– у меня нет ничего.
–
– Кабы так сказали: убей пять фрицев и домой. Твоя война кончилась. И каждый бы выполнил норму. А то я убью сто, а другой ни одного. И всем одна честь – война. А я б десять взялся убить.
–
Узнал, что командование дает за поимку языка медаль и 10 суток отпуска домой (без дороги).
– Стоит взяться.
– За руки, за руки надо хватать. А то пошли наши двое, навалились на него, а он, черт, гранату под себя. Ни их, ни его. Как это считать – храбрый он, что ли, немец-то?..
–
– Спрашивает меня комиссар: боишься фрица? Кто ж ее знает, говорю, может приведется так, что и перепугаюсь. А так большой трусости во мне нет. Нету.
И уже ночью:
– Я одну нашу танку спас. К ней подобраться никто не мог. А я запряг лошадь, бочку с бензином на сани, три ящика с патронами, да ночью к ней и подъехал. Еще танкист открывать мне не хотел. Сгрезилось ему, что это немцы стучат.
–
Наступать – так впереди.
А стоять – так позади.
Наступать, так очень близко,
А стоять – так далеко.
(О Смоленских краях).
–
Дедюнов:
– Свою женку, да на чужом дворе – оно и слаще.
– В мирное время цыган кнутом не взогнал бы…
– Девка ничего – для прифронтовой полосы.
–
Когда война на долгую стоянку
Уйдет.
Я заведу не дачу, а землянку
И буду жить.
–
Корова, одичавшая в лесу, каждый вечер приходит к воротам сожженного двора, ложится, жует жвачку, тоскливым ревом зовет хозяйку.
Петуха ловили немцы всем взводом. Забился куда-то под крышу – не достали.
…Под крышей села
Он – под стать человеку
Словно понял, что наша взяла
Закричал во всю мочь:
– Ку-ка-реку!
–
20–21.XI А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)
…<Отпуск> «откладывается» до 30 ноября. От меня требуется, чтоб я оставил, уезжая, три материала, чтоб хоть раз в десять дней появлялась моя фамилия в газете. Это, вообще говоря, не так много, но, чтоб создать такой запас, нужно иметь свободный месяц, а это и был бы отпуск. А так что я и напишу, так оно должно будет идти в газету… дело сейчас и в том, как окончится противнейшая возня с «Теркиным». Ходят какие-то слухи, что в Политуправлении говорят о том, что в ЦК (а не в ПУ) читают поэму, имеют замечания. Все так глупо и обидно, что во мне все клокочет. Я вынужден действовать, стучаться куда-то, хлопотать, – о чем – неизвестно. Все это как раз в тот момент, когда начата работа над второй частью.
…эту страницу от первой отделяют очень важные события. Меня вызывали в ЦК.
(А перед этим мне сказал Фадеев, что замечания на поэму прислал Жданов – но какие – он и сам не знал, лишь сказал мне, – что для него необычно, – стой твердо, держись, буду, мол, драться за тебя до конца.) В ЦК меня принял Пузин и сказал, что ему поручено передать мне, что книга моя очень одобрена и что она будет издана двухмиллионным тиражом (миллион для фронта и миллион для тыла – «Военгиз» и «Правда»). Но вот, говорит, какие будут пожелания. И указал мне на ряд мест (всего строк 8–12), с которыми я не придумал ничего лучшего сделать, как только изъять хирургически. Дело-то все-таки идет о целой книжке. А местечек-то жалко. Вот они, строфы:
1. Спи, солдат. При жизни краткой
Ни в дороге, ни в дому
Не пришлось поспать порядком
Ни с женой, ни одному.
Дескать, получается так, что у нас народ очень трудно жил до войны.
2. И о смерти, кто обвык,
Так примерно судит:
Многих наших нет в живых,
Что ж, и нас не будет…
Это, мол, слишком безнадежно. Обреченность.
3. Был штыком задет в атаке
Зажило, как на собаке.
(Грубо!)
И еще – одна строчка, где слово одно, всего 5–6 мест. Я уже сделал эти купюры в гранках Воениздата и «Красноармейской правды».
Чтобы кончить с «Теркиным», скажу, что успех его растет вширь и вглубь. Некоторые люди уже торопятся меня поздравить со Сталинской премией в этом году. Я, конечно, не такой дурак, чтоб разевать рот на эти предположения… меня занимает другое – вторая книга, продолжение «Теркина». Я тебе говорю чистую правду. Я чувствую, что я должен с ходу, любым напряжением сил продвинуться как можно более вперед. Война! В иную пору, может быть, и приятнее было бы выращивать эту штуку не спеша, поливать и окучивать. А сейчас требуется другое сравнение. Одним словом, нужно нажимать. И горько мне, что я хоть и жму, кажется, а на поверку продвигаюсь медленно. Много уходит времени псу под хвост. Телефон то и дело отвлекает, довольно часто приходится выступать, хотя это и ограничено начальством и сведено до минимума.
…Мне позвонил Захаров, что хор едет в Казань, оттуда они могут послать человека в Чистополь. Они везут посылочку для Михаила Васильевича <Исаковский> (в ней я участвую папиросами, Фадеев сладостями, Захаров консервами)… Можно надеяться, что прошлогодних трудностей вам не придется переносить в эту зиму. Пусть я мало успеваю. Даже пишу мало, но это последнее объясняется единственно отсутствием оказий. Я физически не могу писать по почте. Один вид обрезанного и кое-как склеенного конверта внушает мне отвращение…
17. XII А.Т. – М.И. Москва – Чистополь
…Сижу над второй частью, уже есть вступление (посланное тебе) и 4 новые главы. На днях ты их услышишь по радио. «Идет» на редкость хорошо, помех покамест, кроме житейских, нет. Думаю поднажать как следует, чтоб в январе (!) закончить вторую часть…
18. XII А.Т. – М.И. Москва – Чистополь
…Меня торопят, мне дали свободу (до сих пор так было с самого октябрьского праздника) от всех других обязанностей, но меня подгоняют, ибо читатель требует в письмах и устно продолжения. Но более всего я сам рвусь к работе. Не вживаясь в радости успеха и горечи неприятностей (пустяки!), связанные с этой моей работой, я иду и иду в ней дальше. Пишется, боюсь сглазить, очень хорошо. Я уже пишу шестую главу второй
