птиц ядовитыми стрелами.
– Ядовитыми?
– Ага. Из таких трубок.
При всей своей вежливости Мартышка молчать не мог. Он помнил «Юных исследователей Амазонки».
– Нет.
– А он говорит – да.
– Шутит. Отравленными стрелами они убивают родственников. Ну подумайте! Зачем им эти птицы? Для еды. Значит, они сами отравятся. Съел – и крышка. Они, конечно, идиоты, но не такие же! Птиц они стреляют так: делают рогатку, – он вынул носовой платок и завязал петлей, – берут камень, – он взял пресс-папье, – крутят над головой… Ой Господи!
Раздался треск, и что-то забелело на полу у другой стены.
– Вот это да! – восхитилась Элзи. – Все переломали. Ну, хозяин вам покажет!
Мартышка в третий раз покрылся липким потом.
– А что это? – робко спросил он.
– Фигура, называется бюст. Любит он ее – у-ух! Как-то я тут прибирала, а он и пристал: «Осторожней! Смотрите не свалите!» Да-а…
Мартышка вспотел еще больше. Хороший стилист сказал бы, что капельки пота, словно жемчуг, украсили его лоб. Однако он и похолодел, словно воздушный пирог, у которого сверху – горячее суфле, а внутри – мороженое.
– Боже ты мой! – вскричал он. – Ну я и влип! Скажите, Элзи, что мне делать?
Вероятно, Боттлтон-Ист рождает особенно мудрых женщин, а может, все они такие, но Элзи ответила:
– Значит, так. Ту т темно, он близорукий, а очков не носит. Джейн слышала, он говорил: «В очках я глупо выгляжу». Езжайте в Лондон, купите бюст, суньте сюда. Он не заметит.
Мартышка не сразу уследил за ходом ее мысли, но, уследив, восхитился. Вот он, выход! Собственно, и ехать не надо – бюст есть в Икенхеме. Вчера за обедом, рассказывая о Салли, дядя показал на него, а он, Мартышка, – что за ирония судьбы! – едва взглянул. Сейчас он взглянет будь здоров, это уж точно.
Прикинем: до Икенхема – двенадцать миль, это минуты три с небольшим. Да, до возвращения хозяев обернуться можно.
– И верно! – сказал он, улыбаясь мудрой Элзи. – Пойду выведу машину.
Элзи это одобрила.
– А вы тут приберите, ладно?
– Ага.
– Молодец. Красота! – совсем развеселился Мартышка, убегая к гаражу.
Когда он отъезжал, Элзи Бин, прибравшая обломки, стояла на ступенях у входа. Мартышка ощутил укор совести.
– Э-э, – сказал он, – спасибо вам большое. Вы меня прямо спасли. Этот Джек-потрошитель съел бы меня – и не поморщился.
Элзи заверила, что рада служить. Мартышка пожал ей руку.
– Спасли и спасли, я б совсем пропал, – пояснил он, и как-то вышло, что после этого оставалось по-братски ее поцеловать. Так он и сделал, а Билл Окшот, огибая угол (он много гулял, чтобы заглушить душевные муки), видел все, с начала до конца.
Мартышка впорхнул в машину. Билл глядел на него.
– Это не мистер Твистлтон? – проверил он у Элзи, хотя люди этого типа меняются мало.
– Он самый, – отвечала она, не ведая о буре в его душе, ибо в Боттлтон-Ист все целуют друг друга, как ранние христиане. – Он говорит, вы шутили.
– Когда?
– Насчет птиц. Они их стреляют из рогатки, а из трубки – родственников.
Но Билл не слышал ее. Он думал о Мартышке. Вот кому, думал он, вручила свою судьбу Гермиона! Распутнику, Дон Жуану, который начал свои бесчинства в танцклассе, а теперь целует горничных. Как прав был Икенхем с этим леопардом! Но тот не может, а этот не хочет избавиться от пятен.
– Куда он поехал? – спросил Билл.
– В Лондон.
– Да он только приехал!
– Ага.
– И уехал?
– Ага.
– А зачем?
Элзи была хорошим, осторожным сообщником:
– Не знаю. Взял и поехал.
