Кстати, последние часто грешат привычкой к словам-паразитам, засоряющим речь и мешающим правильному построению мыслеформы. С другой стороны, эти словосочетания типа "как бы", "так сказать", "на самом деле" являются инвольтациями эфирных клише, близкими по типу к лярвам и потому прилипчивыми и вампиризирующими энергию.
В умении облечь мысли в адекватные языковые формы заключается тайна процесса творения. Правильно составленная мыслеформа — это уже полдела в работе над кармическими клише. При выборе словарной оболочки мыслеформы надо обращать внимание не только на соответствие слова и смысла, но и на "наработанность" определённого звукосочетания, независимо от его групповой или эгрегориальной принадлежности.
Если иностранное слово, обозначающее некое понятие, более "наработано", чем его синоним в родном языке, оно будет и более действенным в составе мыслеформы. Некоторые эзотерические школы декларируют "чистоту языка" не по принципу его качественного наполнения, а по его принадлежности к какой-либо национальной группе. Этот принцип отбора элементов знаковых систем был бы органичен во времена строительства первых эгрегоров, когда существовал общий праязык-основа, в дальнейшем модифицировавшийся в направлении образования и распространения вариантов составляющих его подсистем (вспомним библейскую историю о строительстве Вавилонской башни). Это соответствовало задачам первых фаз Качества Отца. В настоящем временном Цикле, когда все пути ведут к интеграции с последующим синтезом и вычленением опыта, язык как общечеловеческое явление будет продолжать модифицироваться, однако уже в направлении смешения форм, пока в результате не образуется вновь, но уже на новом уровне, общая для всего Человечества знаковая система, полностью адекватная семантической системе информационных полей. Посему, составляя мыслеформу, не бойтесь вводить в неё иностранные слова и термины. Фраза должна быть как можно более краткой за счёт того, что все слова в её составе и характер связи между ними будут наиболее выразительны, объёмны, энергетически наполнены, адекватно и компактно отражая необходимые элементы смысла мыслеформы.
Все, о чем говорилось в этой главе, возможно осуществить на деле только обладая физическими органами и находясь в физическом теле. Кармические клише, наработанные с помощью мыслеформ, в создании которых принимал участие ум, можно убрать только с его же помощью. Следовательно, после смерти физического тела и гибели мозга человек становится беспомощным перед низкой кармой, так как лишается надлежащего органа воздействия на неё.
Иными словами: "Мёртвым телом хоть забор подпирай".
9) Жизнь и смерть в объективе Кармы
"Раньше смерти не умрёшь"
Прежде всего, следует подчеркнуть, что разговор идет о жизни и смерти физического тела — инструмента души и духа. Умирая, человек снимает своё тело, подобно изношенной перчатке и у него остается воспоминание о ней как об искусственной оболочке, сшитой по форме руки. В развитие этой ассоциации надо заметить, что на руке, как правило, остается след от перчатки — вмятины от швов, мозоли (если рука в этой перчатке выполняла тяжелую физическую работу) и нитяные волокна. Если при этом перчатка слишком плотная, она может приклеиться к руке и отдирать её придется с усилием и болью. Однако, если вовремя не защитить руку перчаткой, то можно поранить кожу, обломать ногти, вследствие чего рука станет бесполезной, недееспособной.
Так и человек должен вовремя сбросить физическое тело — когда его задача на Земле уже выполнена, "петля" пройдена. Если этот процесс не продлевать своей волей, он пройдет естественно и безболезненно. В этом случае говорят: "Он умер легко, во сне — наверное, человек был хороший". Как правило, мудрые деревенские старики не боятся смерти — они чувствуют её приближение и загодя готовятся к ней. Чтоб не отягощать близких, собирают "на похороны" деньги и узелок с одеждой, ложатся на печь и тихо ждут конца. Люди с более развитым интеллектом (обширной памятью, завышенной самооценкой и другими клише) боятся переступить порог смерти, чтоб не потерять то, что накопили. Это те, кого древние христиане именовали "богатыми":
(67) "...Был человек богатый, у которого было много добра. Он сказал: Я использую мое добро, чтобы засеять, собрать, насадить, наполнить мои амбары плодами, дабы мне не нуждаться ни в чем. Вот о чем он думал в сердце своем. И в ту же ночь он умер. Тот, кто имеет уши, да слышит!" (Апокрифическое Евангелие от Фомы).
Считается, что в последние мгновения жизни перед мысленным взором человека проносится весь калейдоскоп его жизненных впечатлений — вскрывается память. Эти видения как бы ниспосланы ему для того, чтоб умирающий мог осмыслить хитросплетения своего существования и осознать закономерности причин и следствий, что даёт возможность в последний миг снять простую карму, создав соответствующие мыслеформы. В христианской религии существует институт покаяния, корни которого тянутся к исповедальным ритуалам древних египтян, уходящих в мир иной.
