Яркое солнце светит так сильно, что Делархайд вынужден купить у местного торговца очки.
– С туристами всегда так! – смеется чернокожий торговец и предлагает купить вакцину от какой-то местной заразы, передающейся половым путем. – У нас здесь просто эпидемия этой чумы! – говорит торговец.
– Я не собираюсь пользовать ваших женщин, – пытается отвязаться от него Делархайд.
– А разве я говорил о женщинах? – торговец подмигивает ему, протягивая визитку местного борделя. – Вот здесь вы сможете воплотить любую вашу мечту.
Делархайд уходит, убрав визитку в карман. Отель, в котором он останавливается, кишит вшами и тараканами. Купленная карта города не соответствует действительности. Никакого порядка, словно город постоянно меняет себя, чтобы сбить с толку всех, кто пытается прийти сюда и принести свои правила. Не привыкшее к жаре тело обильно потеет. Делархайд бродит по улицам, пытаясь отыскать нужный адрес. Тощие собаки встречают его недовольным лаем.
– Нужна женщина? – спрашивает Росинель, открывая дверь.
– Нужна сестра Стефана, – Делархайд смотрит в ее черные глаза.
– Стефан? – она хмурится, пытаясь что-то припомнить. – Во что он опять вляпался?
* * *
Мнемоз. Две новые камеры заполняются лилово-розовой жидкостью. Делархайд и Росинель. Тиен стоит возле камеры с обнаженной чернокожей женщиной, разглядывая ее тело. Белое серебро пронзает черную плоть: уши, нос, язык, губы, грудь, пупок, гениталии.
– Возбуждает, правда? – спрашивает Тиен доктора.
Ланей молчит. Тело новой Адель почти закончено, и все его мысли поглощены созданием нового разума для своей возлюбленной.
– Зачем тебе это? – спрашивает Ромула.
Она ходит вдоль камер, вглядываясь в лица людей, которым обещала, что с ними ничего не случится.
– Я давала им слово, – говорит Ромула и останавливается возле камер Росинель и Делархайда. – Они доверяли нам, – она поворачивается и смотрит брату в глаза. – Скажи, что все это временно. Скажи, что это необходимо.
– Это необходимо, – Тиен обнимает ее за плечи. – Только представь, сколько людей сейчас так же отчаянны, как ты, когда я умирал на твоих руках. Сколько готовы они отдать за то, чтобы им вернули тех, кто им дорог?
Он подводит сестру к окну. Сотни машин возводят все новые и новые дома.
– Знаешь, как Росинель назвала это место, перед тем как я ввел ей снотворное? Путь к смерти. Хорнадо-дел-Муэрто. Кажется, так это звучит на ее родном языке, – Тиен улыбается. – Представляешь? Путь к смерти, в конце которого жизнь.
Ромула вздрагивает, чувствуя, как брат прижимается губами к ее шее.
– Мы построим город, любовь моя. Целый мир, который будет служить для отчаявшихся.
Еще один поцелуй.
– И все это будет принадлежать нам. Принадлежать так долго, как только мы пожелаем. Потому что впереди у нас вечность. Вечность, в которой смерти придется отступиться от наших жизней. Мы будем принадлежать только друг другу, – Тиен прикасается губами к щеке Ромулы. – И все это благодаря тебе, – его руки сжимают бедра сестры, поднимаются к животу.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, поворачиваясь к нему лицом.
– Мы выше всех правил, – шепчет Тиен. – Ты и я.
– Я не могу.
– Можешь, – его пальцы поднимаются по ее позвоночнику.
Губы Ромулы дрожат, словно она вот-вот разрыдается.
– Я так сильно люблю тебя.
– Тиен… – Ромула еще что-то говорит, но ее слова уже тонут в поцелуе.
Руки брата скользят по ее телу.
– Я хочу тебя.
– Тиен.
– Только тебя. Мы принадлежим друг другу. Тело ничего не значит. Мы победили эту связь. Теперь важны только чувства.
* * *
Ночь. Тиен засыпает. Ромула лежит рядом, долго прислушиваясь к его ровному дыханию. В голове пустота, но тело все еще подчинено какой-то сладкой истоме. Словно что-то чужое, живущее отдельной от хозяина жизнью. Ромула поднимается с кровати. Набрасывает на плечи халат и выходит в коридор. Темно, лишь где-то далеко звучит нескончаемый звук работы машин, да в конце длинного коридора пробивается под дверью узкая полоска света. Последние дни доктор Ланей почти не спит. Новое тело Адель скоро будет готово, и он пытается создать для него новую личность.
– Очень сложно создать новое сознание, – говорит он вошедшей Ромуле. – В случае вашего брата…
– Тиена.
