— А ну, вспоминай, — пригрозила она.
— Долли Варден.
— Если не веришь, могу предъявить шрам на заднице. Да не стой как вкопанный, подойди сюда и обними старую кошелку — жду-не дождусь горячего молодого объятия!
Облапив Долли, Дэниел осознал, что со смерти матери это первый встреченный им человек из той, прежней жизни. — Моя мать умерла, — сказал он как мог спокойно.
— Знаю. Скорблю. Именно поэтому я здесь. Я приехала в качестве посредника.
— Между кем и кем?
— Между АМО и Шеймусом Мэллоем.
Дэниел помотал головой:
— Что-то я сегодня плохо соображаю. Объясните.
— Вольта рассказал, что смерть твоей матери, по твоим предположениям, не была случайной, что она предостерегла тебя об опасности перед тем, как бомба взорвалась, и что ты хотел бы знать имена сообщников Шеймуса, поскольку они могут иметь отношение к взрыву. Когда информация дошла до Шеймуса, он позвонил Вольте и сказал, что не назовет имен до тех пор, пока не убедится, что ты действительно слышал крик своей матери. Видимо, Шеймус думает, что Вольта выдумал все это, чтобы вытянуть из него скрытую информацию или просто причинить боль. Вольта предложил вести дела через посредника. Они выбрали меня.
— Можете сказать Шеймусу, что это правда, — сказал Дэниел. — И я действительно хочу знать имена остальных.
— То есть ты считаешь, что это не был несчастный случай?
— Может быть. Не знаю. Она крикнула — и бомба тут же взорвалась. Мне кажется, это было убийство.
— Твои предположения?
— Не знаю. Поэтому мы с Вольтой и просим назвать остальных.
— Я передам это Шеймусу.
— Где он?
— Дэниел, — с упреком сказала Долли, — ты ведь понимаешь, что это строго конфиденциально.
— Хорошо, как он?
— Переживает. Он любил Эннели.
— Я тоже, — произнес Дэниел с дрожью в голосе. — Передайте ему, что раз мы оба не виноваты, надо поговорить с остальными тремя, особенно с изобретателем бомбы.
— Шеймус просил предупредить тебя, что Вольта — хитрый и сильный человек, который был против хищения плутония.
— Вы тоже считаете, что Вольта замешан?
— Лично? Вряд ли. Но он действительно силен и влиятелен.
Дэниел вытер глаза.
— Долли, можно мне задать вам вопрос, который не имеет отношения ко всему этому?
— Я тебя слушаю.
Долли выслушала Дэниела, и когда он закончил, уточнила:
— То есть ты можешь провести с одной и той же женщиной только одну ночь?
— Именно.
— Так постарайся провести ее достойно.
Долли уехала вместе с Шармэн на следующее утро, заверив Дэниела, что Вольта свяжется с ним, если (и как только) Шеймус назовет имена.
Примерно в то же время семьюдесятью милями вверх по реке Джейд Лейвл и Энни Сойер поджидали Матушку с ежеутреннего омовения в Руже. Они встретили ее на тропинке. Короткие седые волосы были еще влажными после купания. Она выслушала рассказ о проблеме Дэниела, переводя внимательные глаза орехового цвета с одной рассказчицы на другую.
Ответ Матушки был кратким и определенным:
— Не связывайтесь с ним. У него свой путь.
Энни и Джейд вздрогнули. Матушка крайне редко высказывалась так эмоционально и прямо.
Когда они поблагодарили ее и повернулись, чтобы уйти, она добавила смягчившимся голосом:
— Я-то знаю — о, мне ли не знать! — как они притягательны…
Через месяц, когда весь урожай был собран, расфасован и реализован, Дэниел попытался последовать совету Долли. Однако его проблема не исчезла. Последние слова Матушки дошли до всех Гусынь без исключения, и девушки, не успевшие еще познать Дэниела, торопились это сделать. Ко Дню Благодарения все Гусыни были исчерпаны.
Дэниел сидел на берегу и ловил рыбу на блесну. Он едва не свалился в реку, когда позади него возник Вольта:
— Ну как, клюет?
— Нет.
— Зато у нас, кажется, клюнуло. Мы почти узнали, кто убил твою мать. Это человек, который делал бомбу, Гидеон Нобель.
— Почему? — единственное, что Дэниел смог спросить.
— Он был долгие годы влюблен в нее.
— Неправдоподобно. Хотя бы потому, что она никогда не упоминала о нем. — Дэниел начал сматывать леску.
— Это одна из причин — его чувство не было взаимным.
Дэниел хотел было что-то сказать, но Вольта удержал его:
— Прошу прощения за дешевое представление — привычка со времен работы в шоу-бизнесе. Пойдем в дом, и я расскажу тебе все с самого начала, — если ты уже закончил с рыбалкой.
