— Я хочу посмотреть тебя в деле, — громко изъявил своё желание, стоявший поодаль царь, а затем обращаясь к своим воинам, добавил, — сильно не калечить. За смертельное ранение, лично голову с плеч срублю.
И сложив руки на груди, приготовился к представлению.
Молоденький мальчонка, смотря куда-то на гриву своего коня, как-то обречённо и тяжело вздохнул, покачал головой и… исчез. Опешивший Тигран, успел только рот раскрыть от увиденного, как почувствовал холодное лезвие клинка на своём разгорячённом от скачки горле, а за спиной злобно прошипели:
— Только дёрнись и я вырежу вас всех, как свиней, начиная с тебя.
Тигран замер, инстинктивно подаваясь всем корпусом назад, стараясь отринуть от смертоносного железа, осматривая ошарашенным взором, растерявшихся воинов.
Они все были обезоружены и беспорядочно обыскивали себя, мечась по ножнам, в поисках кинжалов, по сапогам, в поисках ножей, обыскивали сёдла и все, как один, ничего не могли понять, что произошло. Лишь увидев побагровевшего царя, с кинжалом у горла и ехидно улыбающегося пацана, за его спиной, замерли в нерешительности, так же, как и царь, раскрывав рты.
Кайсай убрал лезвие кинжала от горла Тиграна, обошёл его, с силой двинув плечом Ашпани, стоявшего рядом, освобождая тем самым себе проход. Вышел в центр круга, неся всё собранное оружие на руке, как поленницу дров, свалил на землю, всё это забрякавшее железо, хлопнул своего коня, так же отправляя его пастись и только после этого, спокойно повернулся к растерявшемуся Тиграну.
— Не верить тебе, Тигран, у меня были все основания, — проговорил молодой бердник, разведя руками, как бы показывая на окруживших его воинов и продолжая после паузы — и вот подтверждение. А для того, чтобы не верить мне, царь, я ещё повода, тебе, пока, не давал.
Тишина стояла полная. Никто, видимо, ещё не отошёл от шока. Только трава шелестела, под ногами отходящего от молодого бердника коня.
— Хочешь посмотреть меня в деле? — продолжал он, развернувшись и спиной отходя от кучи брошенного оружия, — дело ладное. Я покажу тебе бердника, без всякого колдовства, только играть мы будет по моим правилам. Эй, вояки, — обратился он к замершим наездникам, — слазьте со своей скотины и разбирайте оружие. Я освобождаю вас от ограничения вашего повелителя и разрешаю не только наносить мне любые раны, но и убить, коли получится, но и вы, получив от меня хоть один порез, из боя выходите честно.
Он не стал дожидаться их согласия, как бы давая понять, что других правил не будет. Вынув меч и кинжал, чуть присел, разводя оружие в стороны и уставив пустой взгляд в землю, стал медленно и плавно двигаться, постоянно раскачиваясь и перемещаясь влево, вправо, но каждый раз практически оставаясь на одном и том же месте. Со стороны, это смотрелось, будто слепой прислушивается, в ожидании нападения.
Шоковое состояние постепенно отпускало Тиграна, но сказать, что он пришёл в себя, после пережитого, было нельзя. Тем не менее, скорее чисто инстинктивно, он кивнул головой, давая согласие воинам на показательный бой и те, грузно спешившись, побрели к куче оружия, сложенного на средине, разбирая, каждый своё.
Рассовав кинжалы и ножи, разобрав мечи, они скинули в руки маленькие круглые щиты и настороженно стали обступать непонятного, теперь, им противника, ожидая очередного колдовского подвоха, но на этот раз, никакого колдовства не было. Бердник резко ускорился и закрутился у ног, обступивших его воинов, моментально сбив их в кучу.
Не прошло и десятка ударов сердца, как перед Тиграном встал молодой степняк, убирая меч и утирая окровавленный кинжал о штаны, пряча последний в серебряные ножны. Оставив за спиной пятерых его лучших воинов растерянными, с удивительно одинаковыми порезами на левой щеке, как будто эти раны, не в кучном бою были получены, а вырезаны старательным художником, в задачу которого, входила, абсолютная одинаковость, в нанесении рисунка на их лица.
Шок, от которого Тигран ещё до конца не избавился с первого раза, тут же перерос в полное недоумение и ступор.
— Ну, что, может теперь поговорим на чистоту? — спросил хмурый зятёк.
