испугалась какого-то странного грохота в избе (звук, похожий на то, как бьют кросна[16] вальками[17] – в четыре и шесть рук). Это работала ручная мельница. Нажнут десяток снопов, обмолотят у двора, провеют и мелят. Поедят лепешек, идут в поле.
Полковник Кириллов Иосиф Константинович. Наблюдательный пункт. Неизменная фельдшерица («Иди чай пить. Не хочу»). Начальник полит. отдела Сельков, бывший агроном одного сибирского совхоза.
Недоклепа и его рассказ о контратаке (провел через огневой вал немцев своих 30–40 чел.). Трупный запах. Трупы фрицев, втоптанные в дорогу. Обстрел. «Жжет, значит, отходит»… Ночь в землянке. Страх, стыд.
–
– Кто такие?
– Раненого несем (жалобно и гордо, и даже радостно).
–
Не влезающая и не получившаяся песенка:
Не спеши, невеста,
Замуж за бойца,
Нынче неизвестна
Доля молодца.
То ли он героем
В дом придет родной,
То ли не напишет
Строчки ни одной.
Да и где ты будешь
Ждать его тот срок.
Если немец дома
Грянет на порог.
Не спеши, невеста,
Замуж за бойца.
Это все начало,
Погоди конца.
Пусть по нем не плачет бедная жена
Служба боевая без того трудна.
Лучше пусть невеста…
Пусть на добром слове
Вспомнит про него,
А бойцу не надо больше ничего.
18. IX А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)
…И вот вчера мне позвонили из ПУРа: «Вам следует отправиться к месту службы. Не закончили книгу? Ничего, там будете работать». В последнем замечании было столько очевидного, леденящего душу равнодушия не только ко мне, но и к этой моей работе, что разговор затягивать не пришлось: «Когда я должен убыть? Сегодня? Завтра?» – «Лучше сегодня». Я едва отговорился, что уже не попаду на поезд. «Поезжайте на своей машине. У вас же, говорят, есть машина… (!)»
В общем, сегодня сижу и ожидаю машину с утра (вечером же позвонили мне из моей редакции, что заедут за мной) и предаюсь спокойно-печальным размышлениям. Слава богу, что хоть столько успел подвинуться в работе. Теперь Теркин уже есть. Он неполон и т. д., но он есть. Разнообразнейшие люди проявляют к нему большой интерес. В кои-то веки у нас было, чтоб один почтенный критик читал всю до строки поэму другому, не менее почтенному и крайне скептическому критику (Перцов – Шкловскому) и чтоб этот скептик плакал. Различные люди, всевозможные голоса, но все говорят одно, что книга хорошая. Я понимаю, что на нашем безрыбье здесь возможна переоценка. Но факт налицо: я что-то здесь угадал. Есть что развивать, выращивать. Что будет несколько труднее заниматься писанием – это верно, но слишком унывать я не намерен. Помимо этого, редакция будет, по всей видимости, базироваться на зиму в Москве. Здесь, я думаю, мне разрешат пользоваться своей квартирой, и я буду опять работать… Если война не сомнет меня (психически), если я одолею ее мучительные впечатления писанием, то я буду серьезный автор и смогу послужить родине, которая до сих пор сохраняет мне жизнь и даже известный комфорт. За это надо будет платить всю жизнь…
20. IX А.Т. – М.И. Москва – Чистополь
…Письмо это отправляю почтой, т. к. сегодня последний день в Москве и уследить за оказиями мне уже невозможно. Уезжаю я не без печального чувства, но, поспав хорошенько и встав утром, решил позаимствовать доброго духа у своего героя Васи и относиться ко всему терпеливо и безунывно. Кстати, о Васе… Он сегодня появился в «Правде». Пусть это только «главы», но там хорошая сноска. Сегодня мне все звонят и поздравляют… И мне, по правде, приятно, что и мое что-то заверстано в полосу о Сталинграде. В смысле рабочего настроения – я на подъеме. Ну, обидно, оскорбительно, что мне не дают закончить книгу в хороших условиях. Но пусть этим людям будет совестно, когда я в тех условиях книгу все же буду продолжать и доведу ее…
…Я пишу несколько по-новому. Обстановка приучила писать как можно больше «в голове», чтоб, когда сидишь за столом, <писать> было возможно в любой обстановке… Я сейчас порой даже дома ложусь или хочу, или «придумываю» сразу до двух-трех строф и бегу к концу отрывка, не заботясь об окончательности отделки (но в то же время максимально стремясь к ней). А потом переписываю черновик на промежуточный лист, заставляя каждую строку звучать «правильно», а потом переписываю это в тетрадь, где как-то вдруг само обнаруживается все лишнее, – в тетрадь – это у меня уже как бы в печать…
25. IX Р.Т.
…Опять в поезде, в березняке, только не темном и зеленом, как в июне, а поредевшем и посветлевшем. Белые стволы на фоне желтой листвы подлеска. Грибы в некошеной лесной траве. В большинстве перестоявшие, старые, их не выбирают.
Бесплодное время. Жажда доброй трудовой жизни. Помехи, нелепости.
Здесь успеть бы до 28-го – когда по слухам переедем в М<оскву> – «Поединок». Тогда это будет «первая книга» или «часть» – буду издавать. Книга явно принята разнообразным читателем. Дорого то, что люди, что больше узнают ее, то более хорошо к ней относятся (Маршак, Фадеев, «Красноарм[ейская] правда» и др.)…
–
3. Х А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)
…Что со мной и где я? Мы (редакция) в Москве, в старом помещении (в 200 метрах от квартиры), мне разрешено жить на квартире… «Теркин» имеет успех у разнообразных людей, от бойца Виктора Теркина, приславшего мне письмо с просьбой переменить имя Василий на Виктора, до К.Е. Ворошилова, который, как мне передавали, очень любит это мое сочинение. Поэма уже запланирована к изданию в двух издательствах (Военгиз, «Молодая гвардия»)…
14. Х А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)
…Вчера сдал первую часть «Теркина» в печать. Последние дни на мне висели редактора, звонки не давали жить. Редактор «Молодой гвардии», где «Теркин» идет большим тиражом (75 тыс.), попросту сидела вчера у меня, ожидая, когда вычитаю рукопись. На столе у меня экземпляр для Военгиза – сегодня за ним пришлют. Еще один экземпляр сдан мною для нашей библиотечки «Красноармейской правды», где поэма должна выйти к 25-летию <годовщины Октябрьской революции>. Еще один экземпляр нужно сдать в кинокомитет… еще один экземпляр нужен для составления монтажа для чтения вещи по радио целиком.
…Теперь два слова относительно Теркина… у него успех. Не симоновский или корнейчуковский успех, а честный, бездирективный.