Они дошли до большого дома и сели в гостиной.
— Долли связалась с Шеймусом, — начал Вольта, — передала ему твои слова о том, что ты действительно слышал крик матери, и Шеймус, после нескольких недель раздумья, назвал нам имена остальных.
Он подал Дэниелу листок бумаги. Дэниел узнал каракули Шеймуса:
«Карл Фуллер — шофер
Олаф Екблад — внутри
Гидеон Нобель — бомба».
— Что значит «внутри»? — спросил Дэниел.
— Тот, кто проник внутрь вместе с Шеймусом. Как только мне назвали остальных — я тогда был в Мексике — я направил к ним наших лучших людей, и вот все, что им удалось узнать за столь короткое время:
Карл Фуллер «Глотка», за рулем всю жизнь, настоящий профи. Мы без труда нашли его в Миннеаполисе. Он рассказал, что застал только конец всей этой истории: он отвечал за транспорт и договаривался о том, где, как и откуда забирать остальных. Он не знал о второй бомбе и никогда не встречался ни с кем, кроме Шеймуса.
С Олафом Екбладом практически то же самое: надежный человек, полное отсутствие нервов, способен обезвредить любую сигнализацию. В прошлом АМО приходилось с ним сотрудничать, и мы были им весьма довольны. Ему было известно о том, что планируется ложный маневр, но он не знал ни имен, ни средств.
— А Гидеон Нобель знал? — перебил Дэниел.
— Ты забегаешь вперед. Гидеон Нобель познакомился с твоей матерью, когда ей было шестнадцать или семнадцать — она приезжала в Сан-Франциско.
— Тогда я был слишком мал, — разочарованно сказал Дэниел. — Я не вспомню.
— Они встретились на северном побережье, и он влюбился. В течение года у них были случайные любовные связи — пожалуй, слишком случайные для Гидеона. Твоя мать, видимо, была в то время чем-то вроде местной легенды — она появлялась раз в месяц на несколько дней, а затем снова исчезала. Как бы там ни было, их встречи до сих пор помнят. Гидеон был влюблен, чего нельзя было сказать о твоей матери. Она показывалась на людях с другими мужчинами, и несколько раз он устраивал ей публичные сцены, не оставлявшие сомнений в его раздражении и ревности.
Гидеон был в те времена весьма уважаемым скульптором, во всяком случае, в лагере авангардистов. Самая известная его работа — скульптурная группа из двадцати четырех Микки-Маусов. Она так и называлась «Время Микки-Мауса», и скульптуры эти сохранились до сих пор.
По поводу эстетической ценности скульптур можно спорить, но уж в бомбах он бесспорно разбирался. Выдающееся мастерство. Никаких следов после взрыва. Качественнейшие компоненты. Высокая безопасность. И ни одного прокола — во всяком случае, нам о них неизвестно. Хотя у него была своеобразная привычка — в его стиле, надо сказать — во всех своих устройствах он использовал часы с Микки-Маусом, что-то вроде подписи, даже когда часовые механизмы сменились более сложными реле.
И вот что важно: Гидеон, еще не знакомый тогда с Шеймусом, жил в Ричмонде в нескольких кварталах от него. Вполне вероятно, что он видел их вместе с твоей матерью, а может, Шеймус упомянул ему о ней — хотя Шеймус и утверждает, что никто, кроме него и тебя, не знал о том, что Эннели участвует в деле. Может быть, Гидеон как-то прознал, что бомбу подбросит твоя мать. Он знал, что эта бомба — всего лишь для прикрытия, то есть риск маловероятен, но все же понимал, что ее можно доверить только надежному человеку. Любовница Шеймуса подходила на эту роль как нельзя лучше.
Дальше — сложнее. Шеймус клянется, что Гидеон не знал, для чего бомба служит прикрытием. Но кое-что Гидеон о Шеймусе знал, и без сомнения, чувствовал, что тот неровно дышит к ядерному оружию — Гидеон ведь не без чутья, а если у человека навязчивые идеи, их очень трудно скрыть. То есть Гидеон знал, откуда ветер дует. Он несколько раз оговаривался о своем отношении к похищению — за несколько дней до этого он рассказывал друзьям, что ввязался в неприятную историю, которая может привлечь излишнее внимание к его работе. Кстати, Гидеон не скрывал своей антипатии к атомным устройствам из-за того, что они не поддаются разумному контролю. Это напоминает позицию Шеймуса — с одной только разницей: Гидеон считал, что столь сильное оружие губительно в первую очередь для его обладателя, оно сводит его с ума независимо от изначального благородства мотивов.
