— Я не собираюсь тебя упрашивать, — решительно сказала Анна. — Она и твоя мать тоже.
— Я внесла больше, чем ты и Лиз.
Анна сдержала резкий ответ, вертевшийся у нее на языке.
— Послушай, я не говорю, что ты не была щедрой: без Эдны мама оказалась бы в таком учреждении…
«Как жена Марка». Анна почувствовала вспышку эгоистичной радости, слушая его откровенный рассказ, но, увидев на его лице боль, ощутила, как ее немедленно охватило чувство вины. И зависти тоже. Будет ли какой-нибудь мужчина когда-нибудь так же любить ее?
— Ты, должно быть, думаешь, что я печатаю деньги, — раздраженно сказала Моника. — Ты знаешь, сколько мне стоил этот короткий отпуск? Три тысячи долларов. И я не верну их в ближайшие дни. — По правде говоря, дни актерской карьеры Моники, скорее всего, были сочтены, но Анна посчитала, что счет за месяц в «Патвейз» стоил столько же, во сколько обходилось Монике ее портфолио за тот же промежуток времени. Монике не придется в скором времени идти в богадельню.
— На следующей неделе я буду смотреть дома для престарелых, — продолжала Анна тем же размеренным тоном. Она нарочно не упомянула, что Марк предложил поехать вместе с ней, Моника могла неправильно это истолковать. — Я хотела бы уладить вопрос с деньгами.
— А если я не соглашусь?
Пульсация теперь раздавалась в двух висках. Анна вспомнила ответ Марка: приготовься к тому, что последствия могут быть какими угодно. Ее пульс успокоился, и она вспомнила еще кое-что — реакцию Моники в прошлый раз, когда Анна пригрозила уволиться. Возможно, она нуждалась в своей зарплате, но Моника нуждалась в сестре еще больше.
— Не думай, что мне это понравится, — холодно ответила Анна.
— Что ты имеешь в виду?
— Я сама могу занять место Эдны.
— Очень смешно. — Моника выдавила из себя смешок, такой же фальшивый, как и напускная храбрость, с которой она говорила. — Ты этого не сделаешь. Ты обещала.
— Обещания вполне могут быть нарушены.
— Это угроза?
Анна пожала плечами.
— Я запросто могу тебя уволить, — продолжала Моника, повысив голос.
— Тогда давай, уволь меня.
— Ты это не серьезно.
Анна мысленным взором окинула свое прошлое: массу унижений, годы раболепства, — и как будто пелена спала с ее глаз. Ей вдруг все стало ясно. «Любой исход будет лучше, чем это», — подумала она. Продавать карандаши на улице — или свое тело, если дойдет до этого.
— Я еще никогда не говорила серьезнее, — решительно сказала Анна.
Моника уставилась на нее, почувствовав произошедшую в сестре перемену. Анна заметила страх в ее прищуренных глазах.
— Хорошо, — фыркнула Моника. — Первым делом завтра утром я ожидаю твое заявление об увольнении.
Это было так похоже на эпизод из кинофильма, что Анна рассмеялась.
— Дай я угадаю — «Сладкий запах успеха»? — Она слегка подтолкнула Монику локтем. — Перестань, не выступай. Я твоя сестра.
— Которую ты, кажется, без труда забыла, — нижняя губа Моники задрожала.
— А чего же ты ожидала? Ты не оставила мне другого выбора.
— Ты бы не посмела так обращаться со мной, если бы… — Моника запнулась, возможно не желая переигрывать. Вместо этого она жалобно сказала: — Легко воспользоваться кем-то, если он слаб.
— Тебе нужно организовать телемарафон, — со смехом сказала Анна. — Его мог бы вести Джерри Льюис.
Моника выглядела ошеломленной, и сама Анна была несколько шокирована. Неужели она действительно это сказала? Если бы кто-нибудь подслушивал их, то подумал бы, что она бессердечная. Но, черт возьми, она устала бегать вокруг Моники на цыпочках. И полноценная или нет, Моника все же не была Камиллой.
— И ты действительно сможешь это сделать, — бросишь меня на произвол судьбы? — голос Моники стал глуше. — Почему бы тебе тогда просто не съехать сейчас на обочину и не выбросить меня на тротуар?
«Продолжай в том же духе, и, возможно, я так и сделаю».
— У меня есть идея получше, — сказала Анна. — Впереди закусочная. Почему бы нам не остановиться и не обсудить все как цивилизованным людям?
Моника сначала ничего не ответила. Она сидела, глядя в окно, с несчастным выражением лица. Или она просчитывала свой следующий шаг? Наконец она повернулась к Анне и, вздохнув в знак согласия, сказала:
— Только в том случае, если мы будем сидеть на улице, где я смогу курить.
