– Ах, фрейлейн Онисья, это вы лодку заметили?
– Мы все.
Настя обернулась:
– Тут раненый. Не знаю, что с ним и делать, – сейчас попытаемся перевязать, а уж там как Бог даст. Больно много крови у него вытекло. Там, в левом боку, стрела… думали вытащить…
– Не надо! – сразу же запретил отец Амвросий. – Тогда совсем кровью изойдет.
Смугленькая Устинья вдруг вскрикнула:
– Ой, ой! Он глаза открыл, кажется.
– Кто ты, человече? – склонился над раненым атаман.
Бедняга ничего не ответил, лишь со стоном закатил глаза.
– Постой-то, постой, ты только не умирай, ага… – Еремеев обернулся и жестом поманил Маюни. – Поговори с ним, может, он твою речь поймет.
Кивнув, отрок что-то быстро спросил… Раненый открыл глаза… что-то прошептал одними губами – ответил.
– Он из рода Харючи, – быстро перевел Маюни. – Охотник.
Перевел и снова наклонился, спросил что-то. Раненый застонал – девушки перевязывали – потом вытянулся… встрепенулся, даже привстал на одной руке, оглядывая столпившихся вокруг людей со вспыхнувшей в темных глазах надеждой. И стал говорить, говорить, говорить – облизывая тонкие губы, с надрывом, как будто очень хотел успеть что-то сказать, до того как…
– Что? – тихо перебил атаман. – О чем он?
– Сказал, что сейчас умрет – он чувствует… мы все чувствуем… Ага! Вот…
Несчастный вдруг резко замолк, поник головою, и узкие глаза его вновь закатились, на этот раз уже навсегда.
– Умер, – негромко промолвил юный остяк. – Он просил похоронить, я сделаю, я знаю, как хоронят у народа ненэй-ненэць – Харючи ведь их род, да-а.
Еремеев скорбно кивнул:
– Похороним. Жаль бедолагу! Он сказал, кто в него стрелял?
– Си-иртя… Так ненэй ненэць называют сир-тя, колдунов. Харючи – большой род, еще есть роды Вануйта, Вэнонгка, да много, – негромко пояснил отрок. – Все они раньше жили здесь. «Край земли» – «Я-мал» – так люди ненэй ненэць называют это место, потому что дальше уже – большая и соленая вода, покрытая льдами. Был голод, он, его семья и еще несколько сотоварищей с женами и детьми решили вернуться на свои бывшие земли, ныне занятые сир-тя. Действовали осторожно, в глубь Края земли не шли, но однажды во время охоты колдуны выследили их, погнались верхом на больших зубастых гагарах…
– Зубастые гагары? – Иван с удивлением покачал головой. – Это что-то новенькое.
– Охотники, – продолжал Маюни, – увели сир-тя от своего стойбища далеко в сторону, насколько смогли, пока их всех не убили, лишь только один спасся, уплыл на лодке, раненный заговоренной стрелою в бок. Поднялся сильный ветер, буря – вот и удалось вырваться… но не выжить.
– Так-та-ак. – Еремеев задумчиво почесал шрам. – Хорошая у этого бедолаги лодка!
– Их нерпичьих шкур… такой морской зверь – нерпа.
– И где же нам искать колдунов? – перебил отец Амвросий. – Где они напали-то?
– Напали недалеко, вверх по реке, у большого озера. А там дальше как раз и начнется земля злого солнца, обиталище ужасных драконов и черных колдунов сир-тя! Вы еще не раздумали туда идти?
– Нет!
– Зря я вам рассказал про золотого идола. – Отрок тяжело вздохнул и поднял глаза к небу. – Хотя нет, не зря. Черное колдовство рано или поздно наползет на всю землю, и сир-тя подчинят всех людей своей злой воле. Кто-то должен остановить их! Хотя бы попытаться, заручившись поддержкой богов, да-а!
– Хорошо сказано! – одобрительно кивнул отец Амвросий. – Остановим твоих колдунов, не бойся, парень. Со Христовым именем на устах разрушим их поганые капища, погасим гнусное злобное солнце…
– И идола золотого возьмем! – Герр Штраубе яростно сверкнул глазами. – Чувствую, много там золота… Знаменитому Кортесу и не снилось! Заберем!
– Но они ж колдуны! – вкинул голову Маюни. – Боюсь, битва будет трудной.
Ландскнехт скептически ухмыльнулся:
– Хэ, колдуны, мать их за ногу! Перед Кортесом и Писсарро целые царства стояли! Царства – против нескольких сотен испанских солдат, вооруженных похуже нас! И где они теперь, эти царства? Испанцы разнесли их в пыль… тому уж лет семьдесят будет. А злато да серебро до сих пор огромными кораблями вывозят – все не кончается. Вот и здесь хорошо бы так, помоги нам, Иисус и Святая Дева Мария! Доберемся до идола, доннерветтер! Подобно испанцам, разнесем проклятое колдовское царство в пыль!
