объяснять, – буркнул он.
Он перевел взгляд на другие сундуки, пошел осторожно, крышки приподнимал справа и слева, везде пустые. А то, что он принимал за золотые кружочки монет, тускло блестящие в багровом свете факела, оказывалось всего лишь орнаментом.
Казначей следовал по пятам, сочувствующе вздыхал. Мрак прошел вдоль стены, все сундуки оказались пустыми. Посмотрел на оставшиеся под стеной напротив. За спиной сдержанно вздохнуло.
– И там все так же?
– Так же, – ответил казначей печальным голосом.
– Сколько же я должен взять?
Он напрягся, но казначей ничуть не удивился, развел руками:
– Если Ваше Величество так и не решилось повысить жалованье, как просит Геонтий… то две тысячи золотых монет, а если повысили, то три.
– А здесь найдется хоть одна монета?
Казначей кашлянул, промямлил:
– Разве что где-то в щель провалилась… но в сундуках, ларях – вряд ли. Вам в прошлый раз уже не хватило, помните? Пришлось задержать выплату денег армии. Вы сказали, что заплатите сразу за два месяца. К счастью, раньше у нас такого не было, армию не обманывали, так что вам… то есть нам, поверили. Вот эти два месяца пришли…
Мрак чувствовал себя так, словно потолок над ним затрещал, огромные глыбы ужа падают, вот-вот обрушатся всей тяжестью на плечи. И не удержать, разве что успеет выпрыгнуть в сторону.
– Вот что, – сказал он веско, – вот что… Я как-то совсем забыл, что сегодня выплата. Понимаешь, звездное небо – это так прекрасно! С ним обо всех мелочах жизни забываешь. Вот я и забыл про эту мелочь… сколько, ты говоришь?
– Две тысячи, – ответил казначей тихо. – Или три.
– Я ж говорю, мелочь, – сказал Мрак. – На небе знаешь сколько звезд? Как-нибудь расскажу… Геонтию передашь, что жалованье войску – две с половиной. Три – это многовато, а две с половиной – в самый раз. Три тысячи – это грабеж! Моя казна такого не выдержит. Две с половиной тысячи – это и так слишком. Все равно пропьют.
Казначей покачал головой, снова развел руками:
– Что мне ответить?
– Буду думать, – объяснил Мрак. – Так и скажи, тцар изволит думать! То на звезды изволил, понимаш, а теперь изволит думать. Головой, понимаш? Может быть, те золотые статуи распилим на золото. Расплавим то исть. А то стоят, место занимают. Все время спотыкаюсь! Может быть, я воздумаю что-нить еще. Пойдем отседова, тут уже делать нечего.
В груди оставался холод, разрастался. Недовольство казначея понять можно, каждый понимает, что армия может прийти и поискать деньги сама. А если она придет, то уж точно найдет.
Светильник казначей на обратном пути погасил, а факел вернул стражу. Мрак отправился в главный зал, где он все еще не закончил прием, но одна мысль не давала покоя. Даже не мысль, а ощущение, что казначей где-то соврал.
Снова и снова перебирал его слова, вспоминал улыбку, виноватое выражение, снова слова, пока в памяти не всплыло насчет раза в месяц. Мол, только раз в месяц они заходят в эту казну.
Но почему же ноздри говорят ему… да что там говорят, просто орут!.. что в том помещении с сундуками и скрынями совсем недавно были люди?
В приемном зале за это время народу стало поменьше. То ли решили, что уже не вернется, то ли знали, что если пошел с казначеем, то вернется злой, раздраженный. Мрак в самом деле чувствовал сильнейшее желание кому-нибудь свернуть шею собственными руками. Вот прямо сейчас.
Аспард посмотрел внимательно и отступил за высокую спинку. Двое стражей вытянулись и преданно ели Мрака бесстыже сытыми, влюбленными глазами.
Из поредевшей толпы придворных вышел рослый человек в белоснежной одежде. Чистая, как снега на горных вершинах, она опускалась до самого пола, и казалось, что человек не идет по красной ковровой дорожке, а неслышно плывет.
Мрак скосил глаза на Аспарда, тот молчал, морда каменная, не догадался, что Его Величество нуждается в подсказке. Только и понятно, что жрец, да еще можно догадаться, что не простой, простые вообще дальше своих храмов не ходят. Да и выглядит не тем человеком, что долго пробудет в младших…
Жрец подошел, низко поклонился. Мрак делал вид, что слишком углублен в мысли, не сразу заметил, что перед ним стоит еще кто-то. Жрец кашлянул робко, снова поклонился.
– Ну че? – спросил Мрак.
Жрец поклонился в третий раз, заговорил тихим робким голосом:
– Осмелюсь напомнить Вашему Величеству о малых мира сего… о простых людях! Сильные да знатные забывают, чьими трудами все это получено, на чем держится их власть и благополучие…
Мрак молча рассматривал верховного жреца… Смуглый, сухой и крепкий, как высохшая на дороге обглоданная кость, он смотрел на Мрака вроде бы с неподвижным лицом, но Мрак улавливал за этой бесстрастностью силу, немалый ум, стойкость, которая может подвигнуть человека даже на такие дурости, как соблюдение постов в то время, когда все едят и пьют.
Он покачал головой:
– Ты о налогах, что ли? Нет, налоги пока в силе. Армии платить нечем! Не знаешь? А вот я уже знаю.
Жрец сказал с едва заметной укоризной:
– Ваше Величество даже не вспомнило о страшном Зауре! А этот разбойник держит в страхе всю вашу столицу… ночью. Простой люд страшится выйти из домов. Да и в домах нет защиты, ибо Заур врывается в любой дом и берет там все, что возжелает: деньги, украшения, бесчестит женщин, калечит мужчин…
Мрак насторожился, сказал протрезвевшим голосом:
– Да-да, ты прав. Что-то у меня вылетело из головы. Наверное, у меня ухо и там с дырой. Так ты говоришь, разбойничает? Вот мерзавец, а?
– Ваше Величество, – сказал жрец потвердевшим голосом, – в этом дворце каждый защищает свои интересы, рвет для себя. Это понятно, так везде… Но если не защитить простой народ, то рухнет и богатство всех ваших придворных. Только они этого не понимают.
Его глаза оставались одновременно непроницаемыми и укоряющими. Мрак покачал головой:
– Да-да. Ты прав. Это понимаю только я, это понятно, я ж все понимаю… только ни хрена не делаю, все звезды, звезды… да еще ты зудишь, как муха в паутине. Иди сюда ближе. Давай заново все про этого Заура. Я, конечно, помню все, но за последнее время что-то да изменилось, что-то добавилось, кого-то ограбил еще, верно?
– Верно, – сказал жрец со вздохом. Он спокойно и без подобострастия стоял напротив Мрака. У него было лицо человека средних лет, даже в конце средних, в голове проседь, под глазами мелкие морщинки, глаза понимающие, проницательные, жрецам часто приходится иметь дело с разными людьми,