Тигран замялся. Поговорить он хотел, но вот только не на тех условиях, в которые его поставил этот пацан. Силён. Очень силён, мерзавец, и к тому же смертельно опасен, чтоб держать его во врагах, да и вообще, рядом с собой.
— Поговорим, — тоже не очень весело подтвердил царь, — начинай первый.
— Вчера вечером, после пира, видимо за столом, проведя разведку боем, твоя дочь начала действовать, притом в том русле, в котором я и предполагал. Она, довольная собой, раздала первые указания своим девочкам, по захвату власти в твоих землях. Лично тобой, будет заниматься дева по кличке Герра. Будь осторожен. Дева не слабая, но зная о её деяниях, ей всё же можно противостоять. Хотя, как по мне, так я бы сделал вид, что поддаюсь. В этом случае, она не будет сильно упорствовать и давить на тебя по полной. Больше всего, не повезло Хартану. Не знаю кто это, но им займётся лично Зарине. На нём можешь поставить крест и вычеркнуть из списков своих ближников. Твоей дочери, никто не сможет противостоять, поэтому, начинай от него беречься, ибо она, сможет заставить его делать всё, что посчитает нужным. Или заставить кого-нибудь убить, или самому убиться. Он слепо будет выполнять её капризы.
— Этого не может быть, — не выдержал Тигран, багровея.
— Тебе придётся поверить, горный царь, — спокойно продолжил Кайсай, — колдовская сила её Славы могуча. Она способна, даже разом влюбить в себя два режущихся в битве войска, не смотря на их азарт и жажду крови. В этом отношении, она по силе, почти богиня, только расстояние полёта стрелы — это придел её силы и если б не это ограничение, то я бы не позавидовал этому миру.
Тигран, которому было только что продемонстрированно колдовство невиданной природы, призадумался и над способностями Зарине. Он не хотел, но вынужден был поверить этому странному, «особому», как назвала его Райс, мальчику. Покосившись влево, вправо, Тигран не громко скомандовал:
— Оставьте нас. Я буду говорить с ним с глазу на глаз.
Сопровождающие ближники и воины, грузно, как будто в штаны наложили, сначала разошлись в разные стороны, а затем собравшись кучкой на одном из склонов холма, как побитые собаки, молча, уставились на оставшуюся внизу пару.
Тигран, даже после того, как все ушли, ещё долго ничего не говорил, обдумывая, что и как сказать. Ему было необходимо переломить ход этой неудачной «охоты» в свою пользу, и он начал:
— Куруш вернулся в Экбатаны.
Кайсай ничего не ответил, лишь вопросительно посмотрел, мол, «ну и что?».
— Он вернулся в Экбатаны, вместо того, чтобы готовить новый поход на заход солнца в земли фараона. Притом, не просто так вернулся, а привёл с собой объединённую армию персов и мидян, выставив её для обороны. Не догадываешься от кого?
— Понятия не имею, — вновь пожал плечами молодой бердник, выражая беспечность, — я, по крайней мере, пока, на него нападать не собираюсь.
— Он готовит мне ловушку, — сдерживая гнев на непривычно разнузданное поведение безусого юнца, выдавил из себя Тигран, — в скором времени, я ожидаю приглашения посетить его царские покои в Экбатаны, из которых мне, уже никогда не выйти. А армии готовятся защитить город, если в результате этого, мой конный корпус кинется меня спасать или мстить.
— Всё так плохо? — в голосе Кайсая послышались нотки тревоги.
— Хуже не бывает, — выдохнул обречённо Тигран, — и Райс с Агаром, как назло ушли в поход, дэвы знают куда. Он всё рассчитал, как по звёздам.
Новоиспечённый зятёк о чём-то призадумался, ехидно кривясь, но ничего в ответ не сказал.
— Мне нужна ваша помощь, — пошёл в наступление царь.
— В чём? — продолжая о чём-то думать, спросил молодой бердник.
— Я упаду с лошади на охоте и прикинусь поломанным, когда прибудет от Куруша вестник с приглашением. И так как сам, буду не в состоянии предстать перед Повелителем Народов, пошлю послами с извинениями вас. Если моя дочь, такая сильная колдунья, как ты говоришь, ей ничего не будет стоить склонить Царя Царей в благодушную сторону, относительно меня и на какое-то время, отвести грозу, а может быть и вернуть меня ко двору. Для Райс, моё возвращение к Курушу, будет, как подарок небес, и вы оба, я надеюсь, заслужите и мою, и её благодарность.