На сердце.
Лев глухо рыкнул.
Резко.
Гордый зверь бросил на Германа последний взгляд и медленно завалился набок.
На глазах Карины выступили слезы.
— Так было надо, — тихо произнёс Рыжий. — Он сказал мне спасибо.
* * *
Марат сам удивился желанию отомстить насильнику, ублюдку, вывихнувшему Карине жизнь. Раньше подобные истории хоть и не оставляли его равнодушным — подонки, самовыражающиея за счёт беззащитных женщин, бесили неимоверно, — но не вызывали стремления лично восстановить справедливость.
Но сейчас Марат не сомневался в выборе.
Наказать.
И это было не просто желание, а твёрдое убеждение, что именно так и надо. И что он — прав. Это было право сильного, право того, кто способен сотворить правосудие по своему разумению.
«Я имею право творить правосудие?» — спросил он себя, прогуливаясь в парке.
Спросил, потому что червячок сомнения всё ещё свербил молодого человека, мешая наслаждаться обретённой возможностью.
«Имею ли я право?»
В конце концов, откуда известно, что человек, которого они собираются убить, действительно насильник? Только со слов Карины. А что они знают о Карине? Лишь то, что она одна из них. И кем именно приходится ей тот мужчина, ведомо только самой девушке. Может, насильником. А может, и дядей, ради наследства которого она и подбивает новых друзей на страшное преступление.
«Ты не веришь Карине?»
«Почему я должен ей верить? Я ничего о ней не знаю».
Эмоции, вызванные страстным выступлением девушки, улеглись, и теперь Марат пытался обдумать происходящее хладнокровно.
«Карине нет нужды лгать. Она — как раскрытая книга, которую может прочитать даже ребёнок. Все её чувства — на лице, и ты прекрасно знаешь, что она не лгала!»
Подонок с округлым лицом существовал… Существует. И он действительно насиловал девушку. А скорее всего — многих девушек.
«И мы должны его убить!»
Мужчина пнул ногой кучу жёлтых листьев и тут же…
Едва не вскрикнул от неожиданности.
Шаг его странно замедлился, затруднился, словно музыканту приходилось преодолевать вязкое пространство, дыхание сбилось, Марат ощутил, что лицо его пылает, взгляд теряется, не знает, куда ему смотреть, что ловить в стремительно нарастающей сложности мироздания… Он счёл за лучшее присесть на ближайшую скамейку.
Но не мысли сделали тяжёлыми ноги: как ни странно, силы оказались на исходе.
«Почему энергия закончилась так быстро?!»
Хотя нет — не так уж и быстро, если вдуматься.
Всё утро Марат тренировался в открытии порталов: он сдвинул сервант, освободив одну из стен гостиной, поставил напротив кресло и наслаждался видами, возникавшими на этом импровизированном экране.
Видами дальних островов и старинных городов, которые раньше встречались ему только на фотографиях и в кино, видами знаменитых мостов и гор, гигантских айсбергов Антарктиды и вулканов Камчатки. Он мог бы отправиться в любое из этих мест, но пока не рисковал, открывал, любовался, закрывал… Сидел некоторое время с закрытыми глазами, наслаждаясь увиденным, отдыхал и открывал снова.
Вот и растратил силы…
Марат откинулся на спинку скамейки, глубоко вздохнул, мало что замечая из окружающего и ни о чём не думая. Отдышался, убедился, что не свалится в обморок подобно слабенькой барышне, и улыбнулся: «Руку поднять не можешь, а всё туда же — справедливость восстанавливать…»
Но глупый вопрос ушёл.
Сила вернётся, а она и есть его право на правосудие.
«Я могу это сделать, а значит, я имею право это сделать!»
* * *
Сатурн чувствовал, что теряет контроль над собой.
Это раздражало, поскольку было непривычно, но в то же время манило неизведанным, дразнило, пыталось взять «на слабо» вопросом «Неужели не рискнёшь?», издевалось и выводило из себя.
«Этим» была разгорающаяся страсть к Даше. Совершенно неожиданная, непонятная, а главное — нечеловеческая.
Сатурн хотел её так, что сводило скулы.
Нечто подобное ему довелось испытать в восьмом классе, когда он, рано созревший, безнадёжно влюбился в стройную десятиклассницу, обладательницу умопомрачительных ножек и задорного смеха. Тогда походы в школу стали для него настоящим испытанием: он не мог не пойти, не мог не увидеть свою мечту и не мог прикоснуться к ней, заговорить с нею…
Тогда всё закончилось исчезновением красавицы, её родители получили назначение в Москву. А Сатурн научился делать каменное лицо и сдерживаться в любых ситуациях. Ну, или почти в любых…
Будь Сатурн человеком иного склада, могла бы закрасться мысль: «А не схожу ли я с ума?» Но он был таким, каков есть, поэтому не сомневался в своём душевном здоровье. Но ситуация, тем не менее, его смущала…
«Почему она запала мне в душу? Да ещё так сильно… Может, время пришло?»
