Мисс Доремус никогда не слышала о «баргеньо», но никаких вопросов не задала.
Пабло поставил поднос на низенький столик рядом с софой, на которую уселась Гленда, и принялся открывать шампанское. Наконец пробка выскочила, угодив прямо в нарисованного на потолке херувима, и упала на мягкий ковёр, из горлышка бутылки побежала пена.
— Давайте выпьем и помиримся, — предложил Пабло, наполнив бокалы и устраиваясь в кресле напротив девушки. Сделав первый глоток, Пабло заметил, что Гленда не пьёт.
— Вы не пьёте?
— Может заболеть желудок…
— Бросьте! Желудочные болезни обычно мы сами придумываем. Так что пейте, а то вы ещё, пожалуй, и есть не станете…
Гленда посмотрела на тарелку: куски индейки, салат, какой-то подозрительный соус, жирные пирожки. Пабло быстро осушил свой бокал.
— Зачем вы заставили меня пожать руку негра? В этом не было никакой необходимости, мы никогда больше не встретимся. Вы нарочно это сделали, хотели меня испытать, да?
— Разумеется.
— Теперь вы знаете, что я ненавижу негров, так что вопрос исчерпан. Я уважаю ваши вкусы и убеждения, а вы должны уважать мои. Но как бы там ни было, я считаю, что поступили вы невежливо.
Пабло снова наполнил свой бокал.
— Вы очень на меня рассердились?
— Говоря откровенно, да.
— Тогда покорнейше прошу простить меня.
— Я уже говорила вам, что ненавижу формулы. Пожалуйста, не употребляйте больше этого отвратительного слова.
— Какого?
— Покорнейше.
— Хорошо. Давайте закусим.
Он передал Гленде тарелку, и она принялась ковырять вилкой салат, не вызывавший в ней ни малейшего аппетита. Пабло встал и запер двери на ключ.
— Зачем вы это сделали? — Встревоженная Гленда вскочила на ноги.
— Не хочу, чтобы нам мешали.
— Откройте сейчас же! — приказала она.
Но Пабло подошёл к ней, будто ничего не слышал.
— Сядьте, Гленда, и успокойтесь. Я не стану пытаться вас изнасиловать.
Она побледнела, на мгновенье ненависть исказила её лицо, глаза стали злыми, и Гленда глухо сказала:
— Никогда больше не смейте при мне произносить это слово.
Усевшись, она дрожащими руками открыла сумочку и вынула сигареты. Пабло поднёс зажигалку, но сигарета прыгала в губах девушки. В конце концов ей удалось закурить, и, нервно затянувшись, Гленда взглянула на дипломата.
— Мистер Ортега…
— Пожалуйста, зовите меня Пабло.
— Хорошо. Но вы странный человек. Когда я увидела вас впервые, вы мне показались другим: скромным, уравновешенным. Как бы это сказать? Пожалуй, мягким. В общем, человеком, на которого я могла бы положиться. А теперь я вижу, что вы такой же, как все.
— Гленда, — после паузы начал Пабло, — откровенно говоря, с тех пор, как вы вошли сюда, я играю роль сильного мужчины, укротителя. Но я совсем не такой, поверьте…
— Почему же вы выдаёте себя за того, кем на самом деле не являетесь?
— Не знаю. Возможно, потому что вы пробуждаете во мне какие-то дремлющие инстинкты, — Пабло улыбнулся, — или потому, что в глубине души… Словом, не знаю, видимо я хотел бы быть тем, кого я играю. Однако никаких задатков для этого у меня нет! Будемте друзьями, это самое главное.
— Признаюсь, я в растерянности и жалею, что пришла. А пришла я только из-за вас. — Помолчав, Гленда спросила: — Почему бы вам не заняться другими гостями? Неужели вас так заинтересовала моя скромная персона?
— Вам неприятно, что мужчина заинтересовался вами?
— Неприятно, потому что это всегда кончается плохо.
— Вы пессимистка, Гленда. Но, прошу вас, съешьте что-нибудь и выпейте вина.
Гленда бросила нерешительный взгляд на тарелку и, поколебавшись, поставила её обратно.
15
Впрочем, через несколько минут, немного успокоившись, она всё же проглотила два кусочка индейки и половину пирожка, начинка которого показалась ей слишком острой. По настоянию Пабло выпила также глоток шампанского, со страхом думая о том, как это скажется назавтра.
Ортега между тем осушил третий бокал и собирался с духом сказать Гленде прямо, что он думает о её диссертации.
— Я жду откровенной критики. — Гленда скрестила руки, из предосторожности надавив на желудок, хотя ни боли, ни тошноты пока не было.