– Хорошо, – он даже не отрывается от изучения воспоминаний заключенных в камеры людей. – В случае Тиена мы просто перенесли существующую личность в новое тело, использовав добровольцев в качестве проводников, а здесь… – он устало качает головой.
– У вас не получается или вы просто не можете создать то что хотите?
– Она должна быть похожа на женщину, которую я помнил.
– Вам не достаточно того, что на нее будет похоже новое тело?
– Не знаю, – доктор Ланей поднимает пустую чашку кофе и тихо что-то ворчит себе под нос.
Ромула смотрит на него до тех пор, пока он не встречается с ней взглядом.
– Вам не кажется, что все мы здесь сошли с ума, доктор? – спрашивает она.
– Что?
– Я, вы, Тиен. Разве мы были такими до того, как появились на этой планете?
– Думаете, мы играем в богов?
– Скорее, наоборот: боги играют с нами.
– Не знаю, – Ланей отворачивается от Ромулы и смотрит на камеру с Росинель. – Может, мне послушать Тиена и сделать Адель искушенной блудницей, которая будет принадлежать только мне? – он вызывает из памяти Росинель образы ее жизни. Мужчины и женщины сливаются в нескончаемый хоровод лиц, поз, стонов. – Невинная блудница, – Ланей громко причмокивает языком. – А в этом действительно что-то есть.
Ромула молчит. Она подходит к окну. Теплый ветер приносит свежесть, блуждая по девственной планете. Неужели они все обречены на это безумие? Даже Росинель, которая видела в своей жизни куда более страшные вещи, чем просто смерть, обезумела, и ее пришлось накачать транквилизаторами, чтобы она не лишила себя жизни…
– Путь к смерти, – шептала она, когда доктор Ланей помещал ее в камеру. – Хорнадо-дел-Муэрто…
А Делархайд? Он всегда был таким спокойным. Таким выдержанным. Словно айсберг. Но не здесь. Даже она. Ромула закрывает глаза, вспоминая Тиена. Сознание заполняет что-то теплое и кристально чистое. Оно подчиняет ее. Прогоняет сомнения. Снова и снова…
– Знаешь, – говорит Тиен, прижимаясь к ее груди, а лучи рассвета купают их тела в своем великолепии, – последнее время я много думаю о том, нужно ли нам делиться с кем-нибудь своим бессмертием.
– Боишься, что это напугает их? – спрашивает Ромула, гладя волосы брата.
– Боюсь, что они пожелают забрать у нас это право.
– А как быть с долгами? Мы не сможем продолжить исследования. Не сможем содержать это место.
– А этого и не надо, – Тиен улыбается. – Мы откроем здесь отель.
– Отель?! – Ромула спешно пытается понять ход мыслей брата. – Но ведь люди сходят здесь с ума!
– Люди везде сходят с ума. Им просто необходимо место, где они могут отдохнуть от самих себя. Казино, бордели, арены смерти. Их возбуждает аура опасности. Возбуждает осознание, что они идут по краю.
– Но никто не любит падать, – осторожно напоминает Ромула.
– А никто и не будет. Лишь легкое безумие. Мы превратим эту планету в центр развлечений. Спрячем лабораторию, сохранив нашу тайну.
– Центр развлечений требует много рабочих рук. Одними роботами не ограничишься, а набирать каждый месяц новый персонал будет крайне сложно, – Ромула смолкает, вспоминая Адель. – О господи! Не хочешь же ты создать свой персонал?!
– Именно, – Тиен поднимается на локтях. В больших глазах блестят безумие и азарт. – Только представь! – говорит он с оживлением ребенка. – Идеальные официантки, идеальные крупье, идеальные работники службы правопорядка, даже шлюхи – и те будут идеальны! Целый мир! Мир развлечений и шоу! Мир, который будет вечно принадлежать нам! Тебе и мне.
Глава четвертая
Дождь барабанит по крышам. Дождь приносит безумие. Дождь, которого Ханк не помнит на своем веку. Природа словно бросает вызов всем живущим на планете. Законы, правила, порядки – все катится в тартар, превращается в самый настоящий ад наяву, сходит с ума. Ханк смотрит, как стриптизерши срывают с себя остатки одежды. Туристы визжат в едином порыве безумия. Музыка вибрирует в легких. Девушка рядом с Ханком стягивает с себя футболку, обнажая грудь. Тонкие пальцы сжимают бледную плоть. Безумная улыбка искажает губы. Глаза горят нездоровым блеском.
– А у меня грудь больше! – кричит танцующая рядом с ней девушка.
Она дергает за ворот свою блузку, отрывая пуговицы. Чашечки розового бюстгальтера поддерживают массивные полушария. Десяток мужчин одобряют ее начинания радостным воем. Волна безумия расползается по огромному залу подобно стихийному бедствию. Люди обнажаются по пояс, устилая своей одеждой пол под ногами.
