Старый полуразвалившийся КДП присмотрел прапорщик. Когда он возвращался, проводив комбата к самолету, его внимание привлекла облезлая бетонная будка. Развалюха одиноко стояла чуть ли не посреди огромного бетонного поля и могла вместить в себя с десяток человек, да и подход к ней со стороны временного лагеря десантников был неплохой, пробраться можно было незамеченным по канаве для дождевой воды.
Прапорщик мгновенно оценил то стратегически выгодное положение, которое она занимала – отсюда прекрасно обозревался самолет, в то время как наблюдатель мог оставаться незамеченным. Тотчас же после ухода Барханова весь оставшийся командный состав в лице чекиста, прапорщика и радиста переместился в нее, устроив здесь нечто вроде временного штаба. Правда, зияющие дыры в пустых приборных панелях, оставшиеся на месте давно снятой аппаратуры и груды разного металлического хлама, разбросанного по всем углам, не придавали новому командному центру солидности. Он скорее напоминал временное пристанище для бомжей. Однако рады были и дырявой крыше над головой, и четырем стенам со свисающей, оборванной, давно обесточенной проводкой. Теперь имелось укрытие от ночного промозглого ветра и палящего дневного зноя, но самое главное было то, что серебристый авиалайнер просматривался отсюда как на ладони.
Вежновец слышал обращение Лаврова по рации, которую поставили прямо на пол в центре помещения. Он мог видеть, как готовятся к захвату десантники и как из распахнувшегося люка самолета вылетает человек в камуфляже. Сначала чекист решил было что это сам майор, но потом набежавший боец на ходу, четко, без замаха, сбил прикладом успевшего подняться на колени человека. А когда из мегафона зазвучал голос майора, стало ясно, что с Лавровым пока более-менее все в порядке, а спецназовцы получили второго «языка».
«Выкрутился все-таки. Ну что ж, это к лучшему, – Вежновец понимал, что чем профессиональнее командир, тем легче будет отбить у бандитов контейнер со штаммами. – А подчиняться мне он будет в любом случае. С охотой или без нее. Если жив останется».
Вежновец смотрел то на люк самолета и на Барханова, взбиравшегося на спины своих бойцов, то на группу десантников, изображавших разоружение.
«Черт, неужели удастся…»
Два десантника волокли бесчувственного Мустафу к КДП по дну канавы. Третий десантник подобрал его «АК-74». Оттащив тело подальше от самолета, его тщательно обыскали, один из бойцов, на вид покрепче и повыше остальных, смерив глазами оставшееся расстояние до будки, подхватил одноглазого и взвалил его себе на плечи.
«Такую тушу попробуй донеси… Килограмм сто двадцать в нем, наверное», – ухмыльнулся Вежновец, глядя, как десантник, качаясь под тяжестью ноши, бежит трусцой, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшееся расстояние.
Остановившись у винтовой лестницы КДП, сержант передал пленника товарищу, а сам развернулся и побежал обратно. Спецназовец, закинув за плечи трофейный «калаш», поднимался первым, прижимая к себе кучу мелких предметов.
«Наверное, то, что в карманах нашли… – без особого интереса подумал чекист, – убили? Оглушили? На хрена они его сюда тащили? Захват может начаться с минуты на минуту, а что сможет сказать полутруп? Что с ним делать? Ясно что. Не в Москву же везти».
Чекист обернулся с твердым намерением распорядиться отнести «языка» к захваченному ранее снайперу, чтобы потом допросить.
Сняв с плеча захваченный трофей, десантник положил его на проеденную ржавчиной приборную панель бывшего контрольного центра и принялся аккуратно раскладывать всякую мелочь: начатую пачку «Marllboro», огромный клинок в ножнах, мелкие денежные купюры…
«Зачем ему деньги в горах? – Вежновец вновь глянул на самолет. – Автомат в здешних краях лучше кредитной карточки».
Второй десантник с красным, то ли от напряжения, то ли от злости, лицом был не так аккуратен со своим грузом. Зайдя в помещение, он с грохотом – Вежновец даже вздрогнул – швырнул бандита прямо на грязный пол.
– Перестарались, но дышит, – сказал десантник.
– Зачем сюда принесли? – чекист остановил собравшихся было уходить десантников. – Уберите отсюда это говно.
– Старлей приказал доставить сюда, – десантник вытер рукавом мокрое лицо.
– А я приказываю доставить в ангар. Ты меня понял, сержант?
– А мне насрать, что ты приказываешь, – прошедший обе чеченские кампании ветеран с вызовом посмотрел на чекиста, – у меня свой командир, и никаких распоряжений насчет твоих полномочий он мне не давал.
