Может, получается слишком резко или грубо, но мне нельзя давать себе шанс передумать. Одним движением я переворачиваю Аврору на живот, опускаясь сверху, и расстегиваю ширинку.
— Уже не так весело, да? — дыханием согреваю ее ухо. — Уже страшно? Обидно, что я сдерживаюсь и отказываюсь? Ты не думала, что я просто не умею быть нежным, котенок?
Прежде, чем Аврора отвечает, я медленно в нее вхожу.
Она сжимает одеяло, опуская голову, и я не могу понять, от боли или потому что чувствует то же, что и я. Как будто ударили в солнечное сплетение. Выключили способность дышать. Словно оставили только удовольствие, волнами накатывающее на тело.
Я вдыхаю ее запах, целуя мокрую макушку, двигаясь внутри нее, вырывая протяжный стон.
Ей не больно.
Ей со мной хорошо.
— Раздвинь ножки шире, — приказываю я. — Аврора… я предупреждал…
— Ненавижу тебя… — выдыхает она, разводя ноги, давая мне войти на всю длину.
— Да…
Ладонями я веду по ее плечам, локтям, запястьям… накрываю руки своими, переплетаю наши пальцы, увеличивая темп толчков.
— Хочешь знать, почему эта поза? Пока я еще могу говорить…
Это ненадолго. Моя жена восхитительно тугая и горячая. Крышу рвет от каждого проникновения в нее, и задача, чтобы Аврора кончила первой, становится почти невыполнима.
— Есть прекрасный способ научить женщину кончать от проникновения. Я делал с тобой это в прошлый раз. Внутри тебя есть зона, которая может подарить тебе много удовольствия. Если стимулировать ее и ласкать клитор, ты научишься получать оргазмы, когда мужчина в тебя входит.
Она в моих руках, совершенно беспомощная и послушная. Подается каждому толчку, с тихим стоном принимая мой член.
— Не сразу… придется заняться с тобой сексом несколько раз. Если ты ненавидишь меня достаточно сильно, чтобы этот раз стал последним, однажды твоему будущему любовнику сильно повезет. Он получит очень чувственную девочку.
Я просовываю руку между телом Авроры и постелью, чтобы коснуться набухшего влажного клитора.
— Но на самом деле… я еще ни разу не видел девушки, которая так быстро учится.
— Ты мне нужен…
Я замираю.
Черт, это еще хуже. Просто быть в ней — ощущение еще больше сводящее с ума.
— Котенок… Аврора… девочка моя… ты не представляешь, сколько я отдал бы, чтобы той ночи у нас не было. Чтобы ты могла жить и не бояться. Кто бы ни вел этот дурацкий блог, чего бы он ни хотел, лучшего способа подтолкнуть меня к тебе не придумать. Ты мне нужна. Но я — последний мужчина, с которым ты можешь быть счастлива.
К счастью, кончить со мной она вполне способна.
А я больше не хочу ждать.
Аврора часто дышит, со всхлипами и стонами, сжимает мои руки, впиваясь ногтями, но я не чувствую боли. Пытаюсь думать о чем-то отвлеченном, чтобы сначала кончила она, хотя какой мужик вообще способен думать о работе или списке покупок, когда под ним стонет безумно желанная девушка? Когда каждый раз, когда я надавливаю на изнывающий от напряжения клитор, она вздрагивает, а сладкие спазмы накрывают и меня.
Она еще не умеет имитировать наслаждение, и я даже не знаю, отчего кончаю практически вместе с Авророй: от того, как ее лоно сжимается вокруг моего члена или от кайфа, с которым я ловлю отголоски ее удовольствия.
Последние крупицы здравого смысла — все, что остается мне, чтобы успеть выйти и кончить не в нее. Хотя по надежности все это сравнимо с шаманскими ритуалами или волшебными грибочками.
Поразительная беспечность для того, кто клялся не прикасаться к девушке, чью жизнь превратил в ад. И которую теперь, дрожащую и усталую, прижимаю к себе, кутая в одеяло.
24. Аврора
Аврора
— Если тебе интересно, мне стыдно.
— Да? И за что?
— Обычно я так себя не веду.
— Да, я заметил.
Сердце даже не собирается замедлять темп. Я вслушиваюсь в собственное дыхание и пытаюсь заставить себя подняться, но не выходит. Мне действительно стыдно и хочется спрятаться в каком-нибудь темном углу. Хотя еще больше хочется не вылезать из одеяла. И снова поспать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Увы, планам и мечтам не суждено сбыться: раздается звонок на внутренний телефон.
