делает длинный глоток. — Мне не нравятся ее друзья. Особенно та крикливая с серебряными волосами.
— Сесилия Найт, — отвечаю я за него. —Ее отец — владелец инвестиционной корпорации, а мать — кто-то из высших чиновников в социальных службах.
— И ты все это знаешь, потому что? — спрашивает Джереми.
— Я навожу справки о наших соседях. Кроме того, я говорил тебе, что Эйден и Эльза Кинг, родители Крейтона и Илая, дружат с моими родителями. И Коул и Сильвер Нэш, родители Авы, тоже.
Николай убирает пакет со льдом от своего лица, обнажая фиолетовый синяк возле виска.
— А как насчет фальшивого лотоса и родителей Лэндона?
— Никогда не встречал их. Хотя слышал о них. Их отец владеет половиной состояния Кингов. Другая половина принадлежит Эйдену. Их мать — известная художница. — Я набираю ее имя в строке поиска своего телефона и показываю им наброски людей, мест и воспоминаний.
Николай присвистывает.
— Ни черта не смыслю в искусстве, но эти рисунки выглядели бы ужасно в качестве татуировок. — Он выхватывает телефон и смотрит на семейную фотографию, сделанную на открытии какой-то галереи.
Леви держит Астрид за талию, а она улыбается в камеру, выглядя счастливой, довольной, как мама всегда, когда мы с Гаретом приходим к ней на благотворительные мероприятия.
Лэндон стоит рядом с матерью, держа ее за плечо. Брэндон стоит рядом с отцом, держась за плечо Глиндон.
Среди всех них улыбка Лэндона самая фальшивая. Никто этого не заметит, даже его родители, но он разыгрывает самое грандиозное представление, так что даже он сам, наверное, верит, что рад быть здесь.
Я был там, делал это, у меня есть фотографии, чтобы доказать это.
Улыбка Глин, однако, самая печальная. Она не хочет улыбаться, выглядит немного неуютно в своем официальном темно-синем платье, которое подходит к брючному костюму ее матери.
Она устраивает шоу, но совсем не так, как ее брат. Они оба притворяются счастливыми, но только ей одной от этого не по себе.
— Встретил их всего один раз и могу сказать, что это фальшивый лотос. — Николай касается лица Брендона. — При ближайшем рассмотрении он горяч. Не уверен, трахнул бы я его или его сестру. Может, обоих одновременно, если их не смущает, что они видят друг друга голыми.
Я выхватываю свой телефон из его руки и без единого слова иду к лестнице. Затем беру свою Зиппо и бросаю ее в мгновение ока. Она попадает Николаю в голову — с раненой стороны.
Хорошо. Вижу, мои навыки квотербека не совсем пропали.
Николай хлопает себя рукой по виску и вопит:
— Какого хрена ты это сделал, ублюдок?
Джереми прислоняет голову к дивану и смеется, звук преследует меня, когда я поднимаюсь по лестнице.
Мои шаги бесстрастны, нормальны, но температура моего тела — нет. Может, мне стоит избить Николая до такой степени, чтобы тетя Рая не узнала его, когда увидит в следующий раз.
Дверь Гарета открывается, и он выходит, держа телефон у лица, на его губах улыбка.
— Вот он.
Он встает рядом со мной и кладет телефон в поле нашего зрения. Мама и папа на другом конце, похоже, находятся в саду.
Там сейчас сумерки, и солнце садится за ними, создавая живописный фон.
Рейна Эллис — красивая блондинка, которую можно увидеть на обложках журналов и удивиться, как, черт возьми, она выглядит на свои тридцать, когда ей уже за сорок. У нее естественный блеск в голубых глазах, который не унаследовали ни Гарет, ни я.
У моего отца, однако, более жесткий взгляд, и это, вероятно, связано с его родом деятельности и менталитетом «большая рыба ест маленькую рыбу. Скажем так, время хорошо отнеслось и к Ашеру Карсону. У него острые черты лица, которые достались нам с братом, а свои зеленые глаза он передал Гарету. В каком-то смысле мой брат — его копия, как внешне, так и по характеру.
Я — более мрачная версия их обоих.
Паршивая овца семьи.
Автоматическая улыбка тянется к моим губам.
— Привет, мам. Выглядишь отлично, как обычно.
— Не надо этого, неблагодарный сын. Ты не звонил мне уже два дня.
— Я был занят учебой. Ты знаешь, как жестока медицинская школа. Кроме того, — я обнимаю брата за плечи, — Я уверен, что Гарет рассказал тебе обо мне все.
Его улыбка остается на месте, и он даже не напрягается. У нас есть негласное правило, что в присутствии родителей мы идеальные братья.
Я нарушаю это правило, если мне хочется, но Гарет никогда этого не делает.
Ему не все равно.
— Я уверен в том, что ты занят, но звони иногда. — Она вздыхает. — Я все время скучаю по тебе. Может, ты навестишь меня, Килл? Я не видела тебя с лета.
— Посмотрю, как пойдут дела в школе.
— Найди время и навести нас на следующих каникулах, — говорит мне папа — нет, он приказывает мне.
На враждебную энергию я отвечаю еще большей улыбкой.
— Привет, папа. Ты тоже скучаешь по мне?
Я ожидаю, что он поддастся на провокацию, но он улыбается, поглаживая мамино плечо.
— Конечно, я скучаю по тебе, сынок. Мы с твоей мамой с удовольствием пригласим тебя с братом в следующий раз.
— Я позабочусь о том, чтобы он приехал, — говорит Гарет, как золотой мальчик, которым он и является.
— Подожди секунду. — Мама подходит ближе к камере и смотрит на меня. — Боже мой! Это что, порез на губе? Киллиан Патрик Карсон, ты что, подрался?
Мамина привычка использовать мое второе имя, когда она расстроена, является воплощением ее статуса «дарителя жизни и имени».
Меня это каждый раз забавляет.
Гарет застывает, совершенно ошарашенный, но когда он открывает рот, я уже ухмыляюсь.
— Если только поцелуй — это не драка, ты так не думаешь?
Ее губы приоткрываются.
— Мне не нужен был этот образ.
— Это ты спросила, мама. Кроме того, я в самом расцвете сил. Ты же не думала, что я буду только учиться, верно?
— Сбавь обороты, — предупреждает папа. Он каким-то шестым чувством понимает, когда для мамы это становится слишком, и прерывает ее. Со временем у меня тоже начало развиваться это чувство.
Только я использую его, чтобы довести людей до предела. Не мою маму.
Других.
Это единственное, в чем мы с папой согласны.
— Ну, я думаю, это нормально,
