В этот момент на пороге комнаты возник взлохмаченный и потный Тимур. Его брюшко, обтянутое свитером неопределенного цвета, ходило ходуном.
– Это... – начал он, чуть отдышавшись. – Дашка, выручай! Надо срочно сляпать агитку, к завтрашнему утру. Позарез. Иначе Гарик нас порвет...
Я тяжко вздохнула и в очередной раз подумала, что неверно выбрала профессию и жизненный путь. Как и сотни раз до этого, я позавидовала черной завистью секретаршам, продавцам, учителям и патологоанатомам... и вообще всем людям с ясными и понятными профессиями, которым не приходится в авральном режиме придумывать способы изощренного воздействия на мозги других.
Впрочем, по поводу патологоанатомов полной уверенности нет – мало ли чем они занимаются, оставшись наедине с мертвяками...
Из невнятного бормотания Тимура выяснилось, что нужна «чернуха» – газетка, поливающая грязью всех кандидатов, и в первую очередь Белинского с Дюгановым. Чтобы читалось легко и увлекательно, как детектив. На мой вопрос о сути «чернухи» Тимур только яростно почесал свой редеющий чубчик.
– Кампания зашла в тупик, нужны идеи, идеи... – забегал он вдруг вокруг меня, махая волосатыми ручищами. – Диверсия? Провокация? Да, пиши о провокации, которую якобы устроили наши конкуренты. Типа, приехали такие братки на джипах, начали всем угрожать, типа, агитировать под флагом нашего кандидата, а на самом деле все наоборот... Короче, сама там придумай детали, ты же профессионал туда-сюда...
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась я, мне не понравилось последнее определение. – И вообще, откровенно говоря, уже вечер, давай завтра, на свежую голову.
– Завтра? На свежую голову? – изобразил глубокое отчаянье Тимур. – Да если мы к утру не успеем, Гарик нас порвет на лоскутки! То есть вас. Мне-то что – я человек маленький, не творец!
По его словам, все должно было быть готово к утру.
Первые полчаса прошли в созерцании монитора. Еще минут двадцать я бездумно рисовала на агитационном плакате стройные женские ножки в ажурных чулках. Кордебалет быстро заполонил лист формата А-3. Главное, внушала я себе, придумать интригу с элементами правды, чтобы жители Полонска проявили нормальный человеческий интерес, чтобы начали об этом говорить – в магазинной очереди, во время перекура на работе, дома за обедом.
– Слыхали?! Белинский-то насилует мальчиков! Кошмар...
Дальше машина слухов начнет работать сама. Невероятная новость получит право на жизнь на основании старинной народной мудрости о том, что дыма без огня не бывает. Что там еще из фольклора?.. Все тайное становится... нет, скрывается явно! Еще нужен заголовок. Удачный заголовок – это, считай, уже половина дела.
«В этот тихий зимний вечер, – на экране компьютера бойко побежали первые строчки, – ничто не предвещало беды: двор по улице Лесной жил обычной вечерней жизнью, собаководы выгуливали своих питомцев, детишки со смехом лепили снеговика. Кто мог подумать, что через несколько минут здесь разыграется настоящая трагедия...»
Работа закипела. Благодаря моим усилиям Белинский оброс многочисленными грехами и пороками. Его жизнеописание могло служить наглядной иллюстрацией к Уголовному кодексу.
Я увлеклась настолько, что не заметила, как в моем сочинении появились сложная система положительных и отрицательных персонажей, диалоги с налетом неподдельного психологизма... Вскоре мои герои уже размышляли, сопереживали другим и обретали все большую художественную выразительность.
В тот момент, когда я добивала заключительные слова перед тем, как опустить занавес, передо мной вновь возник Тимур. На этот раз вся его фигура, включая кончики ушей, выражала крайнюю степень апатии.
Он уселся рядом со мной, выложил из-за пазухи подозрительного вида сверток из газетной бумаги, достал оттуда огромных размеров бутерброд с салом, на котором явственно отпечатались газетные строчки, и принялся его жевать. Грязные тимуровские пальцы с траурными ногтями довершали этот натюрморт.
– Хочешь? – спросил меня Тимур и с готовностью протянул остатки своего страшного ужина. – Ну, как знаешь, – пожал он плечами. – Слушай, я тут посоветовался с Гариком и Николаем, они строго запретили писать про всякие диверсии. А ты, я вижу, уже что-то настрочила?
Я, пока еще не до конца осознав весь ужас ситуации, ответила, что настрочила все четыре полосы. Всю газетку.
Целую ночь моей работы придется выкинуть в корзину только из-за того, что начальник полонского штаба решил не вовремя поиграть в самостоятельность. Безответственная свинья!