— Это кто? — Я удивленно поднимаю голову.
Островский будто и не удивлен.
— Мастер, — отвечает он.
— Какой еще мастер?
— Тот, которого я вызвал, чтобы он установил тебе на дверь замок. Не буду же я портить дверь, которая обошлась мне в три тыщи баксов, примитивной щеколдой. Прими пока душ в спортзале.
— В спортзале есть душ? То есть… здесь есть спортзал?!
— Ты что, вообще по квартире не гуляла?
— Ну… да.
Я и вправду не слишком стремилась осмотреть апартаменты, хотя знала, что они довольно большие.
— Тогда увидишь в спортзале две двери. Одна ведет в душевую, а вторая — в бассейн с панорамным видом.
Меня тут же сдуло с постели! Бассейн?! В квартире был бассейн, а я не знала?! Черт, у меня же нет купальника…
— Запри дверь, а то вдруг наш мастер решит прогуляться в поисках шуруповерта, — вслед мне кричит Виктор.
Плевать на купальник! Я хочу в бассейн. Мне надо окунуться в холодную воду, иначе кожа просто расплавится. И еще очень нужно побыть одной. Хоть немного уложить в голове все, что чувствую.
За неприметной дверцей в другом конце гостиной действительно притаился небольшой спортзал. Беговая дорожка, эллипс, еще какие-то скамейки со штангами и тренажерами пугали одним своим видом, зато теперь понятно, как Островскому удается поддерживать форму. Никогда об этом не думала, даже не интересовалась, занимается ли он спортом.
Мне бы тоже не помешало, судя по тому, как ломит спину…
За одной дверью я обнаруживаю душевую, а заглянув за вторую — магический мир.
От небольшого, но шикарного бассейна захватывает дух! Он примыкает к самому краю помещения, почти к окнам в пол, от чего одновременно и страшно и волнительно. Мягкий полумрак рождает на поверхности воды красивые блики. Лестница из бассейна ведет к двум лежакам и небольшому бару, а напротив висит огромный телевизор.
Я определенно напрасно не исследовала квартиру. И потеряла несколько драгоценных дней, которые могла бы провести в этой комнате, спрятавшись от всего мира.
Хотя от Виктора спрятаться не выйдет. Его запах въелся в кожу. Я до красноты тру ее мочалкой, но все равно не могу избавиться от ощущения прикосновений. Стоит закрыть глаза — и я снова схожу с ума и практически умоляю его меня коснуться. Открываю — и морщусь от злости на себя.
Все было совсем не так, как в голове. И не так, как в тот раз. Это-то и пугает. Я невольно пытаюсь сравнивать два опыта с одним мужчиной, напомнить себе, что он — мой главный кошмар. Но получается вспоминать только почему-то руки, накрывшие мои. Это одно воспоминание из многих, но единственное, от которого сердце пропускает удары.
Холодная вода бассейна действительно слегка успокаивает. Я с наслаждением плаваю, у бассейна идеальный размер для того, кто очень неуверенно держится на воде. На город уже опускается сумрак, зажигаются огни, и с такой высоты они кажется мне магическими. Я кладу руки на бортик и смотрю вдаль, на суетящийся город. Тихо, хорошо, едва слышно плещется вода. Я даже не сразу понимаю, что в комнате кто-то есть, а увидев в отражении силуэт, с визгом ухожу под воду.
— Я принес тебе полотенце. — Островский опускается на корточки возле бассейна и проводит рукой по воде.
— А я думала, шуруповерт.
Нет, я не настолько расслаблена, чтобы просто так сидеть при Викторе голой, поэтому беру полотенце и, поднявшись по ступенькам, быстро кутаюсь в него, хотя выходить из воды и не хочется.
Островский вдруг тихо смеется.
— Что такое? Что смешного?
— Забавная неловкость, висящая в воздухе. Разве не смешно?
— Не смешно.
— Собирайся, сходим поужинать. В холодильнике все равно ничего нет, а в соседней башне много ресторанчиков. Что хочешь съесть? Только не бургер, я слишком стар для этого дерьма. Секс, алкоголь, настойка элеутерококка — что угодно, но не гамбургеры. В Макдональдс не поеду.
