Спасибо на добром слове о моем «Слове». Что книжка все же работает, ясно уже из того, что и Вы ею пользуетесь, еще 2-м изданием (1975). Предназначена она отнюдь не только для переводчиков. Знаю, что ею пользуются преподаватели разных вузов, в Ереванском ун-те и еще кое-где большие куски даже размножали (стеклографом, ксероксом и пр.) для студентов. В какой-то мере годится она и журналистам, тем более редакторам, да и школьным учителям – ведь не только о переводе речь.
Вы пишете о рыхлости книги, о недостаточной систематичности. Видите ли, когда издательство (больше 20 лет назад) предложило мне «поделиться опытом», люди там представляли себе примерно так: параграф или главка «Роль глагола в тексте», другая – «Роль причастия и деепричастия», «Значение инверсии», раздел, допустим, «Несовместимые слова» с подразделами – несовместимость по времени (эпохе), по эмоциональной окраске и т.д. и т.п. Я бы померла со скуки – и читатели тоже, если бы нашлись читатели. О том же самом можно сказать иначе – и назвать это иначе, что я и сделала. В послесловии ко всем трем изданиям содержание почти всех глав раскрыто, расшифровано. Дополненное 4-е изд. готовится сейчас, уже прошла верстка. Там, по технич. причинам, бывшее послесловие оказалось в начале книжки – м.б., читателю легче будет разобраться в оглавлении: к чему относятся «свинки», а к чему – «предки Адама».
Новое издание я дополняла не примерами (их у меня за эти годы накопилось несчетное множество, в частности – присылали и присылают читатели). Новый раздел «Поклон мастерам» – о тех, кто начинал новую школу, новую систему художественного перевода. Но, повторяю, этот опыт применим далеко не только к переводу, а вообще к обращению со словом, с русским языком.
/.../
Вы ничего не написали о себе – сколько Вам лет, в какой области работаете (редактор?). Но каждое письмо читателя, которому так или иначе пригодилась моя книжка, мне – добрый подарок. Спасибо. Всего Вам доброго и счастливой работы!
6/XII-86.
8. Нелли Олейник, Молдавия, г.Леово
Дорогая Нелли Ришатовна!
Спасибо за доброе письмо и за приглашение. Принять его не могу, не обижайтесь: мне без пяти минут 77, а я и в более молодом возрасте была не слишком подвижна, несмотря на худобу: собственный «мотор» плохо тянет. Даже к дочери с внуком (они живут на другом конце города, это час езды городским транспортом и даже на такси около того) – сама не выбираюсь, навещает постоянно дочь, верный помощник и тоже профессионал, почти 30 лет – редактор, притом неплохой (мнение многих серьезных авторов, в т.ч. Льва Разгона, чья интереснейшая книга «Непридуманное» сейчас вышла в изд. «Книга», а отрывки Вы, мб, читали в разных журналах).
Т.к. я давно не молода и никогда не была прекрасна (спасибо, позабавили!), я и вправду пережила 30-е годы, хоть и не попала в дальние края сама. Зверство и беззаконие коснулись и родных, и друзей, и сверстников. Книгу Разгона постарайтесь найти и прочесть, авось, попадет в библиотеку.
Очень сочувствую Вам и вашему мужу в главном: горько, если человек не реализовал себя, не воплотил. Тут беда не только в провинции. Вот Вы пишете – м.б., мне одиноко... Нет, после 1-го изд. моего «Слова» я годами переписывалась с несколькими читателями из «глубинки», иных уже нет, появились новые, иногда даже навещают меня, попадая в Москву, почти все – люди не лит. профессий, но читающие, иногда – пишущие, помогаю, чем могу. И есть друзья из бывших моих студенток, в 1944/45 г. я вела семинар по новой зап. лит-ре на редакторском фак-те, мальчики были на фронте, а девочки мои (ныне уже бабушки и почти все пенсионерки) до сих пор мне друзья, одна – Р.Облонская – стала моей ученицей и в переводе, моим соавтором («Убить пересмешника», «Домой возврата нет») – и членом моей семьи, моя дочь с 6-ти лет и до сих пор зовет ее сестрицей. И переписка у меня огромная, не всегда хватает времени сразу ответить. И еще у меня за последние 4 года «завелась» целая театральная труппа молодых друзей – совсем желторотые (только режиссеру сейчас исполняется 34, а начал он это свое прекрасное дело, при подрастающем и сменяющемся составе, больше 8 лет назад). Они не только играют, но своими же силами ведут разные кружки – «студии» разных планов: ритмики, пластики, работы по металлу и дереву, живописи, музыки (одна девушка окончила с отличием муз.училище по классу фортепиано) и пр. и пр. Вокруг них – больше 500 чел. от детей 5-7 лет и примерно до 25, причем есть и детская «труппа» от 7 до 14, играют, напр., «Сказку о попе...» И все это – в дурном, окраинном районе, где «культурных заведений», кроме них, один-единственный кинотеатр! Вот сколько доброго можно сделать при горячем сердце, самоотверженности и энергии. А ведь этим ребятам куда больше мешают (бюрократы, чиновники, инструкции), чем помогают. В меру сил стала помогать им и я, когда побывала у них на поразительной постановке «Маленького принца». Я видела эту сказку на профессиональной сцене, аж в Драм.театре им.Станиславского, не говоря о многих других вариантах, но никто и нигде так интересно, талантливо, глубоко не передал философский смысл сказки – и поставили они ее не иллюстративно, не для детей, а для взрослых!
