Щелк!
Слетела шапка-колпак иноземного врачевателя, сам он от неожиданности упал на пухлый зад, а у Еналея Табан-мурзы от резкого выстрела-щелчка вдруг заныли раны на ногах.
– Вот теперь ты ответил мне правду. Зачем отливал лечебные зелья?
От испуга и переживаний Джироламо Фракасто ответил на своем родном языке – правдиво, подробно и крайне многословно.
– Тебе платят серебром не за то, чтобы ты выведывал состав зелий Аптекарского приказа, а за то, чтобы ты учил врачевать раны от стали и свинца!
Отдав кнут обратно, царевич тихонько вздохнул, обронив что-то вроде: «Беда с этими макаронниками».
– Если бы помещик Опашнев, коего ты вдоволь попотчевал каленым ножом, умер, то ты бы последовал за ним. Попытался бы кого лечить кипящим маслом, сам бы его выпил. А так… За кражу микстур – пять батогов. Вдвое больше – за ложь. И десятикратную стоимость уворованного – в казну.
Обогнув расплывшегося на земле доктора, первенец великого государя отметил разумность его учеников, вовремя донесших на своего любимого наставника.
– Скорей бы уже выучились…
Стоящая на почтительном отдалении толпа будущих медикусов, коих иноземные наставники отправили на разведку (не желая самим попасть под горячую руку царевича), заметив на себе внимательный взгляд сереброволосого целителя, для начала дружно поклонилась. После чего быстро рассосалась по своим палаткам-лазаретам, не мешая тому провести осмотр ногайских пленников.
– Снять с людоловов повязки.
Пока два чернодоспешных воина уводили прочь ослабевшего в ногах итальянца, его ученики сноровисто избавляли раненых мурз от полотняных бинтов, заодно искренне радуясь близости к самому государю-наследнику.
– Василько, что скажешь?
– Шить не надо. Промыть от сукровицы третьей микстурой, наложить мазь номер два, легкая повязка и поменьше двигаться.
– Исидорка?
– То же самое, только вместо третьей микстуры – девятая, государь-наследник Димитрий Иоаннович.
– Почему?
– Удар не чисто прошел, мясо подрал.
Одобрительно хмыкнув, царевич без особого интереса оглядел Дышек-мурзу, судя по нежно-зеленому цвету лица, наслаждающегося всеми последствиями близкого знакомства своей головы и чужой булавы.
– Сергий, ты что скажешь?
– Укрепляющий и от головной боли взвары три раза в день, вечером сонник. Через седмицу будет здоров, государь-наследник.
Быстрые и уверенные, а главное – правильные ответы так понравились сереброволосому целителю, что он прямо не сходя с места пожаловал давших их десятком серебряных копиек. Каждому!.. А вот пленникам так ничего и не досталось: ни мазей, ни взваров-микстур, даже повязки менять не стали. Вместо этого их небрежно перекрестили и равнодушно отвернулись, совсем не интересуясь причинами, по которым обоих мурз резко затрясло. Потому что старший из сыновей великого князя Московии и без того прекрасно знал, что исцеление бывает разным. Например, быстрым, но крайне болезненным.
– Димитрий Иванович, стол накрыт. Сейчас или чуть погодя?..
Глянув на княжича Скопина-Шуйского, Дмитрий перевел взгляд на остальную свою свиту, даже и не собирающуюся вечерять без повелителя, и согласно кивнул, но пройти успел немного, буквально пару-тройку шагов, остановившись от многоголосого звука детских голосов.
– Уходить! Немедля уходить!!! Вы мешать раненым!..
Из второй по счету палатки высыпала стайка малышни, сопровождаемая и направляемая двумя почти взрослыми девушками, а следом выскочил и сам хозяин лазарета, проводивший осмотр юных дарований. Открыл было рот для негодующего возгласа, увидел царевича, тут же согнулся в почтительном поклоне и попятился обратно в лазарет.
– Ты!..
Одна из девиц, бросив своих подопечных, быстроногой ланью метнулась к ногайским пленникам, лишь в самый последний момент перехваченная стражей.
– Это ты!!!
Два крепких, сильных и жилистых воина с заметным трудом скрутили одну вроде как слабую девицу – их мотало и дергало так, будто они пытались остановить и удержать широкоплечего мужика.
– Так что, может, уже пойдем?
Шикнув на ближника, царевич словно зачарованный продолжил глядеть на юную девушку. Вот она успокоилась, позволив вздеть себя на ноги, дернула головой, искривила губы в улыбке… И вновь рванулась к степнякам. Правда, все с тем же результатом – ее перехватили, скрутили и после недолгой возни вновь повалили оземь.
– Вот же оглашенная!