— Хорошо. — Пабло и сам не знал, почему ему доставляет удовольствие нападать на девушку. — Ваша диссертация абсолютно лишена исторической перспективы и изобилует неточностями.
Лицо Гленды напряглось, на лбу появились морщины, она будто каждой порой впитывала слова Пабло.
— Неточностями? Какими?
— Начать с того, что вы пользовались недостоверными источниками.
— Но основную информацию я получила в вашем посольстве!
— Именно поэтому я и считаю её недостоверной.
— Вы пьяны.
— Может быть, и тем не менее то, что я сейчас сказал, правда…
Гленда пристально изучала рисунок ковра.
— Конечно, в вашей диссертации есть и неоспоримые факты, — продолжал Пабло. — Сакраменто и в самом деле было открыто в 1525 году испанским капитаном Леандро Гарсиа Эскалой, находившимся на службе у завоевателя Франсиско Фернандо де Кордобы. Позднее Эскала основал Пуэрто Эсмеральду на северо-восточном побережье Сакраменто, и Серро-Эрмосо на центральном плато. Но легенда о золотистой пуме, якобы охранявшей вход в серебряные рудники, пожиравшей испанцев и щадившей туземцев, которым она будто бы лизала руки, не более правдоподобна, чем легенда о волчице, вскормившей Ромула и Рема.
— В книге, которую мне давал доктор Молина, говорится, что существование той пумы подтверждено документами колониальных времён, и что именно поэтому пума и поныне изображается на гербе Сакраменто.
— Поверьте мне — это миф.
Подперев голову, Гленда поставила локти на колени и взглянула на Пабло.
— Неужели невозможно спасти хотя бы часть из того, что я написала?
— Спасти надо вас.
— Ненавижу глупые шутки. Я говорю совершенно серьёзно. Диссертацию надо сдать в следующем месяце.
Пабло пожал плечами. Вино сделало его красноречивым; он словно парил в облаках. Общение с Глендой доставляло ему болезненное наслаждение, в котором было что-то садистское, хотя и не без примеси мазохизма.
— Та часть, где вы описываете освобождение Сакраменто от испанского ига, а также роль, которую наша страна играла в составе мексиканской империи Итурбиде и позднее в Центральноамериканской конфедерации, в общем правильна.
— Что же тогда вам представляется ошибочным?
— Всё остальное.
Гленда выпрямилась.
— Такой неопределённой критики я принять не могу. Укажите конкретные ошибки, процитируйте неправильные положения. Почему вы не принесли рукопись?
Во рту у неё был неприятный вкус от пряностей в начинке пирожка. Гленда открыла сумочку и положила в рот таблетку магнезии.
— Прежде всего, — сказал Пабло, закуривая вторую сигарету, — истинная история Сакраменто не так проста, как вы её изображаете, она намного интереснее и гуманнее той официальной версии, которую нам навязывают в учебниках.
— Я не понимаю, куда вы клоните…
— Как настоящая американка, которую с детства пичкают рассказами о бандитах и храбрых ковбоях, вы искали этих героев и этих бандитов и в истории моей страны. А дело совсем не так просто. Вы нарисовали картину крупными мазками, используя лишь несколько красок, и получился грубый плакат, лишённый оттенков.
Гленда растерянно покачала головой.
— Давайте говорить конкретнее. Права ли я в своей оценке дона Антонио Марии Чаморро? Разве он не был жестоким диктатором, правившим Сакраменто в течение четверти века?
Горячность девушки забавляла Пабло.
— В вашей работе дон Антонио Мария выглядит обыкновенным бандитом, грубым и невежественным. По крайней мере у меня сложилось такое впечатление.
— Кем же он был на самом деле? Святым? Учёным?
— Немного святым, немного учёным, но в основном невротиком.
Гленда нетерпеливо вздохнула и проглотила остатки пирожка.
— Я жду вашего толкования истории Сакраменто.
— Что ж… в 1899 году дон Антонио Мария Чаморро, которому тогда было лет пятьдесят с небольшим, врач, никогда не практиковавший, и отпрыск богатого семейства из нашей так называемой сельской аристократии, выставил свою кандидатуру на пост президента республики от либеральной партии, уже около двадцати лет находившейся в оппозиции. Побеждённый кандидатом от консерваторов, он заявил, что стал жертвой махинации, задуманной политиканами и полицейскими. Антонио Мария и руководители оппозиции организовали заговор, и в 1900 году при поддержке значительной части небольшой в то время национальной армии он захватил власть, устроив государственный переворот…
