– И-я-я-к!!!
– Замолксис принял подношение! – возглашает Мукапиус.
Децебал возвышает свой голос в наступившей тишине.
– В колчане союза у даков девять стрел! Когда наступит час, гонцы принесут вождям инсигнии с полоской красной материи. Это будет сигнал к выступлению!
* * *
Две недели спустя квестор II когорты в Кастра Транстиерна Процилий Нисет получил секретное донесение от своих лазутчиков в Дакии. Послание передал офицеру молодой варвар с ужасным шрамом во всю правую половину лица. Вглядевшись повнимательнее, казначей узнал в стоящем перед ним сармате давнего знакомого.
– Ты тот самый Сатрак, который два года назад вместе с Агафирсом известил нас о военных приготовлениях Децебала? Но шрам? Кто оставил по себе память такой отметиной? Даки?
– Даки! – степняк многообещающе улыбнулся.
Процилий Нисет провел в легионах достаточно времени, чтобы привыкнуть к жестокостям войны и облику чужеземных воинов. Но здесь, увидев гримасу сармата, казначей содрогнулся. «Можно ли назвать службу юноши римлянам платным предательством? – подумал он. – Нет. Люди, сделавшие ему подобную зарубку, становятся врагами на всю жизнь, и расплата за рану становится смыслом существования. Этот варвар служит не за страх, не за деньги. За совесть!» Вслух же сказал:
– Н-да... не завидую я тому из них, кто встретится на твоем пути. А где же твой старший родич?
Сатрак не церемонился в выражениях и огорошил квестора откровенной дерзостью, ответив вопросом на вопрос.
– А где твой начальник? Если ты беспокоишься о деньгах Агафирса, то напрасно. Я увижу родственника на четвертый день после отъезда отсюда и передам все, что ему причитается!
Казначей, не спрашивая более ни о чем, отсчитал положенное число аурей и динариев и вручил грубому варвару. Сатрак ушел, не попрощавшись. Прочитав письмо, Процилий Нисет изменился в лице. Наскоро свернув написанное, он помчался к префекту когорты. Через полчаса по лагерю была объявлена общая тревога. Напряженным голосом в самых энергичных выражениях Антоний Супер потребовал от солдат максимальной бдительности при несении боевой службы. Заявил о возобновлении практики высылки дальних секретов на передовые рубежи варварской Дакии. Запретил самовольные отлучки в канабэ кастры под страхом строжайшего наказания. Легионеры внимали командиру, насупив брови.
– Ну вот, точно жди инспекции из Рима, – пробурчал Минуций Квадрат, как все ветераны не любивший показухи и щелкоперства.
Приятель его Меммий, стоявший позади в шеренге иммунов[145], прозорливо прищурился.
– Нет, Минуций, тут не проверка. Чую, мы еще пошарим по дакийским амбарам. Да помогут нам в этом Беллона, Марс-Мститель и Митра Многомощный.
– Неужели война?! – отозвался с левого фланга солдат-новобранец.
– Кто тебе сказал война?! – сдавленно рявкнул матерый вояка. – Сказано, усилить бдительность, значит, стисни копье и выполняй приказ. Сопляк! После развода подойдешь ко мне, дам тебе работу за болтливость.
Ветераны насмешливо оглядели попавшего впросак сосунка и лениво засмеялись. Минуций состроил постную служебную физиономию. В его сторону смотрел префект.
Часть третья ДВОРЦЫ ПАЛАТИНА
1
Амфитеатр был полон. Игры давал Линий Сура, консул 97 года. Праздник Виналий в честь Юпитера Всеблагого соправитель Траяна устраивал с подобающей его положению щедростью. За десять дней до сентябрьских календ (23 августа) порочный, жадный до развлечений римский плебс всласть обсудил в трактирах, публичных домах, тесных каморках и игорных притонах предстоящие зрелища. Особенно смаковали цифру истраченных на мероприятия денег. Двести тысяч сестерциев. Объявления о гладиаторских боях, раздаче хлеба, вина, масла пестрели на каждом пригодном и неисписанном углу домов. Куртизанки рангом повыше и низкопошибные проститутки из лупанаров Виминала и Циспия готовили невероятные оргии. Ждали пьяную клиентуру с дармовыми деньгами.
В утро праздника Глитий Агрикола, префект Рима, распорядился вывести на улицы дополнительные наряды городской стражи. Три полные преторианские когорты в сверкающем вооружении проследовали спозаранку к Колоссеуму и заняли посты по улице Патрициев и на внутренних переходах цирка.
Всякий прибывающий в амфитеатр просовывал в окошечко кассы специальный жетон-тессу, по которому получал небольшой хлебец, секстарий вина в подставленную кружку и три дупондия денег. Слышались реплики:
– Сатурн Карающий! Ты накажешь подлецов, которые разбавляют тускульское, предназначенное римскими гражданам, и превращают его в кислое пойло!
