— Может, водитель бухой был, не справился с управлением? — предположила Петренко.
— Нет, вряд ли. Это какая-то подстава!.. Джип пер по нашей полосе, прицельно на нас, недаром, сразу как сбил, слинял, просвистел мимо!.. Мой байк отбросило назад… переднее колесо сплющило, я старался удержаться на заднем, балансировал, давил на руль, сколько мог… вот, связки порвал. — Он показал нам руки со вспухшими, синими запястьями. — Но беда не в том!.. Ритка, оказывается, каску не застегнула и, когда нас тряхануло, каска свалилась… и Рита не удержалась, упала плашмя на спину, ударилась незащищенным затылком… об асфальт…
У меня раскололся затылок… Взорвался и разлетелся на куски. Я очнулась, когда под нос сунули нашатырь. С удивлением обнаружила, что сижу на кушетке рядом со Стасом. Мы встретились с ним глазами, и я велела: дальше.
— Ну, я боялся придавить ее «харлеем», завалился набок, ногу вот повредил. — Он снова поморщился. — Выбрался из-под байка, отполз к Рите… она еще смотрела вверх, даже разговаривать пыталась, но уже так — еле-еле… глаза быстро закатились… я сунул руку ей под голову, а волосы были насквозь мокрые от крови…
— Что Ритонька говорила?
— Сказала: я умираю. — Тут он согнулся, обхватил грудь руками и зарыдал. Сквозь конвульсии выдавливал из себя:
— Еще сказала: «Позвони моей маме… Скажи ей, что я была очень… счастлива…»
— Счастлива? — оторопело переспросила я.
— Ну конечно, счастлива, тетя Соня, она же его любит! — страстно подтвердила Оксана и обратилась к парню: — Стасик, миленький, не плачь! Ритка не умрет. Она выживет, потому что хочет быть с тобой!.. Стасик, вот увидишь, она выживет!
У байкера слезы капали градом, он размазывал их грязным, испачканным кровью кулаком по щекам, как мальчишка. Вадим погладил его по опущенной русоволосой голове и отвернулся. Сам сглотнул ком.
Я вышла на улицу покурить — в пачке осталась последняя сигарета. А у меня — последняя надежда на то, что любовь спасет мою бедную искалеченную девочку… Посмотрела вдаль, за больничную ограду — туда, где за верхушками деревьев светлело предутреннее небо.
— Сонь, — обнял меня за плечи Вадим. — Сонечка, слышишь? Я тебе обещаю, Риту будут лечить лучшие врачи. Медицина у нас сейчас на уровне — девочку поставят на ноги, и следа от травм не останется, не сомневайся!..
— Спасибо тебе… Как ты думаешь, Вадик, в джипе был тот самый Тимур?
Он кивнул и сказал твердо, поигрывая желваками:
— Эти сволочи свое получат: и исполнители, и заказчики.
— Кто получит? Вы знаете, что байкер находился в состоянии алкогольного опьянения? — вмешался в наш диалог офицер ГИБДД. — Я лично на него протокол составил!
— Правильно сделал, что составил. А теперь порви и выброси. — Паперный посмотрел на служивого, как удав на кролика, и полез во внутренний карман за бумажником.
Мое присутствие было явно неуместным. Выбросив окурок в урну, я вернулась в приемный покой. Стасика успели увести медики. Оксанка Петренко сидела на его месте с красным носом и икала. Я тоже опустилась на кушетку и сказала не столько ей, сколько самой себе:
— Не надо плакать. Надо ждать и надеяться. Надо иметь терпение…
…В приемном покое мы просидели до восьми часов утра. Операция закончилась, Риту перевели в реанимацию, куда родственникам вход был воспрещен. Но Вадик договорился, чтобы нас пустили посмотреть на мою дочку из-за стекла. Узнать Риточку можно было только интуитивно: ее голову опутали бинты, из носа и вен тянулись трубки капельниц, дыхание поддерживалось искусственно — аппаратом. Нейрохирург утешил: девочка не чувствовала боли, потому что не приходила в сознание. А как только придет, ей будут вводить обезболивающие препараты.
— Организм молодой, крепкий. Будем полагать, через сутки выйдет из комы, — рассуждал он и поинтересовался, способна ли я оплатить дорогостоящие эффективные лекарства.
— Без вопросов, — заверил его Паперный. — Только скажите, сколько надо.
— Вы, значит, отец? — уточнил врач.
— Считайте, что так.
Я прилипла к стеклу. Не могла поверить, что дочка ничего не чувствует. Мне казалось, мое присутствие должно ей помочь — как в детстве, когда я носила Риточку на руках и убаюкивала, прижимая к себе. Я изо всех сил посылала ей флюиды любви, нежности и обожания. Но синеватое личико хранило неподвижность — даже веки не дрогнули. Это ужасно, когда твой ребенок зависает между небом и землей, парит в неизвестных эмпиреях, куда нет хода никому. Это самое ужасное — сознавать свое бессилие…
— Она спит?
