— Возьмем его сами! Ничего! Неужели так все время и будем за Стандину спину прятаться?
Я ущипнул себя за икру, и сон исчез. Заработало сознание.
— Да, но у нас с собой ничего нет, — зашептал я. — А если это настоящий бандит? Тот, кто отравил Бояра! Кто пускает в ход яд, носит при себе и другое оружие!
— Не пугай! — решительно проговорил Дикий волк. Но его слова заглушил Тондин храп. — У нас есть чугунная кочерга, треснем по башке — и порядок. Захватим с собой одеяло и устроим ему темную, если станет куражиться.
Пускаться в рискованное предприятие без Станды мне не особенно хотелось, но отступить — значит упасть в Мишкиных глазах. Мы выползли в коридор, временами прислушиваясь к осторожным шагам. То и дело оглядываясь, мы медленно двинулись к входу на лестницу. Мы двигались медленно-медленно, ведь все ковровые дорожки, заглушавшие звук шагов, мы утром сами вынесли и сложили в гостиной.
Мы одолели уже ступенек пять, когда почти неразличимые шаги стали слышнее: кто-то шел от левого крыла к центру зала. Мы застыли на месте, но шум шагов неотвратимо приближался, и мы снова соскользнули вниз. Ситуация складывалась как неделю назад, когда на том же самом месте я, схватив Толстого волка, заорал: «Руки вверх!» Только сегодня в руках вместо сигнального пистолета я держал одеяло, а им разве что малых детишек пугать.
Но в исключительных ситуациях любая идея хороша. Молниеносно развернув одеяло, я крепко зажал два конца, чтобы в нужный момент набросить его на голову таинственному посетителю. Момент этот приближался неотвратимо. Я чувствовал, что ладони у меня вспотели, а лицо обдает жаром Мишкиного дыхания. Ногу больно сдавливал витой конец единственного нашего оружия — чугунной кочерги.
Незнакомец спускался вниз как-то странно, прерывистым шагом. Он повернул уже на последний марш лестницы, я вздрогнул, напрягся и несмело поднял одеяло за концы. Как только нога незнакомца коснулась предпоследней ступени, я выскочил из-за угла и набросил одеяло на темный высокий силуэт.
Дикий волк повис на чьей-то шее, вцепившись в нее так неожиданно и цепко, что фигура, содрогнувшись, опустилась на пол. В ту же секунду что-то с грохотом покатилось по лестнице.
— Станда-а! — победно, на все здание заорал Мишка и всем телом навалился на упавшего, скрытого под нашим одеялом. — Поймали! Станда! Иди быстрей!
Я успел еще зажать чьи-то брыкающиеся ноги и тут услышал, как над нами загремел чей-то сердитый голос:
— Ну что за глупости, ребята! Вы ее задушите! Да отпусти, тебе говорят, это же Ивана!
Станда за волосы поднял нас с пола. Одеяло приподнялось, под ним что-то пискнуло, и в ночных сумерках возникла Ивана. Одной рукой она держалась за лоб, а другую прижимала к разбитой коленке.
Тут в коридоре вспыхнула лампочка, и из-за дверей дальней спальни послышался испуганный окрик Алены:
— Ребята, это вы? Что с вами?
— Да ничего, — с тоской произнес Станда.
Оттолкнув меня в сторону, он нагнулся — на полу валялось несколько полотен и деревянных рамочек. Одно из полотен перевернулось, и на нем показалось множество разноцветных пятен.
— Святая мадонна, у меня на лбу здоровенная шишка, — простонала Ивана и, прихрамывая, заковыляла к себе.
Провожала ее Алена, которая тут же начала искать широкий плоский нож.
Из центральных покоев выкатился сонный и ничего не понимающий Тонда; дотащившись шаркающим шагом до нас, он уставился на сидевшего на корточках Станду.
— Вино, ветчина, — загадочно произнес он, трижды прищелкнув языком, и спросил, обращаясь к Дикому волку: — Почему у тебя в руках кочерга?
— Угощать ротозеев, — ответил я, а Мишка, покрутив загнутым концом кочерги у него под носом, не преминул съязвить:
— Это для тех, кто, не успев продрать глаза, только о еде и думает!
Станда распрямился и смерил меня и Мишку красноречивым взглядом.
— Сейчас же положите все на место, а не то я сам заверну вас в одеяло и угощу кочергой, — сухо приказал он. — А потом соберитесь в гостиной, я вам кое-что покажу, — добавил он, отставляя рамочки и полотна в сторону.
На одном полотне я заметил бокал с искрящимся вином и розовый окорок. Рядом огромный блестящий нож и еще что-то ярко-желтое — наверное, кружочки лимона, но это я уже как следует не разглядел. Сложив рамки вместе, Станда пошел в кухню. Я удивленно взглянул на Мишу, который почесывал концом кочерги за ухом.
— Всего-навсего какие-то картинки, — пожав плечами, сказал он. — И чего делать из них тайну?