Это я все к тому, что можно и в трудных условиях, и в глуши найти еще какое-то дело для души (ребята мои живут оч. нелегко, в т.ч. и материально). И еще – что мне не до одиночества. Меня очень тронуло, что Вы об этом подумали, спасибо, но в этом отношении всё в порядке. А самое главное, самое важное – я и сейчас работаю по 8-10 чс. безо всяких выходных, и новое перевожу, и издаются переводы, ждавшие перестройки по 40-30-25-12 лет, готовлю к печати, держу корректуры. Вот такая жизнь, и это лучшая опора во всех несчастьях, лучшее лекарство от всех болезней.
Всего доброго Вам и Вашей семье. И – не унывайте!
18/IV-89.
А еще мне подумалось: вот вы все музыкальны. Соберите с десяток ребятишек разного возраста, друзей Ваших детей, раз в неделю играйте и пойте с ними, приобщайте к музыке. Это ли не доброе дело для души – и для детских душ, для их роста и дружбы?
Разные письма
*******
Опубликовано впервые в сборнике «Нора Галь».
1. Н.И.Немчиновой[106]
Уважаемая Наталья Ивановна!
Мне трудно говорить по телефону – задыхаюсь, поэтому решила Вам написать. Уж очень велико мое недоумение. На днях я узнала, что «Пассажиры на империале»[107] вышли без моего имени, – и, признаться, не могу этого понять.
Не знаю, известно ли Вам, что я не сразу согласилась взять эту редактуру. И согласилась отнюдь не потому, что польстилась на 300 р. за лист (вместо которых я, кстати, получила 250) или вполне официально обещанный перевод отдельной книги (15 лет я почти непрерывно редактирую, да и то не с моего основного языка – французского, а почти сплошь с английского, а уж если перевожу, то только в «упряжках»; но и это обещание тоже пока не исполнено). Согласилась же я прежде всего потому, что мне было интересно поработать над Арагоном и интересно работать с Вами и чему-то научиться.
Если помните, в конце февраля я заболела и хотела отказаться от редактуры. Вы тогда просили и настаивали, чтобы я не отказывалась. И врачи, и близкие возмущались мною, когда я вместо того, чтобы лечь в больницу, полтора месяца работала по десять часов в день. /.../
Я поняла бы, если бы моя работа была Вам бесполезна, если бы Вы не соглашались с моими замечаниями. Но Вы и мне самой и товарищам в издательстве не раз говорили, что довольны моей работой. Тем непонятнее для меня, почему, читая верстку или сверку, Вы согласились с тем, что в выходных данных мое имя даже не упомянуто. /.../ Правда, это в нравах Гослитиздата, – был, напр., случай, когда меня как редактора не оказалось на Х томе Драйзера, для которого, как всем было известно, я поработала немало. Но когда Вы весною настаивали, чтобы я продолжала работать над Арагоном, я по простоте душевной решила, что моя редактура Вас устраивает, что по объему и качеству работы Вы считаете меня действительно редактором этой книги. Должна сказать Вам, что я не взялась бы за эту редактуру, или уж, во всяком случае, заболев, не согласилась бы продолжать, если бы думала, что к моей работе отнесутся с таким обидным неуважением.[108]
10/Х-58.
2. Евгении Таратута
Женюша, милый, я тебе сегодня 1,5 часа не могла дозвониться, а дозвонясь – не застала, поэтому пишу. Не зря меня тревожила песенка Джека, чуяла я подводный камень[109]. Оказывается, мой вариант «Сказал сынок папаше» не годится. Выяснилось, что имя Obadiah соответствует русскому Авдею примерно, а в Ветхом Завете есть книга пророка Авдия. Моя библия отдана на неделю товарищу, сама пока ничего проверить не могу, но комментарий, очевидно, потребуется не по самому пророку. Это самое имя Obadiah, оказывается, нарицательное для квакеров! Таким образом, песенка Джека совсем не безразлична, а несколько «антидядина», что ли[110]. Раскопала все это Раечка по одному своему справочнику, можешь у нее переспросить, если что, – и вот насчет квакеров что-то сказать. А я – ломаю голову над песенкой: Старому квакеру сказал молодой?! Ничего непонятно. А как еще? Квакер квакеру сказал (вроде – ворон к ворону летит[111]) – пропадает возраст. В общем, буду думать[112]. А телефона все нет, к Б.С. я так и не решаюсь пойти, и меня за это топчут ногами... – Черкни словечко, если что, – ладно? Будь здорова, целую.
