заставляй меня причинять тебе боль.
Оксения».
Стервозина. Я, что есть сил, бежала в лес, где мы с Пёткой оставили Марса.
Все четыре ямы закопаны. С пригорком, как натуральные могилы.
— Копай, Пётка!
Пацан бросился разрывать руками одну из могил. Я же припала к земле, выслушивая сердцебиение. Угасающее постукивание я почуяла в дальней от Пётки ямы.
— Здесь! Петро, прикладывай руки к земле. Представь, как…
— Да понял, я понял, что представить. Заклинание говори!
— Фонере адерах!
Пётка повторил.
Ох, ему нужно учиться контролю, потому как пол поляны разлетелось, как от мощного взрыва и на нас посыпался земляной дождь, с корнями, с кротами, с червяками и прочей пакостью. Нас вместе с Пёткой тоже нехило подкинуло. Тело Драка безжизненной куклой подвисло на осиновой ветви. Вот это мощь.
— Енка, что это я сделал? — испугался Пётка своей силы.
— Потом, — я отмахнулась.
Я аккуратно сняла Драка с ветки и мягкой волной магии опустила полоза на землю.
— Петро, я сейчас черпну из тебя магии, а то, боюсь, сознание потеряю.
Пацан коротко кивнул.
Луна Одноликая! Правый глаз Драка отсутствовал. Вместо него зияла глубокая черно-кровавая впадина. Все лицо исполосовано порезами, отмечено синяками и кровоподтеками. Руки и ноги неестественно вывернуты. Пёткиной ли магией — непонятно. Пацан держался молодцом. Я упивалась магией из него и чувствовала, как мой собственный сосуд расширяется. Главное, не переборщить. Как на голодный желудок нельзя много есть, так и в пустой кувшин нельзя вливать много магии. Напившись, я приступила к лечению. Вправила вывихи, склеила кости, омыла раны, залила магией, очищая от разных вредностей. Хуже всего мне далось промывание глазницы. Смотреть чрезвычайно страшно. Хотя, я бы даже сказала — мерзко.
А теперь дать магии сделать свое дело.
— Пусть полежит, — говорю Пётке. — Дышать — дышит. Но справится ли с болью — не знаю. Может умереть.
— Почему ты не плачешь? — пуская слезы, спросил пацан. — Он же может умереть. Навсегда. И его больше никогда не будет.
— Петро, мы с тобой оба сейчас приложили очень много усилий, чтобы он жил. Плакать смысла нет, даже если он умрет. Со всеми это когда-то случится, Пётка, рано или поздно. И ничего не поделать. Слезы не помогут ни в одном случае.
— Учительница говорила, что плакать не страшно, что слезы исцеляют, выплескивают горе.
— Я и не говорила, что плакать — плохо. Реви, сколько душе угодно. Только все бессмысленно.
— Иногда мне кажется, Енка, что ты совсем ничего не чувствуешь.
— Пусть так и останется, — я повалилась на спину рядом с Драком, чьи раны прямо сейчас магически исцелялись.
— Воды, — прохрипел мне прямо в ухо Драк.
С несвойственным мне рвением я соскочила и наколдовала чашу, в нее пролила дождевой наколдованной водицы. Мужчина кривился и завывал от боли. Я достала из сумки заранее собранный шалфей, как в воспоминаниях меня научил Муська. Щелк пальцами — и огонек подпалил скукоженные цветы. Повалил дым. Я поводила травой над телом и носом полоза. Он вдыхал едкий дым ароматного шалфея и погружался в сон, забывая о боли.
— Что дальше делать будем? — проглотил Пётка и закашлялся.
— Не знаю. Мне бы хотелось убраться из этого измерения поскорее. Но, боюсь, что не могу теперь уже оставить вас в беде.
— Ты очень отважная, — смущаясь, сказал Пётка.
Драк пришел в себя через три дня. Все это время мы с пацаном охраняли его покой, грели, кормили, поили. Очень измотались. И, когда он, наконец, очнулся, очень обрадовались.
— Енина, — вяло прошептал полоз. — Я подвел тебя.
— Не без этого, — я шутливо огрызнулась.
— Прости. Они оказались умнее. И спасибо.
— Пётке — спасибо. Без него мне бы пришлось сложнее.
— Ох, конечно, мальчик мой, благодарю!
— Да не за что, — раскраснелся пацан, не очень еще осознавая, какую пользу он принес в этом деле.
— Вы наверняка хотите знать, что со мной произошло?
— Начало, как и конец, нам известен. Промежуточную историю, тоже хотелось бы узнать. Если у тебя есть силы.
— Я крепко спал, после нашего, хм… разговора. Мне снились какие-то ужасные вещи. Потом помню очнулся от ужасной боли в голове. Настолько ошеломительной, что тут же потерял сознание…
— Очнись, аспид, — приятной наружности женщина грубо ударила мужчину по лицу. Ее собственное исказила злость, сделав ту страшной до неузнаваемости.
Драк, вздрогнув, открыл глаза.
— Возлюбенец Шреи, зачем ты преследуешь меня? Ты ведь прекрасно знаешь, что тебе не совладать со мной.
Мужчина молчал.
— Глупенький. Тебе ли не знать, на что я способна. Поэтому подобру-поздорову будь любезен рассказать все сам. У меня нет времени с тобой возиться.
— Я, может, с тобой и не совладаю, но вот Енина…
— Хм, — Нархаль задумалась. — Расскажи мне о ней.
— Ну уж нет!
Нархаль укрыла веками глазницы, не шее и висках вздулись вены. Она, растопырив пальцы, напрягла правую руку. Затем сжала кулак. Драк стал задыхаться. Невидимая сила удушала его, высасывала воздух из легких. Драк пытался с помощью артефакта остановить женщину, но не получалось. Сила не отзывалась на призыв.
— Я не скажу, — просипел полоз.
— Ха-ха-ха, — рассмеялась Нархаль. — Есть и другие способы тебя разговорить. А пока, вырвите ему глаз, — приказала она своим помощникам. — Это артефакт Шреи.
— Какой глаз-то? — спросил Куддон.
— Да хоть оба, — покидая темницу, заявила женщина.
— Я расскажу, — поник Драк. Приземленно, как и любой змей, он сделал хитрый расчет. И поставил на рыжеволосую красотку. Посчитал, что, даже если расскажет о ней все, Нархаль не сумеет ее одолеть.
— Я заинтригована, — остановилась у двери Нархаль.
— Она прибыла из другого измерения, — как бы обобщая всю информацию о Ене, сообщил Драк.
— Из какого же?
— По-моему она упоминала что-то о первом.
Глаза женщины округлились, тело сковал