Проблема творческой реализации, как это ни парадоксально, является самой главной проблемой предвыборных кампаний. На «безответственную свинью» Тимур не прореагировал.
– Тимур, – прошипела я, – какого хрена ты занимаешься выборами?!!
Он выскочил из комнаты, театрально хлопнув дверью. Ну, конечно, самое легкое – это хлопнуть дверью: буквально одним махом избавляешься от неприятного разговора и собственной негативной энергии.
Больше сил ругаться не было. Три часа ночи, завтра, как всегда, ранний подъем, синяки под глазами, мигрень и куча работы. Меня посетила мысль о том, что Тимур, помимо прочих недостатков, проявленных сегодня в полном объеме, удивительно неприятен физически. И, пожалуй, сцена его избиения могла бы войти в список самых сладостных воспоминаний моей жизни.
Сколько еще дней и недель нам предстоит пробыть в Полонске? Сколько мы еще выдержим, пока не поедет крыша?
* * *
Митя позвонил в поганый предрассветный час, когда Тимур, вернувшись из кабака, только перестал бродить по квартире, пьяно хихикая басом.
– Дарья! – завопил Митя. – В вашей мещанской жизни не хватает праздников!
– Чего?! – зашипела я.
– Чего-чего! Я вот тут иду... из увеселительного заведения системы найт-клаб... и вспомнил, что у нас в планах стояла куча праздников. Для подъема общего эмоционального фона электората.
– А мы тут при чем? Мы в ссылке! – мрачно напомнила я, не открывая глаз.
– Даш, секи фишку! Инициатива должна идти из народа, вот хотя бы из Полонска. Карнавальная стихия, хуе-мое! А потом широкие массы подхватывают ее, и все завершается концертом столичных звезд в начале ноября, на День народного единства. Смотри, у нас по плану сначала идет какой-нибудь День русского лаптя или День русской кухни, что-нибудь с обжираловкой, пивом, расстегаями, блинами с икрой, в общем, праздник широкой души. В Полонске. Потом какой-нибудь праздник коренных народов Сибири. Потом – конкурс модельеров в Северске. Фотомодели, подиумы, в общем, столичный шик. И конкурс «Сибирская краса» – девицы в бикини, жюри распускает слюни, губернатор целует взасос самый аппетитный купальник. И все это – под ненавязчивый аккомпанемент нашего Петрова.
– Ты, Мить, у нас лицо ответственное за эти шоу. Вот и позвони сейчас Тимуру, и расскажи ему.
Я злорадно прислушалась, как Тимурка храпит где-то в квартире.
– Неа, – сразу поскучнел Митя, который Тимура побаивался, – он дебил. Пусть лучше Гарик звонит и объясняет ему сто раз. Я лучше тебе расскажу, чтобы вы его подстраховали.
– Уаааау... что нам за это будет? – зевая, бормотнула я.
– Мы вас из ссылки заберем! Гарик уже почти все простил, а мы без вас скучаем.
Я взглянула в угол, где беспорядочно валялись наши наряды, потому что шкафа в комнате не было, и вспомнила свою чудесную комнату в доме олигарха. С золотым иконостасом. На выборах всегда чувствуешь себя так, как будто проживаешь несколько жизней за многих людей. Мне страшно захотелось обратно в Северск, и я поняла, что готова устроить ради этого любой День русского лаптя.
Я попыталась завернуться в куцее одеяло, стащив его с Васьки, и уснуть, но сон уползал, как полоса прибоя. Я представляла, как мы с Курочкиным идем по этой полосе прибоя к бамбуковому бунгало... только чтобы с горячей водой и с Интернетом... скромное двухэтажное бунгало, пара спален и бассейн на первом этаже. Потом я решила сосчитать дни до выборов – проверенный способ уснуть. Выборы шестого декабря – получается около восьмидесяти восьми дней. Чудовищно долго. От такой мысли уже не заснешь...
Я тихо выбралась из-за Василисы и скользнула в ванную. Ванная в Полонске имела походный вид – в ней все время валялись грязные носки, сушились на батарее чьи-то футболки и наши бесценные свитерушки, и почему-то валялось штук десять зубных щеток, интересно, чьих. Ванная все время была занята: Тимуром, который несколько раз в ней спал, девушками Тимура (после них с ванны приходилось отскребать блестки), Капой и Ларисой, которые в последнее время стали считать эту квартиру отчасти своей. Потому что в гостинице, где жил Капа, никак не давали отопление.
Туалет тоже был вечно занят. Позавчера Тимурка, чтобы посильнее обидеть Капу в присутствии Ларисы, заявил:
– И все-таки странно, Капышинский, что на тебе всегда кончается туалетная бумага...