— Слушай, умник, — быстро проговорил я, — а ты их здесь прежде видел? Может, это как раз те самые, за которыми верзила в вельветовых штанах гоняется?
Дикий волк хотел было пренебрежительно отмахнуться, но рука замерла на полпути.
— Пожалуй, — удивленно признался он. — А что, если как раз их и караулит тот фальшивы маляр, что работает у старого Рихтра? Но где их Станда нашел? Здесь натюрморта с ветчиной не висело, одни графы да генералы…
— Вот видишь, а ты сразу на меня нападать — только, дескать, и думаешь, что о жратве, — вдруг поднял голос протеста обиженный Тонда. — А я эту картинку первый увидел.
— Я всегда говорил, что у тебя душа нараспашку, — съязвил Мишка. — Ты всегда прежде всего жратву видишь, даже на картинке.
— Да хватит вам, — сказал я и бросил одеяло на постель. — Пошли в гостиную, авось что-нибудь прояснится.
19. Горит! Гори-и-т!
Что тут рассказывать, у нас просто глаза на лоб полезли. Станда разложил на столах семь полотен, не вставленных в рамки; с первого же взгляда было ясно, что они принадлежат разным художникам. Тут я впервые на оригиналах произведений убедился в том, что нам вдалбливал в школе директор — серые, сумеречные тона на картинах старых мастеров и яркий блеск в живописи ранних модернистов. Имена художников сразу напомнили мне о визите старого Рихтра к нам в Градиште — Рафаэль, Брандль, Дюрер, Моне, Сезанн, а кроме того, Коро и Ван Гог.
Станда брал в руки каждое полотно с такой бережностью, как будто это хрупкие елочные игрушки.
— Счастье еще, что во время вашего нападения с ними ничего не случилось. А то уж и не знаю, что бы я с вами сделал, в порошок бы стер.
— А как же я? — отозвалась Ивана, отнимая от синяка мокрый носовой платок. — Посмотрите, что со мной! А голова — точно улей!
— Боже мой! — вырвалось у меня при взгляде на ее багровую, уже начинавшую синеть шишку. — Нет, серьезно, Ивана, мы совсем не хотели!
— Только не извиняйтесь, словами шишки не разгладишь! — Станда хлопнул меня по плечу.
Дикий волк насупился.
— А почему вы из этих картин тайну сделали? Откуда нам было знать, кто там ночью наверху шебуршит? А если бы там взаправдашний вор оказался? — Мишка подтянул спортивные брюки и, оскорбленный, отвернулся.
— Где меня найти, вы знали, — твердо возразил Станда. — Не требуется большого ума, чтобы перейти из одного помещения в другое. Вы бы сразу увидели, что там меня нет, постель пуста. И не натворили бы глупостей. Так ведь нет, вам в герои хотелось, вот в чем дело!
— С вашей стороны это тоже нехорошо — найти тайник и скрыть от нас, — с укором проговорила Алена. — Выходит, Лойза с Мишей отплатили вам за недоверие, и теперь вы квиты!
Станда с удивлением посмотрел на Алену.
— Ишь нашлась адвокатка! Ты еще скажи, что вся эта ночная кутерьма на совести у нас с Иваной.
— Точно! — ответил вместо Алены Мишка.
— Смотри у меня! — пригрозил ему Станда. — Впрочем, лучше я расскажу, как все получилось, на душе спокойней будет. Мы действительно обнаружили тайник с картинами, это факт. И решили вам ничего не говорить, иначе назавтра вы бы утратили необходимую бдительность. Это тоже факт. Собственно, ниоткуда не следует, что мы обнаружили именно то, что разыскивают недомерок с усиками или старый Рихтр, хотя это в высшей степени вероятно. Но мы и сейчас не скажем, где отыскали эти полотна. Баста. Разговоры закончены, идем спать.
Мы молча направились к дверям, но, прежде чем выйти в коридор, Ивана удивленно заметила:
— Посмотрите, ребята, какой ясный сегодня месяц.
Станда, оторвавшись от стола, на котором он складывал картины взглянул в окно и быстро выпрямился.
— Это не месяц! — крикнул он. — Это какое-то желтое зарево.
Тонда ближе всех оказался у окна, он подскочил и, всплеснув руками, заорал:
— Горит! На опушке леса пожар!
Мы кинулись к окну и увидели языки пламени, от которых высоко в небо поднимались снопы искр.
— Скорей! — Станда, растолкав нас, уже сбегал вниз. — Захватите веники, ведра, совки, а под сараем — заступ, топор и пилу. Скорей, пока пламя не перекинулось на лес!
Мы выскочили из замка и прямо через парк помчались к калитке в ограде. Ивана повернула ключ, и мы высыпали на тропинку. Левее, в кустах шиповника и терновника, метрах в четырех от края леса, с треском и шипением полыхала куча хвои, оставшаяся после очередного прореживания леса. Пожар еще не захватил ближайшие деревья, но по земле с одного пучка сухой травы на другой ползли языки огня, подбираясь к кромке леса.
