class="p1">За всю мою жизнь ни одна из них не переступила порога нашего дома.
Я думал, Вэл из того же теста. На него ведь многие вешались. А он не сильно кого-то из них выделял.
И тут прихожу на детскую площадку, куда он меня вытащил своим звонком, а там кроме него и Шурка еще Маринка из «В»-класса крутится. В прямом смысле. На карусели. Может, ее Шурок притащил? С другой стороны, меня это должно волновать? Меня это никак не касается. По делу позвали, а не свидетелем на свадьбу. Не обязательно вообще на нее смотреть.
Но она вдруг спрыгнула с карусели и со словами: «О, Владюнчик пришел», – подбежала ко мне и как-то очень метко меня поцеловала прямо в центр щеки. Я, наверное, страшно покраснел, потому что мне стало вдруг тесно в моей коже, захотелось выпрыгнуть из нее и бегать по периметру детской площадки. Всеми мышцами наружу.
Я мысленно утаптывал периметр, а Маринка уже уселась на коленку к Вэлу. Хотя он ее оттуда тут же скинул. Я ему прямо зааплодировал в душе.
Шурок протянул мне свою лапищу для приветствия, а Вэл, скосив глаза на Маринку, сказал:
– Ты ее извини за Владюнчика. Она больше не будет. Да, Мар, ты же больше не будешь? – Маринка кивнула. – Она у нас что хочет, то и делает. Никакого воспитания! Да, Мар? – Маринка снова кивнула, уже слегка раздраженно. – Зато она у нас мощный генератор идей.
Мне это начало надоедать. Друзьями мы ни с кем из них никогда не были, а тут – субботняя встреча, долгие разговоры… Того и гляди позовут в ТЦ молочный коктейль пить. Как эта, как ее… в прошлом году…
– Вы меня чего звали? – спросил я. – Ты говорил, дело есть.
– Есть, – подтвердил Вэл. – Ты спешишь, что ли?
– У меня тренировка через час. Так что, если по делу, давайте говорите. Если нет – я пошел.
Мне действительно уже пора было на футбол.
– Тогда так, – темп речи Вэла изменился: барин в одно мгновение превратился в менеджера. – Мы тут втроем задумали одну штуку. И хотим, чтобы из этого потом получилось видео. Но не просто сняли-выложили, а что-то вроде кино. Документального. Втыкаешь?
– А я тут при чем? – я пока не до конца втыкал, если честно.
Тут подключился Шурок:
– Ты же у нас гений кино? Вот и сними про нас! Это такая бомба будет – прославишься!
– О чем кино? – зачем-то спросил я.
Блин! Все-таки они меня поймали!
– Это такой экшн, – начал объяснять Шурок.
– У вас сценарий есть?
– Сценария нет.
– Слушай, – интонации Вэла опять стали замедленными, – ты придешь и сам всё на месте поймешь. Главное, ты камеру не забудь зарядить. Там всего делов минут на десять.
– А чего вы сами не снимете? – я всё еще не до конца соображал, что им нужно.
– Не, мы будем заняты. Да, Мар? Надо, чтобы кто-то со стороны снимал. А потом еще смонтировал. Чтобы осталось самое-самое – и прямо зрителю в глаз! Что скажешь?
Я молчал. Надо соглашаться? Это может быть интересно. Опять же, с Вэлом потусоваться…
– Да ему денег надо, – вдруг заговорила Маринка. – Он же у нас звезда!
– А, точно, – Вэл опять изменился. – Деньги есть. Не проблема. Вообще не проблема. Сдаешь нам готовый ролик – сразу получаешь. Ну? Ты как?
– Вообще-то, – сказал я, стараясь говорить как можно равнодушнее, – можно попробовать.
5
Много воды, овсянка, кетчуп, горчица, хрен
Я зову его монпэр, потому что все вокруг зовут своих отцов фазерами. А мне, во-первых, слово не нравится, а во-вторых, если мы с первого класса учим не английский, а французский, логичнее будет главные вещи своей жизни на этот язык и переводить. А отец, безусловно, возглавляет список главных вещей моей жизни.
Все типа иронию проявляют, а я хочу зашифровать слово «папа», чтобы никто до него не дотронулся, не полез бы с каким-нибудь своим интересом. В первом классе нам задали на дом приготовить рассказ о своей семье. Я поднял руку и спросил:
– А как сказать «мой папа»?
– Мон пэр, – послушно ответила француженка.
– А как это пишется?
Француженка написала эти слова на доске. Потом спохватилась:
– Но ты должен будешь рассказать не только о своем папе, но и о маме, и о бабушках и дедушках, о братьях и сестрах…
И тут у меня ни с того ни с сего случилась истерика. Я хотел выйти, но не дошел – стоял посреди класса, всасывал ртом воздух, давился им и орал, как сумасшедший, своим тоненьким первоклассным голоском: «И-и-и, и-и-и…» Ужас, если задуматься, чистый ужас. Француженка тогда страшно испугалась, даже отвела меня в медкабинет – под присмотром специалиста посидеть в тишине до полного успокоения.
А на следующем уроке она меня так и не вызвала. Перепугалась, я думаю, сильно.
А отец с тех пор стал монпэром.
Сейчас он сидел напротив меня и смотрел, то ли щурясь, то ли морщась, как я накладываю ему овсянку. Завтрак сегодня сильно запоздал. Но если человек всё утро пьет воду, как верблюд после похода, рано или поздно он почувствует: неплохо бы и поесть.
Так что я просто ждал, когда монпэр наконец сядет за стол.
Пока ждал, громко хлопнула дверь у новых соседей. Я хотел было метнуться к глазку и уже наконец рассмотреть, с кем теперь придется жить на одной площадке, но потом подумал: всё равно он (или она, не дай бог) сейчас выйдет из подъезда. Поэтому я занял наблюдательную позицию у окна. Прошло довольно много времени (по крайней мере, я бы раза три мог туда-сюда по лестнице сбегать), прежде чем дверь подъезда открылась.
Сначала вышла она – типичная тетенька в сером пуховике и вязаной шапочке. Она вышла и стала кому-то держать дверь подъезда.
Брысик было побежал знакомиться, но замер метрах в десяти – что-то его смутило. Это странно, он же жутко любопытный.
На крыльцо стало выползать странное существо. Ну, то есть это был человек, но двигался он ужасно криво, ноги тряслись и разъезжались, а руки были скрючены у груди. Его выход напоминал выступление клоуна. Правда, не сильно смешное.
Когда он наконец выполз целиком, тетенька бросилась к нему, чтобы подпереть его с одной стороны. Но он что-то быстро сказал ей, и она отвалилась, стояла внизу и напряженно ждала, когда он спустится с крыльца.
А он, видя это, спешил, и ноги у него еще больше заплетались, и мне было смотреть на всё это…