Анна сдержала улыбку.
— Вполне справедливо.
Глава седьмая
Предпоследний в списке дом престарелых находился в конце улицы Дос-Пальмас, с видом на идеально ровную лужайку. Розовый оштукатуренный дом в испанском стиле скрывался в тени огромных дубов и был окружен широкими зелеными, похожими на сукно, лужайками; по сравнению с теми домами, которые Анна и Марк посетили до этого, это место казалось даже слишком хорошим. Внутри оно оказалось еще более впечатляющим: все сияло чистотой и современностью, комнаты регистрации и комнаты для гостей были обставлены удобными стульями и диванами, на стенах висели картины импрессионистов. И что самое приятное, цена соответствовала тому пределу, на который согласилась Моника.
Анна дождалась, пока они с Марком отправятся обратно к его машине, и взволнованно спросила:
— Ну, что ты думаешь?
Марк пожал плечами.
— Немного маловато персонала для такого здания.
У нее оборвалось сердце.
— Может, у них у всех грипп и они на больничном?
Он не выглядел убежденным.
— Ты не заметила ничего необычного в пациентах?
— Заметила. Они все показались мне счастливыми.
Анна была ослеплена образом своей матери, обедающей в уставленной подсвечниками столовой или наслаждающейся вечерним концертом, таким, какой они только что видели в комнате регистрации — органист-пресвитерианин и Кэрри Брамли за пианино. Анна не очень-то выискивала негативные моменты.
— По-моему, они чем-то напичканы. — Они дошли до конца усаженной пальмами аллеи, где была припаркована серебристая «Ауди» Марка. — Это самый старый трюк из учебника — накачать пациентов успокоительным, чтобы легче было с ними управляться.
— Ты уверен? — задумавшись об этом, Анна поняла, что старики действительно выглядели неправдоподобно счастливыми.
— У меня нет никаких доказательств. Просто когда что-то выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, то обычно здесь что-то не так. — Они сели в машину. Марк включил зажигание и дал задний ход, выезжая на дорогу. — У нас есть в списке еще один дом престарелых, так что не теряй надежды. — Он одарил Анну улыбкой, показавшейся ей чем-то вроде горячего чая в холодный день. Все, что ей оставалось, — это сконцентрироваться на поставленной задаче.
Анна наблюдала за тем, как Марк вел машину по крутым поворотам Фокс-Кэньйон-роуд. Она не знала, о чем он думал: то ли жалел, что вызвался помочь ей, то ли наслаждался прекрасным полднем вдалеке от работы.
— Я бы не справилась без тебя, — сказала Анна. — Честно говоря, не знаю, как тебя благодарить.
— Не выдумывай.
Казалось, Марку было неловко, когда она его благодарила. Глядя из окна на залитые солнцем холмы с растущими на них дубами, он сказал:
— Я и понятия не имел, что в Карсон-Спрингс так красиво. Это как Шангри-Ла. Дай я угадаю: ты одного возраста с Мафусаилом, и если тебе когда-нибудь нужно будет уехать отсюда…
— Я зачахну и умру, — со смехом закончила Анна, чувствуя легкое замешательство при мысли о том, чтобы пустить такие глубокие корни.
— В таком случае обещаю не выпускать тебя за пределы города.
— В том, чтобы оставаться так долго на одном месте, есть и негативная сторона. Можно загнить.
Навстречу им на своем пикапе гремел Эвери Левелин. Кузов машины был завален мебелью. Он направлялся к своему антикварному магазину, несомненно, с какой-то распродажи. Это зрелище привело Анну в уныние: эти несколько предметов мебели были всем, что кто-то нажил, проведя всю жизнь в Карсон-Спрингс.
Марк глянул на нее краем глаза.
— Не вижу никаких доказательств этому.
Анна почувствовала, как ее щеки залил румянец. Он флиртовал? Но это замечание она могла услышать и от Гектора. Ей нужно прекратить искать скрытый смысл в каждом слове и жесте, иначе она закончит как мисс Финли, которая в каждую годовщину смерти своего любимого просит отца Риардона отслужить специальную мессу, не замечая снисходительных улыбок и насмешек, которые она вызывала у окружающих.
Десять минут спустя они остановились перед отдельно расположенным зданием в викторианском стиле, находящимся на небольшой боковой улочке в нескольких кварталах от Старой Миссии. Над зарешеченным въездом, украшенным ипомеей, висела неброская вывеска: «Саншайн Хоум». Название показалось Анне неправдоподобно радостным, поэтому она, несмотря на то что голос у женщины, с которой она говорила по телефону, был очень приятным, оставила это заведение напоследок.
