— Хорошо, — ответил дон Мариано, — благодарю вас. А вы, вождь?
— Я согласен, — ясно сказал команч, — изменники должны быть наказаны, к-какому бы племени они ни принадлежали. Летучий Орел — вождь, он имеет право восседать у огня совета, в первом ряду старшин, имеет право казнить или миловать.
— Теперь и вы отвечайте, — обратился дон Мариано к своим слугам.
Бермудес выступил на шаг вперед и сказал, почтительно поклонясь, дону Мариано:
— Ваша милость, мы знаем этого человека; ребенком он прыгал и играл на наших коленях, позже он был нашим господином. Сердца наши стесняются в его присутствии, мы не можем его судить, мы не должны его обвинять, а годимся только для выполнения присужденного наказания, каким бы оно ни было, если получим на то приказание. Старые рабы, освобожденные по доброте своего господина, никогда не могут быть равными ему.
— Я ждал от вас этих чувств; благодарю за откровенность, друзья мои. Действительно, вы не можете вмешиваться в это дело. Надеюсь, что взамен вас Бог пошлет нам честных людей, которые могли бы добросовестно исполнить обязанности судей.
— Бог услышал вас, кабальеро, — внезапно произнес чей-то грубый голос, — располагайте нами.
Ветви кустарника, рядом с которым разговаривали наши знакомцы, с шумом раздвинулись, и из них вышли два человека.
Сделав несколько шагов, они, опустили ружья дулами на землю и остановились в ожидании.
— Кто вы? — спросил их дон Мариано.
— Охотники.
— Ваше имя?
— Верный Прицел.
— А ваше?
— Вольная Пуля. Вот уже около получаса стоим мы за этими кустами и успели услышать все, о чем здесь говорилось. Бесполезно вновь возвращаться к тому же, прибавлю вам только, что есть еще один человек, который должен присутствовать на суде над этим господином.
— Еще один человек? Кто же он?
— Тот, на кого этот человек так изменнически напал, кому вы помогли увернуться из рук предателя и кого мы спасли.
— Но кто знает, где находится теперь этот человек?
— Мы знаем, — сказал Верный Прицел, — меньше часа тому назад мы его оставили, чтобы идти по вашим следам.
— В таком случае вы правы; надо, чтобы и этот человек присутствовал.
— К несчастью, он довольно серьезно ранен, но если ему невозможно приехать сюда самому, то его принесут; не знаю почему, но мне кажется, что не только его присутствие здесь необходимо, но что один только он может объяснить известные дела, которые мы обязаны открыть.
— Что вы хотите сказать?
— Потерпите, кабальеро, скоро вы нас поймете. Лагерь этого человека недалеко, он сможет быть здесь еще до заката солнца. Я немедленно извещу его.
— Благодарю вас за это важное предложение.
— Мы, может быть, больше вас заинтересованы в разъяснении этого таинственного злоумышления, — ответил Верный Прицел.
По знаку друга Вольная Пуля подошел к своему коню, оставленному в чаще кустарника, вскочил на него и умчался во весь опор, между тем как дон Мариано следил за ним любопытным и вместе с тем тревожным взглядом.
— Вы говорите загадками, — обратился он к охотнику, все еще опиравшемуся на свое ружье.
Верный Прицел покачал головой.
— Перед вами разыгрывается печальная развязка гнусной истории, начало которой вам не известно, несмотря на доказательства, имеющиеся в ваших руках, кабальеро.
Дон Мариано тяжело вздохнул, две жгучие слезы скатились по его щекам, поблекшим от горя.
— Бодритесь, господин мой, — сказал ему Бермудес, —• наконец-то Бог за вас.
Дворянин пожал руку своему верному слуге и отвернулся, чтобы скрыть волнение, овладевшее им.
ГЛАВА XVIII. Перед судом
После отъезда Вольной Пули Верный Прицел, индеец и Руперто подошли к раненому, все еще лежавшему в беспамятстве, и окружили его, ожидая, когда он придет в себя. Дон Мариано, совестливость которого теперь уже пропала, жаждавший скорее узнать во всех подробностях темные замыслы своего брата, чтобы иметь прочное основание для обвинения его перед судом, так внезапно созванным, ушел со своими слугами в чащу кустов и с лихорадочным нетерпением стал перечитывать одну за другой все бумаги, находившиеся в найденном бумажнике, и по мере перехода от одного документа к другому ужас его возрастал все больше и больше.
Дон Мариано не хотел, чтобы брат узнал о его прибытии прежде, чем предстанет перед судьями, рассчитывая своим внезапным появлением расстроить его прозорливость и присутствие его духа, смутить его хладнокровие. С этой целью он скрылся в чаще, недоступной самым проницательным глазам, намереваясь мгновенно появиться в нужную минуту.
Прошел еще час времени, прежде чем дон Стефано, несмотря на все старания Дикой Розы, заявил чуть заметным движением о своем возвращении к жизни. Три человека, молча сидевшие около него, не спускали с него глаз.
В ту минуту, когда солнце быстро садилось за горизонт, вечерний прохладный ветер пронесся по земле и освежил раненого, который при этом тяжело вздохнул.
— Сейчас он откроет глаза, — прошептал Верный Прицел.
Летучий Орел приложил палец к губам, указывая на раненого.
Хотя охотник проговорил эти слова очень тихо, но дон Стефано услышал их, не понимая, может быть, их смысла, но как звуки они пробудили в нем сознание.
Дон Стефано был достойным сыном испорченного мексиканского поколения, лукавство было главной чертой его характера; о людях и вещах он всегда был дурного мнения, недоверие разъедало его душу. Слова Верного Прицела предостерегли его. Ни малейшим движением не обнаружив возвращения сознания, он стал припоминать все случившееся сним, желая уяснить себе положение, в каком он находился, и по возможности угадать, в чьи руки толкнула его злая судьба. Но это была трудная задача — во-первых, потому, что глаза его должны были оставаться закрытыми, и во-вторых, потому, что окружающие его лица, поняв его хитрость, упорно хранили молчание.
Это продолжительное молчание увеличило беспокойство дона Стефано, и он решился наконец прервать его. Широко раскрыв глаза, он пытливо обвел ими окружавшие его лица и сделал движение, как бы желая подняться.
— Как вы себя чувствуете? — спросил его Верный Прицел, наклонясь к нему.
— Я очень слаб, — жалобно ответил дон Стефано, — чувствую общую тяжесть и ужасный шум в ушах.
— Гм! — продолжал охотник. — Это неопасно; такое состояние часто бывает следствием падения.
— Так я упал? — переспросил больной, узнавший Руперто и несколько успокоенный,
— Вероятно, потому что мы нашли вас лежащим на песке, у брода Рубио.
— А! Так вы там меня нашли?
— Да, три часа тому назад.
