— Может, Джоу, змееподобными займешься ты? — весело спросил желтоглазый у своего ослепительного брата.
— Попробую, — откликнулся тот.
Чародей с ужасом взирал из своей башни на духов Змеиной горы, которые метались в отчаянии по замковому двору в поисках спасения или места, где можно было укрыться от того кошмара, который поразил их тугодумные мозги. Змей Могашшин так и не узнал, что хранителям горы привиделся сам великий Аврага Дзагасан — их божество и повелитель, высказавший им свое неудовольствие.
— А где фенешанги?
— Пошли за стариком, — беззаботно пояснил богам Барнаба. — Нужно же призвать его к ответу.
Джоу Лахатал поднял бровь:
— А где же он?
— Там, в донжоне…
— Кхм, — смущенно кашлянул Змеебог. — Как же это я его не заметил?
— Очень просто, брат, — вмешался Арескои, — мы никак не привыкнем замечать жалких смертных, хотя они то и дело умудряются причинить нам головную боль.
— Кажется, это признак нашей глупости… — сказал га‑Мавет.
Братья переглянулись, но обсуждать проблему дальше им не пришлось — четверо фенешангов уже волокли связанного по рукам и ногам Змея Могашшина.
Оставшийся наедине с бессмертными, лишенный поддержки страшной твари, о судьбе которой он ничего не мог узнать в эти минуты, старик оказался жалким и беспомощным. Некоторое время он молчал, концентрируясь на попытках вызвать своего повелителя — Мелькарта. Но Мелькарт оставался глух к его мольбам: ему не нужны были проигравшие.
— Неужели вот эта кучка тряпья заставила нас бросать все дела и мчаться в Сараган? — спросил Барнаба брезгливо.
Заносчивый старик был не в состоянии выдержать подобное унижение.
— А ты узел разноцветного тряпья! — моментально вспыхнул он. — Я посмотрю, что вы запоете, когда моя красавица распотрошит дерзкую девчонку. Еще никто не одолел мощи талисмана и могущества мантикоры.
— Будем надеяться, что он не прав, — шепнул Арескои Богу Смерти.
— А вы так и будете стоять и ждать, герои? — выкрикнул вдруг старик в лицо Джоу Лахаталу. — Страшно спуститься в подземелье? Боитесь темноты? И не стыдно вам высылать впереди себя женщину?!!
Он все рассчитал верно, надо отдать ему должное. И вспыхнувший Змеебог уже был готов сорваться с места и бежать на помощь Каэтане.
— Стой! — удержал его за край плаща Римуски.
Верховный Владыка приостановился, изумленно глядя на фенешанга. Ему и в голову не приходило, что темнокожие жители Иманы могут быть настолько сильны.
— Стой, — уже мягче попросил Римуски. — Ему терять нечего, но он ведь и нас хочет забрать с собой. Стой и думай спокойно: если талисман Джаганнатхи увижу я или кто‑то из моих братьев, даже глупая мантикора сможет командовать нами — мы будем лишены воли и разума. А если под его власть попадешь ты или твои братья, то вы обезумеете, впустив в себя пространство Мелькарта. И тогда Каэтане придется либо убить вас, либо принять смерть от ваших рук. Стой и жди. Это единственное, что ты можешь для нее сделать.
Джоу Лахатал все это знал и сам, но иногда нужно, чтобы кто‑то укрепил тебя в твоих собственных убеждениях.
А несколько минут спустя Каэтана выбралась из подземелья. Она была почти что невредима, только правая рука, которую она чем‑то поранила в горячке боя, немного кровоточила. Просто была сбита кожа на костяшках пальцев да несколько длинных порезов тянулись по кисти. Она все еще судорожно сжимала черные от крови мантикоры клинки.
— Как ты? — тревожно спросил Джоу Лахатал.
— Нормально. Оказалось, что все значительно легче: я и не ожидала. — Каэ приняла решение не рассказывать о жутковатом собеседнике, предвещавшем конец этого мира. Рано говорить о конце — она жива и еще повоюет.
— Лефче! — раздался внезапно скрипучий голос перстня. Тон был неповторим.
— Что с тобой, Ниппи? — спросил Барнаба.
— Фто. фто? Уфарили оф сфенку фильно‑фильно, — поведал перстень. — Расфили, наферное.
Арескои, обняв га‑Мавета за шею, дергался всем телом. Смеяться над Ниппи вслух было неприлично, выдержать же сию тираду с непроницаемым лицом… для этого нужно было быть больше чем просто богом.
— Интересно, ты всегда будешь так изъясняться? — поинтересовался Барнаба.
— Нафеюсь, фто нет, — буркнул Ниппи. — Не фядил я сефя ф фою, а теферь фы смеефесь! Ферфца у фас нет!
— Нет, — немного растерянно сказал Джоу Лахатал. — Перца нет. А зачем нам перец?
— Не ферца, а ферфца, — рявкнул Ниппи.
— Хватит, — заявила Каэтана. — Мы с Ниппи и без того пострадали, а нам еще двигаться за оставшимися талисманами.
