— А спустя еще лет шесть или семь я встретилась с Алеком. Он замечательный, добрый человек. Не знаю, ума не приложу, что бы я без него делала. — По ее щекам снова покатились слезы. Она высморкалась и на этот раз извинилась за свой плач. — Иногда Берил мне звонила, но не распространялась о себе и лишь говорила: «Жизнь прекрасна, и я счастлива». Всегда одно и то же. А время от времени навещала меня, непременно в новой машине. Они у нее часто менялись, и все были как с картинки — шикарные, яркие. Однажды я не утерпела и спросила ее: «Отчего бы мне не познакомиться с этим твоим другом? Ведь вы уже не первый год живете вместе?»
Миссис Кенуорт тяжело вздохнула. Берил ответила ей, что рассталась с мужчиной из Сауфпорта и теперь у нее другой близкий приятель, еще лучше и богаче прежнего.
— Вам удалось выяснить имя ее второго бойфренда?
— Нет. Она была очень скрытная, из нее лишнего слова не вытянешь. Но она дорого одевалась. Я видела у нее на пальце бриллиантовое кольцо, а в ушах серьги с бриллиантами. Ей всю жизнь хотелось иметь первоклассные вещи, даже в детстве. А я ей потакала. И старалась угодить, лишь бы она была спокойна. Знала, какая она упрямая и как умела скандалить.
Анна взглянула на часы. Очевидно, больше никуда она не успеет попасть, да и здесь вряд ли обнаружит какую-либо связь. А еще в поезде она на это надеялась.
— Все дело было в наркотиках, — спокойно произнесла миссис Кенуорт. Она налила новую порцию кофе, продолжив свой рассказ тем же ровным голосом: — Через два года, или чуть позже, Берил среди ночи постучалась ко мне в дом. Все это время мы не виделись, и я о ней ничего не слышала. Берил очень похудела, и меня это встревожило. Я уложила ее в постель. Она ужасно выглядела и только повторяла: «Мне жаль, мама, прости меня. Мне так жаль». И я увидела, что она вся в синяках. Но об этом она со мной не говорила. Лишь объяснила, что у нее возникли серьезные проблемы. Потом ночью ей много раз звонили. Она осталась у меня и вскоре оправилась. Но, когда начала себя лучше чувствовать, снова загуляла и порой не возвращалась до утра.
Миссис Кенуорт сглотнула слюну. Какую-то минуту она сидела молча, не двигаясь, и в ее глазах застыла боль.
— Тогда мы с ней крупно повздорили. И следующим утром она уехала. Я нашла у нее под подушкой упаковки с наркотиками. Она разбила мне сердце, тогда мне впервые стало плохо. Я поняла, что моя дочь на верном пути к гибели и дозы разрушат ее здоровье.
— Вы знали, куда она от вас ушла? Она оставила адрес или номер телефона?
— Нет, Берил никогда их не оставляла. — Судя по выражению лица миссис Кенуорт, она что-то вспомнила. — В Манчестер. Вот куда она отправилась в тот раз. Да, именно в Манчестер. Я нашла номер телефона на каком-то клочке бумаги. Позвонила. Мне ответила женщина, то ли пьяная, то ли после дозы. Я звонила несколько раз, и она всегда говорила, что Берил у нее нет. И просила больше не беспокоить ее. — Миссис Кенуорт поджала губы. — По-моему, она лгала.
— Почему?
— Можете назвать это материнской интуицией. Я связалась с телефонной компанией. Думала, они дадут мне адрес. Меня страшно тревожило, что Берил стала употреблять наркотики. Но они мне не помогли. Тогда я обратилась в полицию, рассказала им о дочери, обо всем, что не давало мне покоя. И сообщила этот номер телефона.
— Боюсь, что он у вас не сохранился, — вставила Анна.
— Нет. Но она ко мне вернулась. Была в истерике, кричала на меня, пинала дверь ногами. Говорила, что я полезла не в свое дело и у нее теперь из-за меня неприятности, а ее друга допрашивали в полиции, и я в этом виновата. Я пыталась ее успокоить, сказала, что волновалась за нее и что мне известно о наркотиках.
Слезы полились по лицу миссис Кенуорт, когда она рассказала Анне, что Берил вела себя с нею как чужая. Стала грубой и жестокой. Угрожала матери и запретила звонить ее подруге Кэтлин. Предупредила, что если она еще раз наберет ее номер, то пусть пеняет на себя.
— Кэтлин?
— Да. И я возразила Берил: «Ничего себе подруга, если она солгала мне, что не виделась с тобой». И тут она снова заорала, а потом извинялась. Я уложила ее в постель и впервые заметила ее силиконовую грудь. Она сделала себе операцию. А у нее и без того была отличная, высокая грудь. У нее вообще все было совершенным. И она могла делать все, что угодно, стать кем угодно.