Вежновец, ища поддержки, оглянулся на молчавшего прапорщика. Он вспомнил, что и в самом деле – о его полномочиях знает лишь майор Лавров, а для других десантников он всего лишь сопровождающий их с неизвестными целями фээсбэшник.
– Что вы позволяете своим подчиненным? – чекист уже взял себя в руки, говорил тихо и спокойно.
Он заметил, что десантники даже не пытались скрыть неприязни к нему.
– Ничего особенного. Сержант исполнял то, что ему приказал старший по званию, – прапорщик повернулся к десантнику, – все в порядке, сержант. Что происходит в самолете?
– Я знаю не больше вашего.
И оба десантника покинули КДП.
Павел с бессилием смотрел на удалявшихся бойцов. Они, пригнувшись, бежали по дну канавы.
Поняв, что проиграл, Вежновец отвернулся к окну и направил бинокль на самолет.
Операция захвата началась, пятеро десантников, помогая друг другу, уже забирались в самолет через «парадный» вход – центральный люк, остальные не попадали в поле зрения чекиста.
«Наверное, за шасси укрылись. Хвостовой люк стерегут на случай, если талибы в него рванут. Вот и все – авиалайнер будет наш».
Вежновец надеялся, что удароустойчивый контейнер все еще находится на борту самолета. Однако разум подсказывал, что на это надежды мало.
«Если его увезли в лагерь боевиков, то задание можно считать проваленным. В их гнездо так просто не сунешься, хотя все равно придется – альтернативы нет. Четко и ясно командование дало понять, что, если не отобьем у боевиков штаммы, в России мне делать нечего. Воевать с небольшим отрядом в тридцать человек на чужой территории против террористов, половина из которых профессионалы, а вторая – фанатики… Это верная смерть. На современное вооружение и подготовку десантников при таком неравном соотношении сил надеяться глупо».
– Чудес не бывает, а зря… – беззвучно прошептал Вежновец.
– Товарищ капитан! – его раздумья прервал голос прапорщика. – Посмотрите на это…
Обернувшись, Вежновец увидел спутниковый телефон в руках прапорщика. Потом он перевел взгляд на кучу мелких предметов, лежащих там, где их оставил десантник, и все понял.
«Спутниковый телефон! Черт, а я его сперва за рацию принял, – но и рация лежала на краю панели, десантник выложил ее последней, когда Вежновец уже смотрел на самолет, – у рядового боевика его быть не может. Этот талиб – из верхушки отряда».
– Один из главарей, – рассудил и прапорщик.
– Мы и мертвого разговорим, – тон чекиста не предвещал одноглазому ничего хорошего.
Вежновец уже потерял интерес к происходившему у самолета, отсюда он ничем не мог помочь Лаврову, а вот узнать о судьбе контейнера…
Подойдя к связанному, но не пришедшему в себя одноглазому, Вежновец, не обращая внимания на грязь, опустился на колени, перевернул его на спину.
– Дайте свет кто-нибудь – ни хрена не вижу.
Взяв протянутый фонарик, он направил узкий, яркий луч света в единственный глаз лежащего. Всмотрелся, на лице чекиста впервые за это утро появилась радостная улыбка.
– Это он.
– Кто? – прапорщик ошарашенно смотрел на Вежновца. – Вы его знаете?
– Тот самый, с кем мы переговоры вели. Все-таки молодец майор… Вот черт! Кто его по башке-то приложил так? – Вежновец пытался привести в чувство не подававшего признаков жизни Мустафу. – Та-ак… пульс нормальный… череп, кажется, цел.
Бросив ощупывать голову, чекист усадил связанного Мустафу и сам поднялся на ноги.
– Вот что. Есть аптечка? Где врач?
– В лагере, за пределами аэродрома. А первую помощь оказать можно и здесь.
– Я думаю, продолжительное лечение ему не понадобится. Хотя бы на полчаса в сознание привести, а там пусть или сам сдыхает или… чтоб не мучился.
– Этот кабан еще лет сорок проживет, – прапорщик наскоро осмотрел его голову и наложил повязку.
– Прожил бы, если бы мы не прилетели, – поправил его чекист, – привести бы его в чувство, он мне нужен в полном сознании.
Чекист совал ему под нос раздавленную в марлевом тампоне ампулу нашатыря. Одноглазый в чувство не приходил, хотя пару раз и мотнул головой.
– Спиртное есть?
Прапорщик подал Вежновцу плоскую фляжку.
– Вот, чистый.
После того как афганцу плеснули в рот спирта, он зашевелился и, протяжно застонав, попытался приподняться. На полу в лужице крови остался отпечаток головы. Наконец, усевшись, он открыл глаза и пробормотал на непонятном для прапорщика, но не для чекиста, пуштунском языке.
