Я вскинула голову.
— Ты разве не знала? Я думала, ты тут все объездила, когда собирала для Роз материалы.
— Много ли разведаешь за месяц? Только и успели, что по верхам пройтись.
— Он значится в книге.
Я уныло подняла глаза.
— Ты что, не читала ее? — Максин схватила со стола книгу и снова сунула мне в руки, раскрыв на следующей после титульного листа странице. Там стояли всего две строки.
«Посвящается Кэт, — прочла я. И чуть ниже, курсивом: — Одной лишь ей — всем сыновьям и дочерям моим»[24].
Я в оцепенении уставилась на страницу.
Максин смотрела участливо.
— Злишься или жалеешь?
— И то и другое.
— Оставь, Кэт. Отпусти ее с миром.
Наши глаза встретились.
— Не могу.
Максин вздохнула и покачала головой:
— Если хочешь увидеться с миссис Престон, лучше поторопись. Шекспир в одиннадцати часах езды отсюда, если не превышать скорость, а осталось уже меньше десяти. Уверена, она об этом знает. Видимо, хочет проверить, так ли нужны тебе эти вещи.
Максин достала карту и показала мне маршрут: ни дать ни взять — рыболовный крюк, который пересекал всю Аризону и, изгибаясь у Тусона, впивался острием в Нью-Мексико.
— Теперь, если не возражаешь, я пойду. Мой сынишка любит слушать сказки на ночь.
Я встрепенулась:
— Конечно. Прости, не знала.
— Давно мы с тобой не виделись, — тихо сказала она.
Я посмотрела на часы. Бен должен был вот-вот вернуться. Наверное, встретимся по пути к машине. Я нехотя собрала копии документов. Платы Максин не приняла бы, поэтому пришлось ограничиться благодарностью.
— Спасибо, — сказала я, стесняясь.
— Береги себя, Кэти, — проговорила Максин.
Снаружи я снова скатилась в темную лощину по пути к театру и парковке, а на дорожке, огибающей его деревянные стены, замерла и прислушалась, но, кроме тихого говора, изнутри не долетало ни звука. Быть может, Ромео и Джульетта поняли, что им суждено расстаться, или Джульетта выпила зелье мнимой смерти.
Пройдя еще три шага, я внезапно услышала какой-то шорох в леске у лощины и оглянулась. Окна библиотеки погасли; перистые облака заслоняли в своем беге луну, и в ее неровном свете решетчатые рамы переливались, словно узор на змеиной коже. Пруд у корней ивы казался вместилищем черноты. Я замерла, силясь определить, откуда донесся звук.
Брр, мороз по коже. Мне снова померещился колкий чужой взгляд — словно кто-то зло сверлил меня глазами из лощины. Я возвращалась к дорожке, ведущей к машинам, надеясь увидеть Бена, идущего навстречу, как вдруг услышала тот самый звук, что так напугал меня на ступенях лондонской набережной: звон клинка, извлекаемого из ножен.
Я пустилась бежать, продираясь сквозь еловые заросли, пока не выскочила в пятно света у автостоянки. Бена нигде не было. Я рванулась к машине.
Закрыто.
Оборачиваюсь — кто-то вышел из тени и срывается мне вдогонку. Я обегаю машину, чтобы отгородиться от погони. В этот миг фары вспыхивают и слышится щелчок разблокировки дверей. Тут-то до меня доходит, что догонял меня Бен с сумкой и высокими бумажными стаканами в руках.
— В чем дело? — взвивается он.
— Я поведу! — выдыхаю я, дергая дверь. — Залезай!
21
— Я снова его слышала, — сказала я, выезжая из города на восток. — Звон шпаги.
Бен прекратил разворачивать сандвичи и поднял голову.
— Уверена? В театре сегодня много дрались на шпагах.
— Он там был. В архиве.
Бен протянул сандвич, но я отказалась. Может, он и привык есть и спать при всякой возможности, но мне сейчас кусок в рот не шел. Пока Бен жевал, ехали молча.
Дорога свернула в горы. Приземистый можжевельник и стланик из пиний сменились корявыми соснами, а сосны, в свою очередь, — темными пиками елей. Лес на глазах делался выше и гуще, подступая к самой дороге, а черная лента по-прежнему поднималась по склону. Луна посеребрила верхушки деревьев, но тени от этого стали только глубже, пока шоссе не начало казаться туннелем, проложенным сквозь темноту.
Мир вокруг нас как будто замер и впал в безмолвие, если не считать шелеста деревьев, а мне так и не удавалось стряхнуть с себя ощущение чужого присутствия.
Я проглотила горький ком и постаралась придать голосу твердость.
— За нами может быть «хвост».
Смяв обертку от сандвичей, Бен оглянулся сквозь заднее стекло.
— Ты что-нибудь заметила?
