Какая-то волшебная сила заставила Габриэля Элиодоро пережить эти далёкие события буквально в доли секунды.
Он улыбнулся, взглянув на свою тарелку, воткнул вилку в куриную ножку, которую выбрал для себя, и почти швырнул её в тарелку генерала. Тот поначалу был несколько шокирован, но затем, решив, что это проявление гостеприимства, благодарно просиял.
14
Пабло уже потерял надежду увидеть Гленду Доремус, когда девушка наконец появилась в дверях. В первый момент он даже не узнал её. Поразительно, как наша фантазия преображает иные лица! Сейчас Гленда показалась Пабло более красивой и менее печальной, чем при первой встрече. Он приблизился к девушке, горячо пожал ей руку и поблагодарил за то, что она пришла.
— Будьте ко мне снисходительны, — прошептала американка своим глуховатым голосом, который так нравился Пабло. — Я впервые на дипломатическом приёме.
— Неужели впервые? — удивился он.
— Да…
— Давайте тогда пройдёмся по залу, и я познакомлю вас с его фауной. Вон тот высокий мужчина — посол Эфиопии. — Но Гленда не заинтересовалась африканским дипломатом. — Смуглый толстый джентльмен с лицом доброго Будды, который сидит на голодной диете, — посол Таиланда. А это супруга французского посла, одна из самых элегантных дам в Вашингтоне…
Пабло взял Гленду под руку и почувствовал (или это ему показалось?), что девушка вздрогнула, будто его прикосновение ей было неприятно. И всё же руки её он не отпустил.
— А это мой друг Орландо Гонзага, первый секретарь бразильского посольства. Осторожно: он опасный человек.
Бразилец пожал руку Гленды, и Пабло со своей гостьей пошли дальше.
— Билл! — сказал он немного погодя. — Познакомься со своей соотечественницей.
Потом они подошли к человеку, который грациозно и легко, как танцовщик, скользил среди гостей.
— Мисс Доремус, это мой коллега Эрнесто Вильальба.
Титито смерил Гленду Доремус взглядом с головы до ног, и немедленно определил: служащая Панамериканского союза, на приёмах не бывает, подкрашивается неумело, здоровьем похвалиться не может, одета ужасно, но Пабло в неё влюблён.
— Не будете возражать, — сказал он, — если я отправлюсь выполнять тяжёлую миссию? Наш посол поручил мне показать дом пяти дамам из самого высшего вашингтонского общества, все они интересуются Латинской Америкой. До свиданья! Рад был с вами познакомиться, мисс…
Когда Пабло представил свою знакомую смуглому джентльмену с чёрными усиками, тот поцеловал ей руку, сказав:
— У ваших ног, сеньорита.
Отойдя подальше от этого галантного мужчины, Гленда удивилась:
— Почему «у моих ног»?
— Это старинная испанская формула вежливости. Разве она вам не нравится?
— Я ненавижу все формулы, — недовольно сказала Гленда. — И особенно формулы вежливости.
Пабло улыбнулся. Он чувствовал себя счастливым: с приходом Гленды праздник обрёл для него новый, волнующий смысл. Теперь он больше не сомневался, что Гленда нравится ему, но предчувствие, перераставшее в уверенность, ему говорило, что отношения их сложатся непросто: будут у них и споры, и разногласия, и прочие осложнения. И откуда это предчувствие, если они ещё совсем мало говорили друг с другом, а диссертация этой девушки из Джорджии была написана сухо и серо, как газетная статья.
— Пабло! Почему ты не представляешь меня этой красавице?
Перед ними возник Габриэль Элиодоро, который только что выпил третий бокал шампанского. Посол постарался очаровать американку, но та отвечала ему почти враждебной холодностью.
— Чувствуйте себя как дома, сеньорита. А ты, Пабло, поухаживай за нашей гостьей. Угости её сакраментскими эмпанадасами. Мы ещё увидимся, мисс.
— В нём есть индейская кровь? — спросила Гленда, провожая взглядом посла, который направился к красивой женщине в красном.
— Наверное, — отозвался Пабло. И, зная, что вызовет спор, добавил: — А разве это имеет какое-нибудь значение?
— Что именно?
— Какая кровь течёт в жилах человека.
— А вы считаете, нет?
Пабло сделал гримасу, выражавшую его безразличие к этому вопросу, а Гленда снова попыталась освободиться от его руки. Пабло, однако, не отпускал её.
Тут он заметил посла Гаити и решил проделать опыт.
— Я хочу познакомить вас с одним моим другом, — прошептал он, направляясь к гаитянскому дипломату, который с пустым стаканом стоял в центре зала. Поняв, что Пабло собирается представить её негру, Гленда попробовала уклониться и даже воскликнула: «Нет!», но Пабло сжал её руку ещё сильнее и продолжал вести. «Зачем эта жестокость? — спрашивал он себя. — Откуда это желание подчинить её себе вопреки её воле?»