— А что делать с магом? — Римуски держал старика за шиворот. Тот был бледен — понимал, очевидно, что пощады ждать не приходится.
Каэ пожалела бы его, но внезапно всплыли перед глазами хрупкие маленькие косточки, попавшиеся ей под ноги в подземелье. И она сказала равнодушно:
— А что с ним делать? Убейте…
* * *
В королевском дворце, в Кайембе, только‑только распахнули окна. Занимался рассвет, и полусонные слуги еще медленно передвигались бесконечными коридорами. Раньше всех вставал главный повар и первым делом будил многочисленных своих помощников. После чего облачался в бледно‑желтый наряд и шествовал на кухню — думать. Главный повар короля Колумеллы был мастером своего дела, а потому приготовление любой трапезы начинал с мыслительного процесса. Тщательно взвешивал и сопоставлял, не оставляя без внимания ни одной мелочи. Все учитывал почтенный Пру — и погоду, и время дня, и вчерашнее настроение своего монарха, и даже цвет его наряда, о чем всегда советовался с церемониймейстером.
Сегодня день выдался прекрасный. Умытое, розовощекое солнце радовало всякого, кого радует хорошая погода и теплый, добрый денек. Король должен был облачиться в розовый костюм, присланный позавчера из мастерской королевского портного и еще ни разу не надеванный. А в трапезной зевающие слуги уже расставляли в вазы громадные букеты палевых и бледно‑розовых роз, срезанных садовником. И капли росы еще искрились на их шелковых лепестках.
Пру решил, что сегодня к завтраку его величеству будет приятно отведать суфле из креветок, сиреневато‑розовой ветчины, истекающей слезой, жирного гуся, обложенного розовыми прозрачными виноградинами, а также выпить розового вина — молодого и крепкого — и полакомиться клубнично‑сливочным мороженым.
Главный повар был единодушно признан гением именно потому, что умел любой свой замысел воплощать быстро и точно.
Два часа спустя взмыленные поварята уже несли на ледник мороженое в хрустальных вазочках, ключники вытирали пузатые бутылки, придавая им блеск, гусь шкварчал на противне, поливаемый собственным жиром вперемешку с виноградным соком, а воздушное суфле ждало своего часа — печь нагревалась до той идеальной температуры, при которой взбитые яйца поднимаются и тут же припекаются, покрываясь розовой корочкой, под которой остается в неприкосновенности сочная, истекающая волшебным соусом начинка.
Любимый помощник Пру уже вытаскивал из соседней печи ароматные, хрустящие хлебцы и томные, тающие во рту печеньица.
Король Колумелла просыпался сам, в половине седьмого утра, если дело было летом; и в половине восьмого — зимой.
Сейчас он сидел в постели и потягивал носом воздух. Пахло восхитительно, и его величество почувствовал, как рот наполняется слюной.
— Прекрасно, — сказал он вслух.
— Не уверен, мой повелитель, — раздалось из дальнего угла опочивальни.
— Это ты, Экапад? — недовольно молвил Колумелла.
Утро как‑то сразу потускнело, солнце съежилось, а запахи стали неприятными. Король и сам не понимал, отчего он не переносит присутствия своего мага.
Зато Аджа Экапад прекрасно знал причины этой неприязни. Но ему было абсолютно все равно: он не искал монаршего расположения в отличие от большинства своих коллег. Грустный пример мага Шахара, Боро и Гар Шарги, а также Корс Торуна напоминал ему о бренности, тщетности и преходящести всего сущего. Верховный чародей Мерроэ знал как дважды два, что при необходимости король пожертвует им, таким, казалось бы, незаменимым, и даже не поморщится. Посему какая разница — нравится он своему господину или нет?
— Что у тебя стряслось? — спросил Колумелла, натягивая рубаху, поднесенную слугами. Он был слишком хорошим государем, чтобы срывать свое неудовольствие на других, и старался держать себя в руках насколько это было вообще возможно.
— У меня еще ничего не стряслось, государь. Но вскоре может стрястись в нашем прекрасном королевстве, если мы немедленно не примем мер.
— Докладывай.
— Король помнит, сколько несчастий принес его царственному собрату диковинный заморский талисман, который глупый маг Шахар присоветовал подарить королевской любовнице?
Король Колумелла, знакомый с той трактовкой событий в Аллаэлле, которая была выгодна его магу, утвердительно кивнул. За прошедшие месяцы Аджа Экапад сумел исподволь внушить ему, что смерть Фалера и внезапный упадок Аллаэллы — суть происки Древних богов, а в частности Кахатанны, пытающейся добиться возврата власти своему отцу — Барахою. Долгое время король Колумелла только удивленно пожимал плечами: дескать, а какое наше дело? Пусть боги разбираются между собой. Пережили наши предки смену власти Древних богов на Новых, переживем и мы. Главное, не становиться между двумя сталкивающимися скалами. Верховный маг поддержал эту политику государя, назвав ее мудрой и дальновидной, но сумел втолковать Колумелле, что более всего нужно бояться магических талисманов, способных завладеть разумом своего хозяина. С этим король Мерроэ был полностью согласен.