Миссис Кенуорт закрыла глаза.
— Знаю, я была очень наивна. До той поры я никогда не думала, что моя дочь способна торговать собой, что она может стать проституткой. Скажи мне кто-нибудь об этом, я бы ни за что не поверила.
В магазине прозвенел звонок. Миссис Кенуорт отправилась обслуживать покупателей, и тем временем Анна сделала несколько заметок в записной книжке. Может ли быть эта Кэтлин одной из жертв, Кэтлин Кииган? А если так, то у них появятся три женщины, знавшие друг друга. И если в полиции Лейчестера сохранились старые документы, то в цепи прибавится еще одно звено.
Миссис Кенуорт вернулась, держа вешалку с синим костюмом. Она повесила ее на перекладину на задней стене.
— Мне пора запирать бутик.
— Какой симпатичный, — проговорила Анна и приблизилась к стене. — Мне он нравится. Очень приятный костюм. Особенно цвет.
— Я уже хотела отобрать его для распродажи. Он висел у окна и немного выгорел от солнца, видите, вот тут пятнышко на плече. Какой у вас размер?
— По-моему, двенадцатый.
— Почему бы вам его не примерить?
Анна робко улыбнулась.
— Да, спасибо. А у вас есть к нему какая-нибудь подходящая блузка?
…В четверть шестого миссис Кенуорт привезла Анну к себе домой. Трэвис тут же позвонила в местную полицию. У нее теплилась надежда, что там до сих пор сохранился документ с записью обращения к ним миссис Кенуорт и, возможно, им известен адрес в Манчестере.
Миссис Кенуорт жила в добротном муниципальном доме. Квартира показалась Анне безукоризненно чистой, хотя и нестерпимо душной. Миссис Кенуорт открыла дверь в бывшую комнату своей дочери.
— Я здесь все сохранила, ни одной вещи не тронула. А вот ее фотографии.
Она указала на снимок удивительно хорошенькой темноглазой девочки верхом на пони, затем на другую фотографию, где эта девочка уже превратилась в подростка, тоже на редкость привлекательного.
— Я по-прежнему часто сюда захожу, сажусь и разговариваю с нею.
Комната стала гробницей, пропитанной слабым запахом духов. Анна поглядела на кровать с розовым покрывалом в оборках, на подобранные ему в тон розовые подушки и коллекцию кукол, тоже в розовых платьях. В белом с золотом гардеробе до сих пор висели платья мертвой девушки, хотя всю сознательную жизнь она провела вне дома.
— После этого я ее ни разу не видела. Она прислала мне рождественскую открытку из Лондона. Сказала, что работает в доме моделей и вернулась к прежней профессии. У нее были такие прекрасные карие глаза, — с болью прошептала миссис Кенуорт, передав Анне еще одну фотографию.
— Да, она была хороша собой, — согласилась Анна и взяла снимок.
Он был сделан профессионалом. Казалось невероятным, что эту очаровательную девушку нашли мертвой на дальней пустоши и сумели опознать лишь по имплантированной груди. Весь мир мог бы лежать у ног дочери миссис Кенуорт, но ее убили в тридцать четыре года, а ее красота почти поблекла после нескольких лет проституции, жестокого насилия и злоупотребления наркотиками.
Миссис Кенуорт подняла глаза и призналась Анне:
— Когда в полиции мне сказали, что она проститутка, я им не поверила.
У Анны зазвонил мобильный телефон, испугавший обеих женщин. Она извинилась и скороговоркой указала шоферу, куда ему нужно подъехать. Когда Анна наконец уселась в патрульную машину, то испытала облегчение. Душные комнаты и мучительная тоска матери морально опустошили ее, напрочь лишив энергии.
Прощаясь, Анна вновь посмотрела на миссис Кенуорт и почему-то во второй раз задала вопрос об отце Берил:
— Узнал ли он о ее смерти?
Лицо миссис Кенуорт сразу сделалось злобным и напряженным, и она крепко сжала губы.
— Я понятия не имею, где он сейчас. С какой стати мне его искать и сообщать о Берил? Он не общался с местными журналистами, толпившимися у двери. У него не выспрашивали про убитую проститутку, которую полгода не могли опознать. Вы же видели все ее фотографии — такие милые. Они могли взять любую из них, но нет, решили напечатать этот жуткий снимок с места убийства. И там она похожа на страшную, истасканную шлюху. Я ее даже не узнала, это была совсем не моя дочь. Он за все годы не прислал ей ни пенни, ни одной рождественской открытки — ничего! И бросил меня ради суки, которую я считала своей подругой. Разрушил жизнь дочери. А потом она разрушила мою.
Анна взяла за руку немолодую женщину, смахнувшую слезы.
— Мне и правда пора уходить. Меня ждет машина. Но спасибо, что уделили мне столько времени и помогли с костюмом.
