Нинино лицо пугало: каждая мышца была расслаблена, отчего Смоленская не могла ни закрыть рот, ни сглотнуть слюну, которая тянулась серебристой ниточкой от ее нижней губы и падала на пол. Вдруг Нина как-то страшно содрогнулась в руках у своих конвоиров, и из ее рта полилась рвота. Ее принуждали стоять прямо, поэтому содержимое желудка вывалилось ей на платье и, полетев вниз, испачкало обувь. Из-под сеток донеслись сдавленные «фу», а Алиса поняла происхождение запах кислятины, что стоял в лодочном сарае наутро.
- В угол, на бок, - велела Марина.
Два «выносящих» отволокли Нину туда, откуда и приволокли. Алиса услышала звук падающего тела. Похоже, эти типы не слишком с ней церемонились. Алиса вспомнила вдруг, как прошедшие четыре года Нина жаловалась на хроническую боль в спине, которая вдруг ни с того ни с сего появилась. Была ли эта боль последствием травмы, нанесенной этими бугаями? Алису вдруг пронзила острая жалость, которую она, не медля, сменила на праведный гнев.
Третий «жертвой» ритуала объединения стал Проценко. Оторвавшись от созерцания экранного Пашки, чье безжизненное тело вынесли, продемонстрировали камере и тут же унесли, Алиса взглянула на побледневший профиль Пашки-настоящего. Оценив испарину, выступившую на его лбу, она аккуратно положила свою ладонь ему на локоть. Он вздрогнул от неожиданности, но от экрана не оторвался.
Алиса не хотела возвращаться к просмотру. Она знала, кто будет приведен на допрос четвертой и последней.
- Отпусти, - услышала она свой голос. Голос был трезвый, что заставило Алису немедленно прилипнуть к экрану. Она успела заметить, как Алиса-на-экране с силой выдрала свой локоть у конвойного.
Она вошла в ритуальный круг самостоятельно. В той же юбке и футболке, в которых проснулась, и босиком. Ее движения и координация практически не были нарушены, зато глаза были будто сделаны из силикона. Алиса-на-экране отрывисто вертела головой, словно ворона или одержимая демонами, видимо, стараясь, разглядеть или узнать своих мучителей. Алисе-зрителю показалось, что ее голова в тот момент походила на видеокамеру на паузе. Изображение видит, а запись не ведет.
Алиса-на-экране пошатнулась, и тип в капюшоне за ее спиной придержал ее за локоть.
- Убери лапы, мудозвон! – злобно пропела Алиса-на-экране, приведя в недоумение Алису образца 2010 года.
- Ты знаешь, кто я? – задала Марина стандартный вопрос.
- Ты – сраная эсэсовка, с кривыми ногами и черными усами, неудачливая охотница на чужих мужиков, - произнесла Алиса-с-экрана. Даже не произнесла, а как-то зашипела и выплюнула. Теперь Алиса, сидящая по ту сторону экрана, не могла узнать свое лицо: узкие глаза-щелочки, искаженный рот, обнажающий клыки, раздутые крылья носа, но самое главное – это пальцы на руках. Алиса-с-экрана держала руки на весу перед собой, согнув в локтях на девяносто градусов, и методично сжимала и разжимала кулаки, словно это были ее вторые легкие. Когда она выпрямляла пальцы, то было заметно, как по каждому пальцу пробегает судорога.
Совету Десяти было не по себе от поведения Алисы-на-экране: Марина забыла следующий вопрос и даже конвой отступил от нее на шаг. Алиса, сидящая в кафе во Фрогнер-парке с таким же ужасом взирала на эту адскую карикатуру на саму себя, с одним лишь отличием: она знала, что происходит.
Это было ее настоящее лицо.
Хюльдра – это банка с котятами и не солнечный свет, закупоренный в теле женщины. Хюльдра, как и всё – это уравновешенная система и, если усыпить ее лучшую половину, ту, что отвечает за сострадание, нежность, вежливость и контроль гадкой половины, то вылезет вот такой «дух леса», мерзкий звереныш, ненавидящий все живое.
За примерами далеко ходить не надо: в любой культуре можно найти такое существо. Даже самая обычная фея, которую рисуют на флаконах с детским шампунем, по легенде – обидчивое и мстительное существо с зубами, которое пускает их в ход, если что-то происходит не по ее хотению. Древние заложили в нашу подкорку сообщение: «никогда не зли женщину!». Особенно ту, у которой есть или когти, или зубы, или крылья, или она ходит босиком по лесу и ест волчьи ягоды.
- Согласна ли ты добровольно отдать нам свою кровь? – продолжала Марина вести обряд. Ее голос немного задрожал.
- Я сдеру с тебя кожу живьем, - пообещала Алиса-на-экране, - из задницы сделаю цилиндр и заставлю твоих детей носить его по воскресеньям. Лоскут со спину пущу на ленты и буду вплетать в волосы, чтобы всегда чуять твой страх. Почему ты смердишь?