— Нет. — Я тряхнула головой. — Просто такое чувство.
Он окинул меня долгим взглядом, потом потянулся вперед и выключил фары.
— Господи! — воскликнула я, отняв ногу от педали.
— Не сбавляй скорость, — одернул Бен. — Следи за разделительной полосой.
Он опустил стекло со своей стороны и высунулся по пояс в окно, чуть не цепляясь макушкой за ветки деревьев, а через минуту втянулся обратно. Уютный кофейный аромат в салоне развеялся, вместо него резко пахнуло хвоей и непогодой.
— Ничего — одни деревья.
— Он там, — упиралась я.
— Может быть. — Бен взял в ладони горячий стакан, чтобы согреть руки. — Меня не раз спасало такое вот шестое чувство.
Я уже приготовилась к отмашке или очередному ехидству, поэтому серьезный тон застал меня врасплох. Взгляд в зеркало едва не стоил мне аварии: я не разглядела поворот и еле успела вписаться, взвизгнув шинами у обочины.
— Может, давай я буду смотреть, а ты — вести? — предложил Бен. Он осушил стакан и швырнул его в бумажный пакет. — Не проголодалась еще?
Я тряхнула головой. Тогда Бен достал Чемберса и включил фонарик-карандаш.
— Расскажи мне еще о «Карденио». Чемберс пишет, будто бы кто-то переложил его и адаптировал.
— Под названием «Двойное притворство», — кивнула я, радуясь поводу отвлечься. — В тысяча семисотом с хвостиком.
— Тысяча семьсот двадцать восьмом, — сверился с датой Бен. — Ну так что тебе известно?
— Немногое. — Я отхлебнула кофе. — Это было детище некоего Льюиса Теобальда, который прославился главным образом нападками на Александра Поупа. Теобальд заявил, что Поупово издание грешит ошибками (и не без оснований), а Поуп в ответ обозвал Теобальда бездарным блохоискателем, который не разглядел бы хорошего сюжета, даже если б жил в годы Троянской войны (что тоже было правдой). Поуп даже написал по этому поводу сатирическую поэму «Дунсиада», где изобразил Теобальда королем тупиц.
Бен рассмеялся:
— То самое «перо, которое разит сильней меча»?
— В случае Поупа — сильнее армии мечников. И парочки боевых кораблей в придачу.
— Да, как противник мистер Поуп оказался твердым орешком. Так ты не читала пьесу?
— Нет. Она редко публиковалась. Жаль, я не догадалась поискать ее, пока была в Гарварде. Хотя наверняка у кого-нибудь на сервере завалялась. Первыми, кто начал сливать в Интернет все что ни попадя, были как раз фанаты классицизма. Впрочем, шекспировцы тоже не отставали.
Бен влез на заднее сиденье и достал ноутбук.
Я хмыкнула:
— Думаешь, в этом мегаполисе есть станция?
Мы подъехали к перевалу, где дорога съежилась в узкую ленточку, обвивающую горный склон. Слева стеной вздымалась гора с лысой макушкой, покрытая в основании лесом; справа склон продолжался, почти вертикально уходя вниз. Мы по-прежнему ехали, не включая фар, и на всем косогоре, расстилающемся внизу, не виднелось ни огонька, ни фонаря. Не будь дороги, можно было подумать, что человеческая нога здесь не ступала.
— Да, спутниковой связи. — Бен нажал несколько кнопок, ноутбук зачирикал и ожил, наполнив машину голубым сиянием. Застучали по клавиатуре пальцы, и голубой свет сменился белым, а тот — желтоватым, когда на мониторе выскочила новая страница. — Смотри-ка! — воскликнул Бен. — «Двойное притворство, или Влюбленные в беде».
Он снова защелкал по клавишам.
— Что хочешь услышать сначала: пьесу или то, что идет перед ней, — посвящение, «От издателя», пролог?
— «От издателя», — ответила я, крепче стискивая руль, пока глаза неотступно следили за бледной полоской разметки в ночи.
— Похоже, король Теобальд готов был оправдываться с самого начала. Послушай… — Бен прочистил горло. — «Звучит невероятно, что такую любопытную историю целый век скрывали от мира».
— Теперь уже четыре века, — поправила я.
Бен забормотал себе под нос, просматривая статью по диагонали. Вдруг он выпалил: «Опа!» — да так резко, что я вздрогнула.
— Ты знала, что у Шекспира была незаконная дочь?
Я нахмурилась.
— Стало быть, нет, — сказал Бен.
— Она нигде не упоминается.
— Кроме этой записи.
Я затрясла головой. За все годы копаний в архивах мне не попадалось ничего подобного.
— «Бытует предание, — зачитал Бен, — услышанное мной от того же благородного джентльмена, что передал мне одну из копий рукописи».
