— Ничего не к лучшему, — насупилась Света и отказалась от дыни. — Вот к Ритке посетители по три раза в день приходят, а я своего Эдика вижу реже, чем… реже, чем…
— Реже, чем меня, — вместо нее закончила тираду Окса, появления которой мы и не заметили. Зато она заметила дыню и накинулась на нее со всей своей прожорливостью. Видок у моей подружки был весьма загадочный. Она спросила, знаем ли мы о появлении нового тарифа «Браток плюс». Все разводящие звонки — бесплатно! И звонко захохотала.
— Ты это к чему? — поинтересовалась я.
— В тему дня! Софья Николаевна передала для тебя свой сотовый, сказала, что ей он сейчас без надобности, а ты можешь воображать себя разводящим братком. Звони сколько влезет. Денег на счете — немерено!
Окса протянула мне телефончик, а на тумбочку положила зарядное устройство.
— Здорово! — Подкинув аппарат на руке, я протянула его Стасику. — Позвони своим родителям.
— Как скажешь. — Он взял плоский аппаратик и мгновенно попал в Абакан. На родину предков. Но общение ограничил буквально несколькими фразами: — Мам, привет! Как дела? У меня все хорошо…
— Ты краток, прямо как сестра таланта, — обиделась я, ожидавшая, что любимый сообщит матери о намерении жениться.
— Рита, ну представь, я с восемнадцати лет, как музыкальное училище окончил, живу один. Вот бы я сейчас начал их грузить… — оправдывался Рудницкий.
— Ой, можно я позвоню Эдику? — оживилась Светка.
— Да без проблем! — Я кинула ей телефон.
Окса с дыньки переключилась на булочки, испеченные бабой Раей, сказала, что оголодала на работе, как злой слон, сбежавший из зоопарка, выбравшись сквозь прутья клетки. Можно было не спрашивать: какой слон? Понятно, что анекдотический… Уписав стряпню, откинулась на стуле и заявила:
— Сейчас бы кофейку, а то от еды в сон клонит…
— Извиняй, у нас тут не кафе, — развел руками Стаc.
Эта артистка Петренко сладко потянулась и простодушно изрекла:
— Жаль. Ибо ничто так не снимает сонливость, как чашечка крепкого, сладкого, горячего кофе, выплеснутого на живот!
Мы со Станиславом покатились со смеху, чем навлекли гнев медсестры Кати.
— Пятая палата, вам не стыдно? Опять спиртные напитки распиваете?! Еще тяжелые больные называются!
— Что ты? Как можно? Просто Оксанка опять анекдоты травит, — объяснила я.
— А тебе, Зарубина, между прочим, вообще нельзя гоготать. Тебе шею по кусочкам собирали. Добиваешься, чтобы позвонки сместились? — цыкнула на меня медсестра и очень миролюбиво обратилась к Оксе: — Кстати, мне-то какой-нибудь свеженький анекдот расскажи!
Петренко выступила на бис, вызвав очередной всплеск народного веселья. Только я оставалась серьезной — совсем не хочу, чтобы шею заклинило… И Света Пономарева тоже притихла. Покосившись на нее, я увидела, что по щекам соседки катятся крупные слезы.
— Короче, девчонки… — вошла во вкус Оксана.
— И пацаны, — добавил Стаc.
— Пацаны?
— Напоминаю, что среди вас есть один пацан.
— Да ладно, это мелочи… Я, девчонки, научилась клиентов анекдотами окучивать. Сегодня захожу в одну контору и говорю…
— Может, хватит? — осадила ее я.
— А чего такого-то? Тебе неинтересно, ты и не слушай, — недовольно передернулась эта деловая колбаса. Я показала глазами на Пономареву, и Оксанка всполошилась. — Ой, Светик, что с тобой?
Пономарева не ответила. Кинула в сторону моей кровати мобильник, и он мягко шлепнулся на одеяло.
— Не дозвонилась? — догадался Стасик.
— Да хрен бы с ним, если бы не дозвонилась! — выпалила Светка. — Трубку сняла посторонняя баба…
— Может, номер неправильно набрала, — предположила Окса. — Не туда попала.
— Ага, три раза набирала и все не туда попадала!
— Загулял… Типичный случай! Я тут таких навидалась — во. — Екатерина провела ребром ладони по горлу. — Знаете, даже как бывает? Женщину еще не успеют прооперировать, а ее муж уже лыжи смазал и…
— Ну, Кать, не стоит обобщать. Это уже твои домыслы, — заспорил Стаc, вступаясь за армию гулящих мужиков. — Ни доказать, ни проверить их невозможно.
— Я тебя умоляю. — Медсестра сразила его таким жгучим взглядом, что Кармен в сравнении с ней отдыхала. — Проверено на себе: мужья пациенток клеятся так, что только шум стоит!.. Недаром говорится, муж любит жену здоровую, брат — сестру богатую.