Этот ритуал выполняет двоякую функцию. С одной стороны, он заставляет человека мыслями возвратиться к событиям прошлой жизни, которые на пороге смерти отчетливо обнажают своё качество. В результате у него появляется последняя возможность создать противоположный мыслеобраз (покаяться) и тем самым аннигилировать наработанные клише. С другой стороны, ритуал "отпущения грехов", относящийся к церемониальной магии, использующей дополнительные эффекты (дым свечей и кадил) и предметы–пантакли (крест, книгу, вино и т.д.), направлен на усиление действия мыслеформ покаяния и одновременно служит задаче удержания умершего в составе силы Христианского эгрегора.
Подобные ритуалы "проводов в мир иной" существуют во всех эгрегорах — сопровождающие их церемонии могут быть различными, но суть одна. Предчувствуя смерть, многие интуитивно заранее выбирают для себя форму предстоящих похоронных ритуалов, которые, в свою очередь, имеют магическое воздействие. В то же время близкие суеверно боятся нарушить желание умершего. Человек, ещё при жизни привязанный к определённому эгрегору, под действием стереотипов как правило выражает желание быть похороненным по обычаям, принятым в этом эгрегоре.
С тех пор как на земле существует живое, Природа (или закон материала) дирижировала рождением и смертью. Человек нарушил это правило. Он вмешался в жизнь материала, превознося жизнь и ненавидя смерть. Развитие науки, и в частности такой её отрасли, как биофизика, позволило достичь, казалось бы, невероятных результатов. Оказывается, можно поддерживать жизнь безнадежно больного с помощью искусственных аппаратов и стимуляторов сколь угодно долго; в результате сохранения (консервации) сперматозоидов на свет может появиться ребёнок, чьи родители давно уже умерли. Кроме того, есть возможность не только трансплантировать орган от одного человека (живого или мертвого) другому, но и приживить ему искусственные органы. Вспомните роман нашего известного фантаста А.Р. Беляева «Голова профессора Доуэля», написанный в 1925г. Спустя 50 лет фантастический сюжет романа стал близок к реальности: современная наука открыла способы поддерживать физическую жизнь головы, заменяя тело искусственными аппаратами. Но не является ли результат этого противоестественного симбиоза механической машиной?
Мировая общественность постоянно дискутирует на этические темы: обсуждается правомерность вмешательства человека в вопросы жизни и смерти. Где грань между жизнью и смертью и каковы границы дозволенного при вторжении человека в эту сферу? Надо ли продлевать жизнь обречённого, находящегося в бессознательном состоянии? Поддерживать ли мучительное существование калеки, который молит о смерти и чьи муки невыносимы? На каком сроке беременности правомерно делать аборт и можно ли выращивать искусственно зачатый эмбрион? Все эти вопросы относятся не только к научной и врачебной этике, но и постоянно возникают в нашей обыденной жизни. И чем дальше, тем с большими моральными и психологическими трудностями мы сталкиваемся при решении этих вопросов, так как постоянно увеличивается объем этических норм и ценностей в составе нашей памяти. И всё более острый конфликт возникает между этими общепринятыми нормами и нашими новыми духовными оккультными знаниями.
В 60-х годах американские хирурги Дебэки и Кантровиц предложили вживляемый в сердце аппарат, применяемый, в частности, при диагнозе «мерцательная брадиаритмия сердца» и задающий четкий ритм его работы. Человек, страдающий такой болезнью, обречен на неожиданную и преждевременную, по человеческим понятиям, смерть. Такой искусственный кардиостимулятор был вживлен моему отцу. Фактически он продлил его жизнь на 3 года: в последней трети этого срока у отца начал развиваться рак пищевода — он был обречён. Естественный цикл его жизни кончался в 1991 году, искусственно он был продлен до 1994 года, и почти год длились его физические и моральные страдания. Если бы современная этика не препятствовала нам сказать ему правду, не заставляла прятать глаза в процессе «благородной» лжи, он, возможно, мог бы достойно подготовиться к смерти, приняв внутреннее покаяние. С болью в сердце наблюдая, как сознание покидает отца (отделяются тонкие тела), я не нашла в себе силы побороть зависимость от общепринятых моральных ценностей, не смогла заставить себя честно сообщить отцу, что земной путь его окончен. Он умер, ушел из тела, но сердце его ещё долго продолжало биться, поддерживаемое искусственным стимулятором. Как мне хотелось вырвать из его груди этот механизм, но я была бессильна — эгрегор осудил бы меня как убийцу. До сих пор, вспоминая всё это, я каюсь. Ведь в моих силах было предупредить отца и дать возможность ему самому решить свою судьбу.
