что находились на станции, не мог выдержать в открытом космосе больше десяти минут. Не говоря уже о том, что взрывную волну можно было пережить только в комнате. Особенно, если опустить ещё и защитные щиты. Чем Эми и занималась. Вообще, эти щиты были предназначены для того, чтобы сдержать распространение вируса (и Сурецкая, устанавливающая точки планируемого взрыва, просто о них не знала). Но сейчас они могли выиграть для Эми время.
Воздух в систему криокапсулы Эми уже добавила.
За пару минут до взрыва, она огляделась, решая, всё ли сделала, что могла. Затем забралась в капсулу, закинув туда предварительно кое-что ещё. Ждать. Ждать Эми не любила и не умела.
Но ей предстояло именно это.
Ждать и верить. Верить в друзей.
Верить в мужчину, который уже перевернул всю Землю, чтобы найти её по ту сторону неба.
Оставалось только надеяться, что этого хватит. Что этого будет достаточно.
Веры Эми. И её удачи.
В конце концов, этой удачи же хватило попасть сюда? Чтобы не допустить трагедии мирового масштаба! Должно же это и в обратную сторону сработать?
Эми уговаривала себя не бояться, уговаривала себя, что всё будет хорошо.
А сама неотрывно смотрела на часы на стене, ощущая, как начинает действовать снотворное. Оставаться в сознании она не собиралась. Не потому, что боялась, а потому, что точно знала, человек в панике себе не поможет, а вот навредить успешно может. Ей же нужно было дождаться помощи, а не сделать так, что помогать уже будет некому. Так что «снотворное – лучший друг, кофе – сегодня мой враг»…
Часы на стене мигнули и погасли. Душа ушла в пятки и предпочла там и остаться. Отключение часов значило только одно – первый взрыв на станции уже раздался, она обесточена. А значит теперь вопрос нескольких минут, как скоро она начнёт ломаться на куски.
Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Нельзя было поддаваться панике. Нужно было расслабленно смотреть, расслабленно дышать. Нужно было уснуть до того, как всё вокруг рухнет. Но это было так сложно…
Отвлечься не получалось. Проверенные техники – не работали.
И Эми просто было страшно.
Вот так просто страшно.
Просто потому, что страшно.
И засыпать было страшно, потому что вариант того, что Эми не проснётся был всегда.
Но засыпать было нужно.
Засыпать было необходимо.
…Момент, когда вся станция накренилась, Эми ощутила всем телом. Ощутила, но испугаться ещё больше не успела, наконец-то, подействовали вещества в системе жизнеобеспечения, и девушка уснула.
Она не видела, что происходило в космосе вокруг станции.
… как рушилась станция.
…как рыскали вокруг грандиозные корабли, пытаясь её отыскать.
…как рушится комната, в которой она находилась.
Она не видела, как одна из опорных балок, падая вниз, пробила край капсулы. И время, которое она так отчаянно выигрывала, сражаясь за каждую секунду, подобно песку, утекающему сквозь пальцы, ускорило свой бег…
А её искали.
Искали отчаянно.
Искали, выбиваясь из сил. Прочёсывая каждый миллиметр. Меняя друг друга и проверяя друг за другом.
Вначале искали живой.
Потом искали хотя бы тело, чтобы вернуть его домой.
Молодую девочку, которая больше не откроет глаза, жаль было многим, но … трагедии не случилось, какая страшная беда прошла мимо, никто толком и не знал. Сказали там какие-то слова, красивые, вдохновили, но это явно же были просто слова.
Имя той, кого искали, знали только несколько человек.
Среди них был и достаточно обычный парнишка, разве что которого можно было назвать искренним фанатом пропавшей девушки. Причём обеих её ипостасей.
Иванов Максим Алексеевич, он же Крок, в равной степени ценил и коллегу, капитана Лонштейн, и профессора Борисову с кафедры. Он знал, чем обязана Эммануэль и девочка, которая мало-помалу захватывала в сердце Максима уже куда больше места, чем он сам решился бы признать… И приходилось тянуться, меняться, сбрасывать старую шкуру и обрастать новыми привычками.
Максим не желал даже допускать вариант того, что профессор мертва. Ладно, кто угодно. Как угодно.
Но не она.
Парень размышлял очень просто.
Скорее всего, профессор знала о том, что будет взрыв. То есть это не спасательная капсула (о том, что их здесь уже нет, Змей был в курсе, а вместе с ним и его команда). Это не скафандр. В скафандре выжить не получится. То есть в первую очередь искать надо место на станции, в котором профессор сможет пережить взрыв. И что-то, в чём она сможет продержаться до прихода помощи.
Первым делом Максим полетел к медицинским секторам, но … там всё взорвалось в первую очередь, так что он напрасно потерял время. Вместо того, чтобы продолжить поиски, он отлетел немного в сторону, вытащил карандаш и листок бумаги и начал чертить линии взрыва. Прямо по грубой схеме станции. Где-то здесь должно было быть место, максимально удалённое от начального взрыва. Место, которое просуществовало в относительной безопасности дольше всех. Где сохранялся воздух, куда не попал вакуум сразу после взрыва. Место, которое выбрала бы для себя профессор Борисова… чтобы выиграть время.
Она знала точно, что за ней придут. И уж кому как не команде патруля было объяснять, что сдаваться Эммануэль Лонштейн не умеет. Но ведь это и к лучшему. Сейчас это качество могло стать тем спасительным канатом, который сохранит её жизнь!
Лишь бы только было так.
Лишь бы так было.
Формулы ложились на листок бумаги, расписывая, разрисовывая. Стрелки. Движение.
Маленький кораблик висел в вакууме, а потом сорвался с места. Решительным атакующим прыжком крокодила.
Крок чуял, добыча где-то рядом. Добыча где-то близко.
Зрение сузилось, превращаясь в узкий тоннель, он смотрел в одну точку, ту, где должен был быть след.
…Но следа не было…
- Макс? – громкая связь включилась неожиданно.
Крок даже подпрыгнул, выходя из своего транса, сердито выругался. Потянулся к кнопке:
- Да?
- Будь осторожен. Там два корабля рядом с тобой разворачиваться будут, набрав порцию мусора. Смотри, чтобы не сшибли.
- Понял, принял, спасибо, - буркнул парень, а потом резким рывком тронул вниз свой кораблик, чтобы освободить пространство для расхождения большим кораблям.
Это случилось в тот момент, когда он сам ушёл вбок, а два корабля наверху сблизились максимально возможно. На мгновение вниз упал отблеск огромных прожекторов, которыми обшаривали территорию выше. И Макс застыл. То, что он принял за мусор, в неверном свете блеснуло острыми серебристыми осколками, словно сломанные перья, усыпающие чей-то путь.
У него тоже были прожектора, только слабые совсем, и заряд двигателя они пожирали с несусветной скоростью. Но руки Макса