Сатурн знал, что любой мужчина, каким бы бабником он ни был, как бы легко ни менял подружек, рано или поздно встретит «её». Ту, к ногам которой бросит всё: сердце, гордость, жизнь, карьеру, деньги — всё. Сознавая, что будет несчастен, но всё равно бросит — потому что встретил «её».
В глубине души Сатурн был рад происходящему, но не ожидал, что его «накроет» здесь, на странных встречах у странного человека по имени Бранделиус.
«Чем же она так хороша?»
Безусловно, красива, безусловно, прекрасно сложена, но таких много, а если не много, то достаточно. Что делает Дашу особенной? Невидимые, но притягательные волны, направленные именно на него? Волны, с которыми он не мог ничего поделать, несмотря на свою силу.
Сила…
Только она отвлекала Сатурна от мыслей о Дарье.
Сила, природу которой Сатурн не понимал, давала ему потрясающую власть, и он охотно упражнялся с нею.
Сегодня, к примеру, Сатурн пытался определить расстояние её воздействия. Он вышел на балкон, некоторое время изучал довольно оживлённую улицу, затем выбрал объект — неспешно движущиеся в левом ряду «Жигули» — и передал их водителю образ перебегающего дорогу мальчишки. Прямо перед носом, вот здесь, слева направо… Несмотря на приличное расстояние — а до «Жигулей» было не менее двухсот ярдов, — иллюзия получилась на славу: машина резко взяла влево и лоб в лоб столкнулась с мчащимся по встречной полосе «Доджем». У водителей сотрясения, «Жигули» в хлам…
«Может, попробовать загипнотизировать Дашу? — лениво подумал Сатурн, равнодушно наблюдая за снующими по перекрытой улице полицейскими. — Но как? Заставить её видеть вместо меня Виктора?»
Мысли о неприступной красавице, сирены «Скорых» и гомон зевак рассеяли прекрасное настроение, в которое он погрузился во время «тренировки». Раздражённый, он ушёл с балкона и принялся нарезать круги по комнате.
Сила, смешанная с желанием, требовала действовать, намекала, что возможно всё и нужно рискнуть, потому что нет ничего вкуснее шампанского, полученного в результате риска, и нет ничего слаще шампанского в объятиях Даши.
И плевать на всё остальное.
«А если этот Громов обретёт силу дракона?» — ехидно поинтересовался внутренний голос.
«Плевать! Обману!»
Неведомая сила подарила ему возможность наводить невероятно реалистичные иллюзии, способные обмануть кого угодно, и молодой человек пребывал в полной уверенности, что она, эта возможность, помноженная на его хитрость, способна перевернуть мир.
Ну, или помочь ему выпутаться из любой передряги.
Сатурн схватил телефон, отыскал номер Даши и надавил на кнопку вызова.
— Я слушаю. — Она ответила то ли устало, то ли грустно, но для молодого человека это не имело никакого значения.
«Какой прекрасный голос!»
— Даша, это Сатурн.
Пауза.
Молодой человек тискает трубку мокрой от пота рукой. Сердце глухо стучит.
— Даша?
— Я видела твой взгляд, — медленно произносит девушка. Но как-то рассеянно, словно думая о чём-то своём. — Вчера.
Сатурн улыбается. Он знает, что означает её ответ, даже несмотря на то, что Даша немного невнимательна. Сердце больше не стучит — его сладко щемит.
— Пообедаем?
— Времени уже много… — Даша смотрит на часы. — Может быть, поужинаем?
— Не хочу ждать, — отрезает он. Её ответы прибавляют ему уверенности.
— Значит, пообедаем…
Сатурн едва не рычит от предвкушения.
— Куда за тобой заехать?
— Назови адрес.
* * *
Она до сих пор не понимала, что заставило её отправиться на встречу.
Почему это случилось?
Почему это вообще стало возможным?
Как?
Ей не было горько от того, что произошло. Ей было непонятно.
«Срочно приезжай ко мне!»
Антон Арнольдович не просил и не приглашал — требовал. И она послушно бросила всё, поймала такси и помчалась в Пугачёвскую слободу, к дому, который стал её вратами в Неизведанное. К дому, в который она не собиралась сегодня приезжать. К человеку, который не вызывал у неё никаких чувств.