Скопин-Шуйский, стоящий рядом с царским первенцем, невольно скользнул взором по округлым бедрам бешеной девки, слабо прикрытым задравшейся юбкой. Оценил их, одобрительно кашлянул и скосил взгляд на самого главного в их компании. Наконец-то государь-наследник начал проявлять мужской интерес! Говорят, царь Иоанн Васильевич девичьей сласти впервые изведал в тринадцать лет – так что пора бы уже и Димитрию Иоанновичу…
– Да угомонись ты!..
Проследив взгляд будущего царя, княжич слабо удивился – он бы мог поклясться на чем угодно, что тот смотрел аккурат на черевное сплетение девицы! И был полностью прав, ибо Дмитрий и в самом деле завороженно следил за тем, как у недавней полонянки зарождается слабенькая искорка средоточия. Вот она засияла чуть-чуть поярче, вспыхнула еще раз и начала медленно затухать.
– Может, ей руки скрутить?
Моргнув, юноша сбросил наваждение и подошел ближе, внимательно прислушиваясь к чужой буре чувств. Глянул на того, кто вызывал в девушке столь исступленно-жаркую ненависть, оценил отсутствие оттенков безнадежности и попробовал на вкус ее твердую решимость, приправленную мстительностью и явным умом.
«Хочу!!!»
По легкому жесту-повелению детишек увели прочь, а будущую ученицу аккуратно подняли и даже слегка отряхнули, словно невзначай шлепнув по тугой ягодице. Отпустили ее руки, но попытавшись дернуться вперед, девица растерянно заморгала: тело странно онемело и напрочь отказывалось слушаться. Новый жест, и к царевичу подвели одного из знатных ногаев.
– Ты ищешь справедливости?
Разом забыв обо всем, недавняя полонянка резко кивнула головой.
– В чем ты обвиняешь этого татя? Можешь говорить.
Правильно истолковав легкую заминку, Дмитрий шагнул поближе и не стал проявлять недовольство, когда искательница правды мало что не уткнулась носом в его висок.
«Старших родичей перебили, младшего брата в полон забрали, саму изнасиловали и не сломалась!»
Внимательно оглядев нежданный подарок судьбы и слегка покосившись на ее обидчика, которому как раз увязывали спереди руки, царевич тихонечко вздохнул. Про себя.
«Понятно, отчего этот орел кривоногий самолично испортил столь ценную добычу – наверняка решил пополнить свой гарем строптивой красавицей».
– Этих увести.
Пребывающих во власти ноющей боли степных князей и их уменьшившееся в числе сопровождение тут же утащили прочь, а оставшийся в одиночестве племянник Табан-мурзы со скрытой тревогой огляделся.
– Судебник[91] гласит: любой разбой карается смертной казнью, из имущества головника[92] возмещается урон претерпевшему татьбу, оставшееся уходит в казну. За покражу скота и иное воровство, связанное с душегубством, – такоже.
Сделав паузу, чтобы его слова дошли до всех (в том числе и подтянувшейся на нежданное развлечение свиты), государь-наследник тихо спросил:
– Как твое крестильное имя и как звалась твоя деревенька?
– Аглайка…
Едва слышно всхлипнув, юная селянка на удивление твердо закончила:
– Гуреевкой все называли.
– Девица Аглая, подтверждаешь ли ты, что сей мурзенок Багаутдинка с подручными татями своими творил душегубство и разбой в деревне Гуреевке?
– Да!
Ухватившись за рукоять боевого ножа на поясе излишне расслабившегося постельничего стража, девушка замерла. И не от того, что ее руку тут же перехватили, а сзади к горлу приставили сразу два коротких клинка – просто тело на одно длинное мгновение перестало ее слушаться.
– Дайте ей нож. Что ты хотела утворить с ним, дева?
Дернувшись, когда странное оцепенение прошло, Аглая сквозь набухающие слезы призналась, что мечтает взрезать кое-кому горло.
«Еще и крови не боится!.. Хорош подарок. Ладно, теперь небольшое представление для зрителей».
– А о душе своей ты подумала?!
Неожиданным рывком прижав к себе мстительницу, Дмитрий вдохнул идущий от волос горьковатый запах полынного мыла и сам коснулся губами нежного ушка:
– Успокоится ли она, если отпустишь этого душегуба столь быстро и легко? Простишь ли ты себе такое попущение?..
Из бессильно повисшей девичьей руки выскользнул-выпал короткий клинок, заблестев под лучами вечернего солнца. Выразительный жест Дмитрия, и в опустевшую ладошку бережно всунули нагайку со свинчаткой на конце – сам же он положил руки на девичью талию, крайне осторожно делясь своей силой с новорожденным средоточием.
