на замок, там круглосуточно дежурят. В ближайшее время мы его допросим.
Йеппе прищурился.
– Возможно, это совпадение.
– Да. Или нет. Посмотрим.
Фальк поднял кустистые брови и засунул большие пальцы под подтяжки.
Заговорила Сара.
– Я нашла психиатра Петера Деманта и медсестру Танью Крусе. Оба живут и работают в Копенгагене…
– Их мы допросим завтра.
Йеппе кивнул Фальку, давая понять, что об этом нужно договориться.
– Но мне пока не удалось найти повара. А это трудно, раз у нас нет ничего, кроме имени Алекс. То же самое относится к двум медсестрам, которые работали на неполную ставку, – их имен даже владелица не помнит.
Сара будто оправдывалась, словно ее раздражало, что она не до конца справилась с задачей.
– Рита Вилкинс обещала поискать имена. Надо ей позвонить, чтобы двигаться дальше. Еще кто-то из персонала есть?
– Один человек. Воспитатель Ким Сейерсен. Мы попросили профсоюз помочь нам его найти.
Йеппе встал и пошел закрывать окно. До него дошел тонкий запах дождя, падающего на асфальт, и на секунду он замер, вдыхая его, затем закрыл задвижку и повернулся к остальным.
– Мы с Ларсеном допросили Бо Рамсгорда, отца Перниллы – она в интернате жила. Его дочь совершила самоубийство, когда ей было всего семнадцать, хоть она и лечилась. Он говорит, что персонал наплевательски относился к работе и обманывал подростков; он считает, что они не оказали вовремя помощь его дочери. Они с женой, Лисбет, подали на Риту Вилкинс в суд, и интернат закрыли, но на том все и кончилось. Они пытались заявить на руководительницу интерната в полицию, но им не хватило доказательств. Видимо, остальные сотрудники не захотели выступить свидетелями.
Йеппе подошел к стулу и сел.
– Но у семьи Рамсгорд есть отличный мотив – месть.
– У них есть алиби?
Сара наклонилась вперед, опираясь на локти, как нетерпеливый подросток.
– Трудно сказать. Мать в Швеции, на занятиях по медитации, где участникам не разрешают пользоваться телефоном, типа цифровой детокс. Отец утверждает, что они вместе были дома, но пока информация не подтвердилась. И он, видимо… я даже не знаю. Ты что думаешь, Ларсен?
Мотнув головой, Ларсен откинул волосы, залезавшие в глаза.
– Мне кажется, он раздавлен.
Йеппе пожал плечами.
– Согласен, потому что… Но если брать за основу золотое правило – мотив плюс возможность, – то надо приглядывать за Бо Рамсгордом. Я попросил на эту ночь установить за его домом наблюдение.
Он посмотрел на часы.
– Поехали по домам, хоть немного поспим. Мы с Фальком завтра допросим Танью Крусе и Петера Деманта из «Бабочки». Ларсен, съездишь к Рите Вилкинс за недостающими данными?
– Съезжу. – Ларсен взмахнул пальцем. – Я думал еще повидаться с ее бывшим мужем, Робертом Вилкинсом. Он, кажется, был совладельцем интерната.
– Отличный план. – Йеппе поймал взгляд Сары. – А Сайдани…
Она улыбнулась и перевела взгляд на свои бумаги.
– Я ищу тех, кто жил в интернате: Исак Брюгер в Биспебьерге, Мария Бирк, видимо, живет на улице, и Кенни Эвальд переехал куда-то в Азию. Я еще думала разузнать насчет Перниллы…
Сару перебил негромкий стук. Дверь открылась, прежде чем кто-то успел ответить, и вошла вымокшая под дождем Моника Кирксков. При виде Йеппе она расплылась в широкой улыбке.
– Вот и вы!
Йеппе встал.
– Моника. Что вы тут делаете?
Он чувствовал на себе любопытные взгляды других следователей, уголком глаза заметил, как выпрямился на стуле Томас Ларсенс – улыбаясь, он внимательно смотрел на них. Она снова была необычайно красива, Йеппе прекрасно это видел. Темные, влажные от дождя волосы обрамляли лицо, изгибы тела подчеркивал ремень на талии, надетый поверх плаща.
– Да, вы же говорили, что я могу звонить в случае чего. Я даже сегодня днем звонила, но… и полицейское управление мне по пути – я все равно иду из музея домой…
Она видела только его.
Смущенный Йеппе обернулся к коллегам.
– Это Моника Кирксков, специалист по старинным медицинским инструментам, среди прочего скарификаторам.
– Я помешала?
– Все хорошо, мы вообще почти закончили. – Йеппе хлопнул в ладоши. – Давайте на сегодня закругляться.
Он искал глаза Сайдани, чтобы дать ей знак – пусть она его подождет, – но она ловко избегала его взгляда и вышла из столовой не попрощавшись.
Проходя мимо Йеппе, Ларсен нескромно подмигнул, из-за чего Кернер чувствовал себя плейбоем, которого застукали во время интрижки и давным-давно раскусили.
Йеппе протянул ей руку, приглашая пройти.
– Что у вас? Я имею в виду сведения.
Моника хитро улыбнулась.
– Я только плащ сниму, если вы не против?
– Извините, у меня день был долгий.
Йеппе пододвинул ей стул, но сам не сел.
– Я решила зайти, потому что слышала в новостях: в деле замешан Петер Демант.
– А вы с ним знакомы?
Она закивала.
– Где-то десять – двенадцать лет назад мы вместе учились в медицинском, но я бросила. С тех пор я с ним не общалась и не очень хорошо его знаю, но… – Она наморщила лоб и улыбнулась себе, как будто точно не знала, о чем говорить дальше. – Вы что-нибудь знаете о гуморальной теории?
– Почти ничего.
– В античности верили в гуморальную теорию – то есть в то, что в теле человека циркулируют четыре жидкости. Чтобы организм был здоров, им нужен баланс. Эти жидкости – кровь, слизь, желтая желчь и черная желчь.
– Мило.
Она хихикнула.
– Да уж. Все методы лечения строились на жидкостях, а смысл в том, чтобы восстановить в организме баланс – например, пациентам давали рвотное. Или пускали кровь – как вариант, скарификатором.
Йеппе навострил уши.
– Четыре жидкости тела связаны с четырьмя временами года и четырьмя элементами – картина в самом деле получалась очень цельная, – таким образом, в человеческой природе выделяли четыре разных темперамента – в зависимости от того, какая телесная жидкость преобладает. Например, у задумчивых меланхоликов – избыток черной желчи, у дружелюбных, но отчасти пассивных флегматиков – избыток слизи, ну и так далее.
Она выжидательно посмотрела на него.
Йеппе улыбался. Ее приятный голос словно бил ему в живот.
– Все это очень интересно, но я не совсем понимаю…
– Возможно, это полная чушь. Я и сама понимаю, но вообще… – Она наклонилась вперед – он смог как следует рассмотреть ее декольте. – Холерики, у которых избыток желтой желчи, что связывали с кровообращением, – люди агрессивные и горячие. Быстро соображают, очень независимые и решительные.
В античности большинство преступников причисляли к холерикам.
– Сегодня у нас все же по-другому классифицируют преступников.
Йеппе пытался понять – неужели она правда пришла ради того, чтобы рассказать про античные представления о человеке.
– Это я понимаю. Но