– Вот это будет хорошее, богоугодное дело! – одобрительно кивнул отец Авмросий.
Иван задумчиво потрогал шрам:
– Значит, нам теперь вверх по реке, к большому озеру… А дальше поглядим.
– Дальше там ясно будет, – вдруг усмехнулся остяк. – Умерший сказал, с озера уже второе солнце видать, да-а.
Пока сушились, ловили к ужину рыбу да готовили ночлег, Маюни похоронил погибшего в его же лодке – вместо гроба, увы. Закопал неподалеку в лесу, управился сам и довольно быстро, а потом, как положено, долго читал молитвы – не своим божествам, а богам народа ненэй-ненэць, коих юный шаман тоже знал и чтил – они ведь когда-то покровительствовали именно этому Краю земли, Я-малу. Так было когда-то, до прихода сир-тя, и – Маюни верил – так будет! Иначе не будет вообще ничего… и нигде. Злое колдовство поглотит всех, и над всею землей вспыхнет черное кровавое солнце.
Челнок Маюни прорубил топором – испортил, так надо было, ведь в загробном мире, как верили ненэй-ненэць, все наоборот – и испорченная лодка тут же станет целой.
Там, в загробном мире, новопреставленному понадобятся вещи – нож, лук, стрелы… Юный шаман без колебаний пожертвовал незнакомому бедолаге собственный нож с костяной рукояткой, стрелы и даже запасную рубаху, точнее – оторванные от рубахи рукава, в загробном мире они, несомненно, превратятся в богато расшитую рубаху, кою будет не стыдно надеть и в праздник.
– О великий Нум, божество народа ненэй-ненэць, – опустившись на колени, Маюни тихонько ударил в бубен, – прими к себе своего сына. Я знаю, ты ждешь в жертву белого оленя, я не забуду, просто сейчас у нас оленя нет, но ты ведь подождешь, правда? И еще – поможешь против злобных сир-тя си-иртя, по-вашему. Говорят, они пришли с юга, а еще раньше жили в подземном мире, и их небом была наша земля. Теперь колдуны хотят, чтобы все стало наоборот, но так ведь не будет, да?
…С утра долго поднимались вверх по реке, вокруг расстилалась заросшая лиственными и хвойными лесами низменность, кое-где перемежающаяся пологими холмами и дюнами. Течение не было сильным – не горы, – но река изобиловала излучинами и мелями, приходилось быть осторожными.
Озеро показалось лишь к вечеру – большое, вытянутое в длину верст на пять и примерно в три версты шириною, оно таинственно мерцало в сумерках, отсвечивало неким светящимся фиолетовым цветом… святящимся, потому что на севере, отражаясь в воде, висело нечто! Некий пульсирующий сияющий сгусток. Он напоминал полную луну и столь же тускло сверкал, но сверкал своим, а не отраженным светом и всю ночь светился спокойно и тихо, словно кто-то прикрутил фитилек глиняной масляной лампы. А утром… Утром светило стало заметно ярче, а ближе к полудню вспыхнуло жаром, и в блеклом синем небе вдруг появилось два солнца. Одно – далекое – то, что всегда было, а второе – это! Непонятное и, по утверждению Маюни, злое.
И если нормальное солнце садилось и вставало, то это – нет, оно пульсировало, словно живое, меняло цвет, становясь серебристо-сиреневым ночью и пылающе-золотым – днем! Пылало, сверкало, излучало жар!
Казаки поначалу крестились, а потом привыкли, человек рано или поздно привыкает ко всему. Ну, светит и светит, на голову ведь не падает – и ладно! Один лишь отец Амвросий не переставал задаваться вопросами: что это и откуда? Рассуждал умозрительно, пытаясь опереться на тексты святого писания, ибо больше не на что было опереться, кроме туманных слов Маюни и глубоко личного впечатления.
Еремеев только рукой махнул – а пусть его светит, жить пока не мешает, наоборот…
На озере, у истока реки, и заночевали, а утром поплыли к тому берегу, оказавшемуся вовсе не в трех верстах, как вчера казалось, а куда как дальше. Причалили только к вечеру, обычное февральское солнышко уже скрылось за горизонтом, а это, волшебное, еще не начало гаснуть, испуская сгустки света и жар.
Разбив шатры и палатки, казаки отправились на видневшуюся у самого берега песчаную отмель – купаться. Атаман разрешил, чего уж, умаялись все за день, употели… однако настоял на том, чтобы выставить зоркую стражу.
– Сами видали, казаки, какие тут ящерицы да коркодилы плавают!
– Дак это не тут, атамане! Это ж там, позади, далече…
Потом пошли купаться девчонки. Озеро казалось умиротворенным, прекрасным – с теплой, прозрачной, светлой водою и рассыпчато-белым песочком пляжа.
Солнечный сгусток светился уже золотисто-оранжевым, вечерним, но девы все никак не могли накупаться – уж больно хорошо им было! И вокруг такая красота!
