До пятницы все шло по плану. В пятницу пошло вразнос. Капа и Григорьянц начали пить еще в четверг под дискуссию о постмодернизме, а в пятницу утром оба отключили телефоны. У Васьки начались месячные, и она улеглась на диван проклинать женскую долю, а Тимур с почерневшим лицом сообщил, что таджики успели сделать только половину декораций.
– А лапти?.. – похолодела я.
– Один. Лапоть.
– Тогда, наверное, прорвемся...
В ответ на мою смс-ку близкую к изнеможению, Курочкин коротенько отписался: «Воспари над ситуацией и оцени ее смешные стороны, малыш. Мы не забудем твоих подвигов».
Я воспарила и поняла, что в разрезе вечности не только праздник, но и сам Полонск, город, в котором единственное Интернет-кафе совмещено с кулинарией и рюмочной, не имеет никакого значения.
Интересно, а кого Курочкин имел в виду под словом «мы»? Кремль? Масонов?
Тут совершенно некстати позвонила верстальщица Оля и заявила, что если мы с Василисой Витальевной через час не пришлем статью-передовицу, которую обещали позавчера, газета не отправится в типографию. Я судорожно открыла файл со статьей-передовицей.
Тут же еще более некстати позвонил Тимур, чтобы спросить, почему мы до сих пор не нашли Капу и тридцать девок-стриптизерш для репетиции в сарафанах. Я вдумчиво объяснила, что есть наша работа, а есть его проблемы, одновременно царапая передовицу одной рукой и обдумывая, женат ли Курочкин. Положила трубку и придавила ее диванным пуфиком.
Стало восхитительно тихо. Тихо, как у осеннего озера. Тихо, как в космическом корабле на орбите. Такой бывает тишина в полонсках – пока не приезжаем мы.
Мы появляемся специально для того, чтобы создать побольше шума и заставить людей думать о неважном. Увлечь их скандалами, которые их совершенно не касаются. Мы здесь для того, чтобы никто не задумывался о серьезном.
Я помню, как однажды Митя рассуждал:
– Мы ведь занимаемся тем, что засираем людям мозги. Вот они приходят на избирательный участок. Берут бюллетень и ставят галочку за нашего кандидата. В этот момент они просто расписываются: «Говно получили. Претензий к производителю и доставке говна не имеем».
Митя тогда задумался и добавил:
– Фигово...
Даже в редкие моменты искренности мы не устаем заполнять мир суматохой. Мы производим продукт, который сами ни за что не стали бы есть.
Вечером Ваське, лежащей на диване в болезненно-расслабленной позе, позвонил Гарик.
– Звезда моя, у вас все под контролем? Только что звонил Тимур, угрожал, что запьет. Говорит – репетиции не было, ведущих не нашли, с декорациями жопа... Вы держите руку на пульсе?!
– Даже не сомневайся, – твердо ответила Васька, – наша рука всегда на пульсе. Тимур просто не умеет, когда нужно, гасить эмоции.
– То есть ведущие будут?
– Разумеется.
– И декорации готовы?
– Последние штрихи доделываем!
– Ай, умницы, – похвалил Гарик и отключился.
Я иногда удивляюсь, как хорошо мы умеем врать.
– А действительно, – в томной задумчивости спросила Васька, – кто у нас ведущий на празднике?
– Григорьянц с какой-то знакомой из театра. Но, судя по всему, Тимур его так и не нашел.
* * *
Праздник русского лаптя начался для нас с того, что Тимур, найдя где-то в подворотне Капу и Григорьянца, осторожно, но сильно избил их. Григорьянца – как ведущего – немного меньше. Капу – как заклятого классового врага – посильнее. В конце концов, после того, как избили Павлика, многое можно было списать на «напряженную и сложную обстановку в Полонске».
– Где, сука, твои тридцать девок? – приговаривал Тимур, втаскивая Капу в квартиру – Ты у меня сейчас сам будешь танцевать в этом сарафане с кружавчиками!
Мы сразу повеселели.
Григорьянц трезвел быстро и профессионально. Через полчаса он уже был гладко выбрит и натягивал костюм ведущего. Зажмурившись, глотнул нашатырного спирта, позвонил куда-то и сообщил, что девушки из танцевального ансамбля «Солнышко Сибири» уже едут для репетиции в сарафанах.
До начала праздника оставалось два часа. Повара местных кафе уже сервировали столы на центральной площади Полонска. За памятником Ленину прятались трехлитровые банки с икрой. С памятника свисал символический лапоть, больше похожий на плетеную корзину.
Ведущей в пару Григорьянцу не было, и на эту роль торопливо утвердили Ваську. В сарафане до пят и криво надетом кокошнике она выглядела трогательно и жалко. Еще хуже смотрелись девочки-школьницы из «Солнышка Сибири» в сарафанах, еле прикрывающих пушок на лобке. Григорьянц, импровизируя, учил их последовательности прихлопов и притопов и шумно сглатывал слюну, оглядывая гладкие бледные коленки.