— Конечно, спит! Как вы хотели? Больная еще от наркоза не отошла, а вам надо, чтобы она бегать начала?! Ступайте, родители, не волнуйтесь — уход за девочкой будет наилучший, самый тщательный… Да идите вы уже, ради бога, — у нас пятиминутка начинается, мне дежурство сдавать. — Он окончательно потерял терпение.
Пришлось вернуться на кушетку в приемном покое. Вадим принес мне сигареты, минеральную воду, шоколад и сок. Хирургу, дежурным врачам, медсестрам и санитарам из приемного покоя раздал коробки конфет и какие-то пакеты. Я подумала, что он и впрямь заменил Ленчика… Хуже того, не было бы у Ритки блудного папаши, не произошло бы этой кошмарной аварии…
— Сонечка, мне пора на службу, — склонился надо мной Паперный, отвлекая от страшных мыслей.
— Да? — удивилась я.
— Да. Я буду звонить, буду держать все под контролем. И ты звони.
— Да, — утвердительно вздохнула я, соображая крайне медленно.
— Стаса тоже уже прооперировали. Представляешь, Сонь, у них с Ритой одинаковая группа крови.
— Вторая?
— Вторая, резус положительный, — кивнул он и показал мне мобильник. — Я распорядился насчет доноров. Соня, верь мне, все будет о'кей! Ты поняла?
— Угу…
— Может, отвезти тебя домой?
— Ни в коем случае, — испугалась я, хватаясь за края кушетки, будто он намеревался оторвать меня от нее насильно.
Вадим уехал, а следом явились мама и моя свекровь Антонина Ивановна. Ближе к обеду подтянулись коллеги из агентства во главе с шефом. Он, выразив сочувствие, предложил передать заказ про горбы кому-нибудь другому.
— Нет-нет, — решительно воспротивилась я. — Текст уже практически готов. Как только Рита придет в сознание, я его сдам.
Заплаканные бабушки посмотрели на Льва Назаровича как на врага народа. Шеф выразил намерение помочь материально, но сделал это как-то ненастойчиво, вскользь.
…Рита не пришла в сознание и к вечеру. Я совершенно извелась и отупела от тревоги. Количество сочувствующих все прибывало и прибывало — приехали Тамара Васильевна и Ольга Костикова, моя соседка по площадке Эльвира со своим мужем Сергеем, Лиля и другая моя приятельница — Таня Пушко, кандидат медицинских наук. Она оказалась единственной, кто не ахал и не вздыхал, а принял деятельное участие.
— Рите прокапывают что-нибудь для стимуляции мозгового кровообращения? — задала Пушко вопрос по существу.
— Не знаю. А что, надо?
— Не то слово. Жизненно необходимо! Представь, у нее мозг столько часов бездействует, могут произойти необратимые изменения, вплоть до атрофии отдельных участков. Надо капать хотя бы элементарный ноотропил…
Татьяна направилась в травматологическое отделение, немедленно разыскала знакомых и организовала дополнительные капельницы для Риты и Стаса, у которого тоже обнаружилось сотрясение мозга. А меня заставила выпить соку и отобрала сигареты:
— Хватит, у тебя уже скоро никотин из зубов начнет капать, как яд у змеи! Посмотри, на кого ты стала похожа!
— На кого?
— На высушенную мумию! Какая от тебя в таком состоянии польза? Держи себя в руках, копи силы — ухаживать за Риткой придется еще долго.
Жесткая отповедь Пушко оказалась полезнее соболезнующего сюсюканья, которым окружили меня родственницы и подружки. Таня отправила всех, включая маму и Оксану, по домам, а сама оставалась со мной до половины второго ночи — до того самого момента, когда дежурный врач сообщил, что Маргарита Зарубина очнулась. И даже спросила: где я? А еще: где Стаc? И, узнав, что он в том же отделении, спокойно уснула.
— А про меня она не спрашивала? — подалась к нему я.
— Нет, вообще больше ничего не спрашивала.
— Можно на нее еще раз взглянуть? Всего один разочек, а?!
— Нельзя, — отрезала Таня и настойчивым, монотонно-гипнотическим тоном принялась внушать: — Девочка спит, и мы сейчас все поедем отсыпаться. Сон — лучшее лекарство, он нужен всем. Ты, Софья, ляжешь и уснешь, отключишься от всех мыслей и тревог, будешь спокойно спать до завтрашнего дня… А потом вернешься сюда… Поняла?
По домам нас развозил верный Паперный, которому в последние сутки пришлось обходиться без водителя. Татьяна велела подождать ее у подъезда и вынесла мне флакончик с лекарством:
