Пань Цзиньлянь выпрямилась, как свеча, и отвесила Юэнян четыре земных поклона. Потом вскочила и шлепнула Юйлоу.
— Сгинь, несчастная! И ты мне в матери заделалась.
Все рассмеялись. Не удержалась и У Юэнян.
— Поглядите на эту негодницу! — воскликнула Юйлоу. — Ей хозяюшка улыбнулась, она и нос задирать, на мать замахиваться, рабское отродье?
— Ну вот вы, сестрицы, и помирились, — с облегчением сказала старшая невестка У. — Как приятно видеть вас живущими в мире и согласии! А золовушка моя, если другой раз и поворчит, вы ее уважьте. Уступайте друг дружке, тогда все пойдет хорошо. Говорят, хорош собой пион, да и ему листья красоту придают.
— Если б она помолчала, никто б с ней не стал пререкаться, — заметила Юэнян.
— Вы, матушка, — небо, я же — земля, — проговорила Цзиньлянь. — Простите меня, матушка, за мою невоздержанность.
— Вот наконец-то ты, дочка, покаялась, — шутя ударив Цзиньлянь по плечу, говорила Юйлоу. — Ну, да хватит языком болтать! Мы уж за день наработались, пора и тебе за дело приняться.
Цзиньлянь вымыла руки, почистила ногти и, не слезая с кана, начала на пару с Юйлоу раскладывать фрукты, но не о том пойдет рассказ.
Сунь Сюээ распоряжалась женами слуг, занятых на кухне приготовлением кушаний. Повара в большой передней кухне хлопотали у котлов и сковород, где готовилось варево и жарево, коптили бараньи туши и украшали жаренных поросят. Циньтун принес лекарства. Симэнь просмотрел рецепт. Пилюли он распорядился отнести Юйлоу, а настой — Юэнян.
— Ты тоже лекарства просила? — спросила Юэнян.
— Да, то, что тогда просила, — отвечала Юйлоу. — Живот болел, я и попросила батюшку, чтобы доктор Жэнь мне пилюль прислал.
— Не ела ты тогда ничего, вот у тебя озноб и начался, — заметила Юэнян. — Но помогут ли тебе эти пилюли?
Однако оставим дальние покои и перейдем в передние постройки.
Первым прибыл цензор Сун. Он проследовал в переднюю залу, где осмотрел столы. Симэнь проводил его в крытую галерею. Они сели. Цензор принялся благодарить Симэня за золотой треножник.
— Я еще должен вам заплатить за него, — говорил Сун.
— Что вы! — воскликнул Симэнь. — Какие могут быть разговоры, Гунцзу! Я ведь давно собирался вам его поднести, но опасался, угожу ли.
— Вы так любезны, сударь! Не знаю, как мне вас и отблагодарить! — складывая руки на груди, говорил цензор Сун.
После чаю он завел речь о настроениях местного населения, обычаях и нравах. Симэнь только поддакивал ему. Когда Сун осведомился о чинах судебно-уголовных учреждений, Симэнь заметил:
— Мне приходилось встречаться только с правителем области Ху, человеком известным и в народе уважаемым, да уездным правителем Ли, к службе ревностным и усердным. Других плохо знаю, зря говорить не буду.
— Вы ведь знакомы с начальником гарнизона Чжоу Сю, каков он? — спросил Сун.
— Полководец он опытный и знающий, но я бы все-таки предпочел военного коменданта Цзина из Цзичжоу. Он военное образование получил. И молод, и талантлив — всем взял. Я бы посоветовал вам, Гунцзу, обратить на него внимание.
— Вы говорите об военном коменданте Цзин Чжуне? — уточнил Сун. — Откуда вы его знаете?
— У нас с ним личная дружба, — отвечал Симэнь. — Вчера он мне послужной список передал, просил замолвить за него словцо.
— И я давно слыхал, что он отличный полководец. Ну, а еще кто?
— Еще я назвал бы старшего брата жены, У Кая, — продолжал Симэнь. — Он ведал постройкой казенных амбаров и занимает в настоящее время пост тысяцкого в правом гарнизоне. Вот его бы следовало представить к повышению, может, возвести в надзиратели. Я бы вам был крайне признателен, Гунцзу, за оказание милости и честь.
— Коль скоро речь идет о вашем шурине, сударь, я не премину упомянуть о нем в докладе на высочайшее имя, — заверил его цензор. — Причем испрошу подобающий чин. За это я вам ручаюсь.
Симэнь поспешно сложил руки в знак благодарности и протянул цензору послужные списки военного коменданта Цзина и шурина У Старшего.
— Покажешь мне, когда буду доклад составлять, — наказал Сун своему секретарю и передал бумаги.
Симэнь велел слуге незаметно сунуть секретарю три ляна серебра, чтобы тот, паче чаяния, не запамятовал, но не о том пойдет речь.
Пока они говорили, послышались удары в барабаны и гонги.
— Господа пожаловали, — доложили слуги.