— Кать, по-моему, тебя не в ту степь понесло, не находишь? — нахмурился Стаc.
Светку контачило от расстройства — она тряслась, как в малярии. И у меня на душе сделалось гадко. Как представила, что Станислава выпишут на две недели раньше меня, он явится в свой позорный клуб, гнездо разврата… и найдет там какую-нибудь стервь здоровее меня… Накрутила себя до предела, окинула присутствующих неприязненным взглядом слона, сбежавшего из зоопарка, и протрубила:
— На этом будем считать тусовку завершенной. Нам — тяжелобольным — требуется отдых.
Катька не заставила себя уговаривать — вышла вон, надменно поджав губы. Вертихвостка!.. Крутит с женатыми… ненавижу таких!.. Окса замялась на пороге — чего ты взбеленилась? Чего? Чего?! Стаc тоже напустил на физиономию выражение оскорбленной невинности. Прежде чем взяться за костыль, уточнил: я вам тоже мешаю? Я ответила утвердительно.
Нехорошо нам было со Светиком, тягостно. Трястись и плакать она прекратила, зато пялилась в никуда широко распахнутыми глазами. У моей мамы был такой же остановившийся взгляд, когда отец пропал. Я принялась отвлекать ее праздными расспросами:
— Свет, а ты в каком районе Академгородка живешь — в верхней или в нижней зоне?
— Да негде мне теперь жить! Раньше зависала в квартире Эдика, а сейчас уже и не знаю, куда подамся после выписки…
— Давай не будем усугублять…
— Не понимаю, как он мог? Как он вообще…
И тут я ей выложила страшилку про своего папашу, из-за которого случились все несчастья в нашей семье, включая автокатастрофу.
— Так и я только из-за Эдика нырнула с яхты! — воскликнула Пономарева. — Думаешь, я сама такая отчаянная? Прямо так… нет, это ему постоянно адреналина не хватает, на экстрим тянет. То с парашютом надо сигать, то с аквалангом погружаться, то в горы переться. Туда, где нет ни проблеска цивилизации. А мне эти нехоженые тропы, на которых ни умыться, ни подмыться, знаешь, совершенно не уперлись!.. но приходится соответствовать. Все боялась, как бы не разочаровать его… А он, как выяснилось, был не больно-то очарован!..
Света выругалась и спросила, почему они себе ничего не ломают?!
— Мой Стасик сломал…
— Не сравнивай, дорогая!
Мы расшумелись, как кроны деревьев, взъерошенные предгрозовым ветром. В палату вошла Катерина с подносом, на котором покоились шприцы и ампулы. С непроницаемым лицом вколола нам инъекции антибиотиков и, уже собираясь выйти, вдруг выпалила:
— Девки, может, накатим? Настроение что-то паршивое…
Мы обалдели от неожиданности. Пономарева ответила за нас обеих, и Катю ее ответ удовлетворил. Отпустив процедуры, потушив свет в других палатах, она явилась к нам с мензуркой, полной спирта, и тарелкой, полной хлеба.
Я заскулила, ища пути к отступлению:
— Ой, в меня водка-то не лезет, с души от нее воротит, а пить чистый спирт — это смерти подобно. Совсем не представляю…
— Сейчас представишь, — пообещала медсестра.
Залезла ко мне в тумбочку, вытащила тетрапак с грейпфрутовым соком, банку креветок, два зеленых яблока и сыр. Обозвав меня буржуйкой, Катька быстро соорудила «мировой закусон» и смешала в стаканах спирт с соком. Себе 50 на 50, а нам со Светкой — более слабую концентрацию.
— Чтоб всем изменщикам икалось и отрыгивалось, — решительно выдохнула над стаканом Пономарева.
— Чтоб они вообще подавились, — поддержала ее Катюха.
Я уже и не знала, чего к этим страшным проклятиям еще добавить. Пожелала себе, чтобы спирт не встал колом. Бывалая медсестра подбодрила:
— Не робей, Ритка! Кирять — это как сексом заниматься: сначала, в первый раз, вроде как бы и в лом, зато потом — только подавай!
Девчонки выпили, я с трудом заставила себя пригубить. Света, разоткровенничавшись, рассказала, что Эдуард — жуткий жлоб. Никогда не покупает стиральный порошок, зубную пасту и лампочки. Готов неделю сидеть без света и ждать, когда она сама принесет и ввернет в патрон. А еще он никогда не моется и не меняет нижнее белье, пока она не заставит его сделать это насильно.
— Фу-у, — сморщила нос Катерина. И в свою очередь поведала, что ее последний любовник имел отвратительные жесткие усы и еще более гадкую бороду, в которой застревали хлебные крошки, колбасные остатки, сметана из борща, а также сопли. И пахло от нее соответствующе — помойкой.
— Шли бы они в жопу! — выдала оригинальный тост Светлана.