— Прошу вас, — умоляла Гленда, пытаясь высвободиться. — Я не хочу. Не хочу. Вы не имеете права меня принуждать!
Не переставая улыбаться, Пабло всё же заставил её подойти к гаитянскому послу.
— Господин посол, это моя знакомая, мисс Доремус. — Дипломат поклонился и с улыбкой протянул руку. Поколебавшись мгновение, американка подала ему кончики пальцев, но тут же их отняла. Пабло заметил, что она побледнела.
— С вашего позволения, господин посол, — произнёс Ортега и пошёл дальше со своей пленницей. Ибо Гленда действительно была его пленницей. «Теперь я знаю, — думал он, — теперь я уверен. Она расистка. Подала руку негру, а саму, наверное, затошнило». Он заметил капельку пота на лбу американки, которая в третий раз попыталась вырваться от него.
— Вы мне делаете больно, — сказала она, бросив на Пабло злой взгляд.
— Хорошо, я отпущу вас. — Пабло улыбнулся. — Но не убегайте. Надо же нам поговорить.
Они помолчали, и вдруг Гленда остановилась.
— Зачем вы это сделали? Я же говорила, что не хочу знакомиться с этим негром.
— Прежде всего он человек.
— Я не на лекции по вопросам этики и морали.
— Не глупите! — воскликнул Пабло, всё больше удивляясь своему поведению. Никогда прежде он не обращался так с женщиной. — Неужели в вас нет спортивного духа? — Пабло протянул Гленде сигареты, но та отрицательно покачала головой. Он закурил и продолжал: — Это посольство с юридической точки зрения является территорией республики Сакраменто, поэтому я у себя на родине.
— Ещё одна причина, по которой вы должны вести себя как джентльмен. — Гленда озиралась по сторонам. Это шумное сборище, эта жара, несмолкающий гул голосов, запахи еды, доносившиеся из столовой, ошеломили её. В желудке снова неприятно засосало. — Я ухожу, — заявила Гленда.
Пабло снова взял её под руку, на этот раз нежно.
— Останьтесь, прошу вас. Мне необходимо поговорить с вами. Мы ещё не обсудили вашу диссертацию.
— Я не за этим пришла сюда.
— Тогда зачем?
Гленда казалась удивлённой.
— Дурацкий вопрос! Пришла потому, что вы меня пригласили, потому что вы настаивали и я обещала прийти. Вы что, пьяны?
— Я ничего не пил. Даже воды.
— Может быть, приняли какой-нибудь наркотик?
— Я их не принимаю. Как вы могли подумать такое?
Несколько секунд они молчали, хмуро глядя в глаза друг другу.
— Неужели вы собираетесь обсуждать диссертацию в этом аду?
— Нисколько. Я, как и вы, ненавижу эти сборища, а потому нарушу правило, которое запрещает секретарям посольства уделять исключительное внимание кому-нибудь из гостей. Пойдёмте возьмём еды и вина, а потом укроемся в спокойном месте. Согласны?
Гленда покорно пожала плечами. Они перешли в столовую, где Пабло положил закуски на две тарелки и поставил их на поднос вместе с бутылкой шампанского и бокалами.
— Давайте посмотрим, свободна ли библиотека.
Они вышли в коридор, который проходил под лестницей главного вестибюля, и оказались в библиотеке. В углу беседовали двое мужчин. Пабло узнал их. Это были д-р Хорхе Молина и профессор университета Джорджа Вашингтона. Раздавался поучающий голос доктора:
— …вот почему судьба направляет нашу жизнь к вечности. Я бы даже сказал…
Он заговорил тише, когда увидел вошедших. Наклонясь к Гленде, Пабло прошептал:
— На портрете, что висит над камином, изображён Хувентино Каррера.
Гленда не проявила никакого интереса к генералиссимусу, изображённому в известной позе Боливара.
Выйдя из библиотеки, они прошли по коридорам и комнатам, которые показались Гленде миниатюрной копией Версальской галереи зеркал, и очутились в небольшом зале, расположенном в левом крыле здания.
— Это мой излюбленный уголок, — сказал Пабло. — Знатоки считают, что мебель эта относится к эпохе испанского Возрождения. Видите письменный стол в углу? Настоящий «баргеньо».
Мисс Доремус никогда не слышала о «баргеньо», но никаких вопросов не задала.
Пабло поставил поднос на низенький столик рядом с софой, на которую уселась Гленда, и принялся открывать шампанское. Наконец пробка выскочила, угодив прямо в нарисованного на потолке херувима, и упала на мягкий ковёр, из горлышка бутылки побежала пена.