– Куда смотрят цензоры и эдилы? Прохвоста Памфилия со всей его шкурной коллегией виноторговцев давно пора распять на крестах вдоль Фламиниевой дороги!
– Отстань, потаскуха!
– Рестут! Анций крутился здесь с твоей девчонкой! Ты бы видел ее тунику! Задница оголена до половины. Держу пари – он притащил ее сюда облапошить какого-нибудь богатого импотента, вроде трактирщика Помпония!
– А пошла она...
– Ладно! Твое дело. Увидимся на скамьях.
Легионеры в проходах матерились по-черному. Пихали щитами. Шпыняли древками копий.
– Живее проходи! Давай не толпись, мокрица! Башку раскрою!
– Не прикасайтесь ко мне! Я римский гражданин!
– Что-о? Я вот сейчас вмажу в твое грязное ухо и сразу вспомнишь, как твой папаша пас коз в Лукании!
При появлении центуриона перебранка стихала.
– Граждане римские, поторопитесь! Аристократы заняли ложи. Вот-вот появится Божественный император!
У центуриона свой интерес к посетителям. Вон протискивается хорошенькая девчонка. Венера-Прародительница! Когда эта глупышка успела отрастить такую грудь? Рука сотника в серебряном налокотнике выхватывает красотку.
– Стой! Ты куда?
– Пустите, господин центурион!
– Что-то я тебя раньше не видел.
– Я дочь пекаря Витурия. Субурской трибы!
– У Витурия нет никакой дочери. Ты не имеешь права присутствовать на боях. Здесь необходимо разобраться. Пройдем со мной! Пульхр! Замени меня на время! Да смотри построже тут!
Через некоторое время девушка выныривает из помещения сторожки. Она стыдливо прячет глаза и оправляет задравшуюся тунику. Центурион занимает прежнее место на посту. Взгляд у него опустошенный и довольный. Легионеры понимающе перемигиваются и покашливают.
– Скажи ты. Действительно дочь Витурия, – лукаво говорит начальник.
– Похоже, идут последние, Маний! – докладывает солдат.
– С этих сдерите несколько ассов[146] за опоздание и можете отдыхать! Увижу в караульне спящего – отлуплю лозой!
* * *
Трибуны пестрят разноцветием одежд. Внизу, на первых радах, переливается тончайшая шерсть сенаторских тог, белоснежные паллии весталок. Крашеные тирские платья матрон и их прелестных дочек. Легкие полотняные зонтики от солнца над головами сибаритов. Будто подброшенный, в едином порыве вскакивает стадион:
– Ave imperator Trayan August Germanicus![147]
Траян в сопровождении жены, сестры, племянницы, личного друга Авидия Нигрина, Адриана, соратников и преторианцев охраны усаживается под тисненный золотом балдахин сирийской кожи. Руки принцепса приветливо машут народу. На арене появляется глашатай с папирусом.
– Именем сената и римского народа! Перед началом боев состоится публичная казнь преступников – римского гражданина Маркиана сына Домниона из Виминальского квартала и Деция Диалога из того же квартала Оба приговоренных в течение двух лет занимались вооруженными грабежами в восточной части города. Сыщики Скратей Манилиан и Луций Стай за поимку убийц получили награду в пять тысяч сестерциев. Декурион городской стражи Гней Сатрий отмечен шейным отличием от префекта Рима.
– Слава префекту Рима Глитию Агриколе!!!
Траян приподымается с места и посылает приветствие градоначальнику. Трибуны неистовствуют.
– Слава! Слава! Слава!
Звонко трубят букцины. Давно канули в прошлое времена, когда бандитов казнили в Мамертинской тюрьме, сбрасывали с Тарпейской скалы или распинали вдоль капуанской дороги. В эпоху империи даже казни обставляют так, чтобы доставить максимум наслаждения и зрелищности пресыщенному римскому плебсу. Глашатай зычным голосом объявляет, что сегодня преступники покончат счеты с жизнью, изображая гибель Геракла и Икара.
– Ну-ка, ну-ка, как они это продемонстрируют? – престарелый вольноотпущенник Филемон маниакально жует сухие сморщенные губы.
Откуда-то сверху доносится визгливый крик.
– Нет! Не хочу! Пустите! Апеллирую к императору!!!
Взгляды всего амфитеатра обращаются на угловую часть Колоссеума. С западной стороны на восточную перекинута и под небольшим наклоном натянута прочная пеньковая веревка. Крошечные издалека палачи, словно в игре, прицепляют за поясное кольцо Маркиана Домниона с подвязанными на спине тростниковыми крыльями. Еще миг, и смертник с ускорением несется по наклонной струне вниз. Крылья захватывающе развеваются в потоках воздуха. Хряск! Подрезанная на середине веревка с треском обрывается, и тело, беспорядочно кувыркаясь, летит на мраморную арену.