– Нас посадят за использование малолеток в порно-шоу... – мученически стонал Тимур. – А они все равно перепутают все движения к чертям. Дашка, выручай! Надевай сарафан – и с ними, как дядька Черномор!..
Я задумалась, поморщилась и полезла в сарафан.
Праздник на площади стартовал феерически.
– Милые мои! Я рад приветствовать вас на Празднике русского лаптя! – восторженно завопил Сева Григорьянц. – А скажите мне, что у нас сегодня за праздничный повод? Да ведь у нас выыыыборы!..
Васька позеленела под кокошником.
– Да-да, мы выбираем лучшего повара в Полонске! – отчаянно крикнула она, выдирая у Севы микрофон. – И сможем отведать золотых рецептов русской кухни! Оценивать кулинарное мастерство поваров будет наше уважаемое жюри, которое мы представим чуть позже...
Жюри Тимур судорожно набирал из добровольцев.
– Встречайте – старинный народный танец «Пойду ль я, выйду ль я»!
Из динамиков почему-то запел Дима Билан. Я с тоской глянула на своих разнокалиберных старлеток в сарафанах, махнула рукой и понеслась в танец галопом. Снизу сарафан развевался, а сверху из него предательски выскальзывала грудь.
Первым, на что наткнулся мой галопирующий взгляд, стало офонаревшее лицо репортера Юрия Пеночкина. Я поняла, что об уважении с его стороны отныне говорить бессмысленно.
Потом мы с Тимуром на радостях тяпнули за сценой под дикое мычание ансамбля «Бабий разгуляй». Потом откуда ни возьмись появился Николай, пояснив, что он контролирует наш праздник.
– Ах ты, падла и шпион, – припечатал захмелевший Тимурка, – ну так полезай в жюри. Будешь председателем.
Потом мы упоенно жрали. Гурьевскую кашу с пирогами. Щи двенадцати разновидностей. Квашеную капусту с красным вином. Пельмени с яблочным вареньем. Креветки с оладушками. Жареную рыбу с солеными грибами. Манты с мочеными грушами. И опять пельмени...
Васька, крадучись, соскальзывала со сцены и бежала за мочеными грушами прямо в кокошнике. Григорьянц сиротливо покачивался на сцене, временами выдавая в микрофон профессионально-плоские шутки.
– Пусть помучается, пьянь гидравлическая, – мстительно заявила Васька, наливая полстакана водки и держа пальцами пельмень. – Я из-за него весь день торчу на сцене, развлекаю толпу, большая часть которой все равно на выборы не пойдет, а мне даже в туалет сходить некуда...
Электорат веселился, набивая пакеты блинами с бесплатной икрой. Песни воспринимались как неизбежная нагрузка к халяве.
Победу, не мудрствуя лукаво, присудили армянской кафешке «Вардан» – во всяком случае, мы ее знали и неоднократно пили там кофе. К тому же из всего кустарного жюри только Николай твердо знал, с какой стороны тарелки должна лежать вилка. Победитель Вардан Адамян, ошарашенный и счастливый, припал к вырезу моего сарафана, бормоча, что отныне мы – его алмазные гости и родные братья...
На радостях мы тяпнули еще – и это последнее событие вечера, которое я помню отчетливо.
Финальный танец девочки из «Солнышка Сибири» исполняли уже без меня. Танец был смелой импровизацией, и мэр Полонска аплодировал им стоя. Позже, когда мэр говорил о благополучии региона и о том, что Петров – лучший гарант стабильности, Григорьянц упал со сцены.
Еще чуть позже выяснилось, что мы потеряли Николая. Его искали на центральной площади, среди объедков и осоловелых аборигенов.
Васька пыталась стащить кокошник и выйти наконец из образа.
Совершенно неясно, как мы оказались в кафе «Вардан» – без Николая, зато почему-то с Капой, и Капа с Васькой озорно отплясывали менуэт под аккомпанемент хозяина заведения. Я, судя по углу обзора, в этот момент сползала под стол.
Пропажа Коли была бы потерей для штаба. К счастью, утром он нашелся сам. Пришел и постучал кулаком в дверь квартиры, игнорируя звонок. Он был пьян за гранью вообразимого. Его голый торс обтягивала белая женская курточка с капюшоном, измазанная чем-то вроде кетчупа. Джинсы и половина щеки были в желтой масляной краске. Он залпом выпил литровую бутыль минералки, упал в коридоре и проснулся к вечеру. Все сделали непроницаемые лица.
– Коля, откуда на тебе разводы желтой краски? – деликатно удивилась Васька.