Алиса-на-экране сделала два шага вперед, от чего Совет Десяти невольно подался назад.
- Ты меня боишься! – сказала Алиса-на-экране и, запрокинув голову назад, захохотала. Ее хохот походил на утробный животный рык пополам с визгом
- Господи, страшно-то как, - прошептал Пашка, сидящий рядом с ней в кафе.
- Не то слово, - прошептала Алиса, которая так много знала о себе в фольклоре и так мало о фольклоре в себе. Повинуясь порыву, они схватились с Пашкой за руки.
- Ты хочешь моей крови? – спросила она, прыгнув навстречу Марине, - я залью ее тебе в глотку!
Алису-на-экране схватили и заломили ей руки, на что она отреагировала жутким воем, настолько диким, что кое-кто из правофланговых «капюшонов» бросил свечку, которую держал в руках и заткнул уши. Алиса-на-экране вырвала свои руки у конвоиров, и, прекратив визжать, принялась кидаться всем, что попадалось ей под руку. Большой свечкой, что украшала середину «ритуальной залы» Алиса-на-экране швырнула вправо, мятой алюминиевой кастрюлькой, валявшейся среди мусора – влево. Члены Совета Десяти отступали, уворачивались, но не разрывали кольца из своих рук. Скорее всего, для того, чтобы Алиса не вырвалась и не бегала в таком состоянии по лагерю, иначе организаторам слета пришлось бы объяснять если не с органами контроля оборота наркотиков, так с начальством или администрацией лагеря.
Когда Алиса-на-экране схватила гаечный ключ, кое-кто пришел в себя.
- Уймите же ее, в конце концов!
Два «вводящих» бугая поймали ее, но она замахнулась ключом на одного и больно лягнула второго. Ключ за ненадобностью тут же отправился в полет. Он вылетел из кадра, раздался звук бьющегося стекла и на левый фланг фигур в капюшонах откуда-то сверху посыпались осколки. Должно быть, Алиса-на-экране разбила старые стеклоблоки, стоявшие без дела у стены лодочного сарая.
- Хотите моей крови? – хохоча, спросила она, - получите!
Алиса-на-экране схватила один осколок, и, подняв левую ногу, вонзила его себе в стопу. Осколок вошел глубоко, та Алиса закричала во весь голос, а Алиса, сидящая за «макбуком» в центре Осло, вскрикнула, зажмурилась и уткнулась в Пашкино плечо. Краем глаза она видела, как из распоротой стопы хлынула кровь, и Алисе-на-экране теперь приходилось скакать на одной ноге.
- Хотела моей крови? – спросила она абсолютно спокойно, словно боль и кровопускание отрезвило ее, - на!
Она сделала высокий мах ногой, целый веер ярко-красных капель поднялся в воздух и окропил людей в мантиях и свечи и заляпал объектив камеры. Люди что-то кричали из-под своих масок и уворачивались от брызг, Алиса хохотала с экрана.
- Напиток, - закричала вдруг Марина, видимо, вспомнив, что она – руководитель, - влейте в нее этот чертов напиток!
«Капюшоны» плюнули на сохранность круга и навалились на Алису-на-экране, которая брыкалась, отпихивалась, без устали обдавая всех вокруг фонтанами своей крови. Наплевав на церемонии, к Алисе спешили с пластиковой бутылкой, наполненной чем-то красным. Видимо, перспектива получить в висок тем кубком, из которого потчевали Лавровича, никого не вдохновляла.
Один из «капюшонов» вступил в кадр, дабы оценить сохранность камеры, заметил кровавые капли на объективе. Изображение погасло, дав Паше и Алисе трехсекундный перерыв, чтобы перевести дух. Но едва они успели расцепить судорожно сжатые кисти, как камера заработала снова. И то, что они увидели им, не понравилось еще больше, чем развеселое вуду из предыдущей части.
Публика заметно поредела, треть свечей погасла, и большая часть комнаты погрузилась в темноту, как и те углы, в которых ночевали отбракованные «добровольцы» - Нина и Паша. Еще через тридцать секунд, сарай почти совсем опустел: остался только человек, охранявший вход и Алиса, которая сидела на матрасах, затянутых черной тканью, слегка покачиваясь взад-вперед и таращась в темноту невменяемыми стеклянными глазами. Похоже, несмотря на ее отчаянное сопротивление, в нее все-таки влили дополнительную порцию наркотика. «Напиток», о котором кричала Марина, сделал ее живым трупом.
Алиса-2010 присмотрелась к своим ступням на экране: кровь остановили, но вспухший порез был ничем не обработан и не забинтован. Никто не пожелал позаботиться о ней, видимо, чтобы наутро можно было заявить, что Алиса, выпив лишку, наступила на стекло и распорола себе ногу.
Еще одна деталь вызывала беспокойство: Алиса-на-экране сидела без футболки и без бюстгальтера, и ее бесстыдно голая, очень белая грудь в темноте смотрелась, как сигнальный маяк.