Симэнь поторопился им навстречу, проводил в залу, где они обменялись приветствиями. Цензор Сун тем временем не спеша проследовал через калитку в сад. После приветствий прибывшие осмотрели ломившийся от яств стол. На нем возвышались блюда с мясными кушаньями, сладостями и фруктами. Главный стол, как и окружавшие его малые столы, был накрыт с большим вкусом. Довольные чиновники благодарили Симэня.
— Великолепно! — восклицали они. — надо будет добавить … возместить понесенные хозяином расходы.
— Да, собранного серебра явно не хватило бы, — заметил цензор Сун, — Но ради нашей дружбы Сыцюань, полагаю, не станет утруждать вас, господа.
— Разумеется! Не извольте беспокоиться! — заверил их Симэнь.
Собравшиеся уселись за столом в соответствии с рангами. Слуги подали чай.
— За его сиятельством Хоу гонцы посланы, — говорили они. — Пока не отбыли из резиденции.
Стоявшие по обеим сторонам музыканты забили в барабаны, заиграли на флейтах и свирелях. У вторых ворот столпилось столько прислуги, что было невозможно пройти.
Было уже за полдень, когда прискакал вестовой, объявивший о прибытии военного губернатора.
Опять с обеих сторон грянула музыка. Чиновники вышли к главным воротам. Цензор Сун ожидал знатного гостя у ворот.
Немного погодя показался отряд конников с голубыми штандартами. За ними четверо носильщиков несли большой паланкин, в котором восседал военный губернатор Хоу. Он был в ярко-красном халате с павлинами на квадратных нашивках и в наушниках, подбитых соболем, перепоясан отделанным золотом поясом. Процессия остановилась у ворот, и встречающие окружили вышедшего из паланкина высокого гостя. К ним присоединился и цензор Сун, переодетый в расшитый золотыми облаками ярко-красный халат с белым однорогим оленем[1439] на квадратных нашивках и круглым воротником. Его украшал пояс из носорожьего рога.
В большой зале состоялась церемония взаимных приветствий. После того как каждый засвидетельствовал свое почтение гостю, был представлен Симэнь.
— А это хозяин, тысяцкий Симэнь, — объяснил цензор Сун. — В здешней судебно-уголовной управе служит, тоже из облагодетельствованных его превосходительством Цаем.
Губернатор велел секретарю подать сложенную вдвое красную визитную карточку, на которой было выведено: «Ваш друг Хоу Мэн», и протянул ее хозяину. Симэнь обеими руками принял карточку и столь же благоговейно передал слуге.
Гости сняли верхние одежды и сели. Чиновники разместились по обеим сторонам. Цензор Сун занимал место хозяина. После чаю внизу грянула музыка, и Сун поднес губернатору кубок вина и шелк с прикрепленными к нему цветами, который был тут же уложен в коробку и отправлен в губернаторскую резиденцию.
Затем повара подали горячие блюда, среди которых выделялся украшенный цветами поросенок, но говорить об этом подробно нет надобности.
Первыми выступали принадлежащие театральному управлению танцоры, наряженные в новые одеяния из узорной парчи, которые они получили на сей случай из казны, за ними клоуны и скоморохи. Их представление отличалось необыкновенным мастерством. Только после них появилась хайяньская труппа. Актеры земно поклонились и вручили почетному гостю лист исполняемых произведений. Губернатор Хоу заказал драму «Цзиньский князь возвращает пояс».[1440] Когда они исполнили сцену, подали барана.
В самом деле, казалось, букеты ярких цветов скопились на узорной парче. Мелодии флейт и дивное пение услаждали слух, обилие золота и собольих мехов предстало взору.
Тому подтверждением стихи:
Не дымкой рассветною зала объята —То кружатся вин дорогих ароматы,Звенит украшений точеный нефрит,И золото шпилек в прическах горит.
Когда слуги не раз обошли гостей, а певцы исполнили два акта, солнце стало клониться к западу. Военный губернатор Хоу распорядился подать пять лянов серебра. Наградив ими поваров, слуг, музыкантов и лицедеев, он оделся и откланялся. Чиновники во главе с цензором Суном проводили его за ворота, а когда он отбыл в паланкине, вернулись в залу, чтобы поблагодарить Симэнь Цина и разойтись. Симэнь проводил их и, вернувшись, отпустил музыкантов.
Время было раннее. Симэнь распорядился, чтобы столы не трогали, а поварам наказал навести порядок и добавить закусок. Слуги были посланы за шурином У Старшим, а также сюцаем Вэнем, Ин Боцзюэ, зятем Чэнь Цзинцзи и приказчиками Фу Цзысинем, Гань Чушэнем и Бэнь Дичуанем. Два стола с закусками отнесли вниз, чтобы накормить актеров хайяньской труппы. Им было велено по прибытии гостей исполнить из «Времен года» зимнюю сцену под названием «Хань Сицзай устраивает ночной пир».[1441] Хозяин распорядился расставить ветви зимней сливы у стола, чтобы любоваться ими во время пира.
