Но даже в самых высокоразвитых формах этого материального мира, где материя есть основа, жизнь – посредническое звено, а ум – третий результат, норма заключается в том, что материя и жизнь (когда жизнь выражена) активны постоянно, ум же активен исключительно в теле. Иными словами, обычное действие ума бессознательно и рецептивно – как в камне, комке глины и дереве. Образ, который касается глаза, звук, который касается уха, принимается непосредственно жизнью, становясь частью опыта Брахмана в этой системе. Возникает не только вибрация в теле, поток движения в жизни, но также и отпечаток в уме. Это неизбежно, поскольку ум, жизнь и материя едины. Где есть одно, там есть и остальные – явленные или скрытые, вовлеченные или развернутые, супралиминально активные или сублиминально активные. Меч, который нанес удар в битве, сохраняет в себе ментальный отпечаток удара, а также нанесшего удар и получившего удар, и это событие древних времен может быть через столетия прочитано йогином, который обучен переводить умо-формы на активный язык ума. Таким образом, все, что ни происходит вокруг нас, оставляет в нас скрытый отпечаток и впечатление. Недавние открытия европейской психологии начали доказывать, что это именно так; с точки зрения рядового человека это один из самых поразительных и важных фактов существования, с точки же зрения ведантиста – факт самый простой, естественный и неизбежный. Сохранение всего опыта в виде сильного и прочного отпечатка относится не только к тем впечатлениям, которые передаются в мозг органами чувств, а включает в себя все, что любым путем может попасть в ум, – отдаленные события, прошлые состояния существования и ситуации минувшего, не имевшие никакого отношения к нашим нынешним органам чувств, переживания из сновидений и глубокого сна, активность, происходящая в мнимой бессознательности или в нарушенном сознании тяжелого сна, бреда, анестезии и транса. Бессознательность – ошибочный термин; прекращение деятельности сознания – заблуждение.
Именно по этой причине феномен, на который мудрец обращает сугубое внимание, как на единственно важный и эффективный в ментальной деятельности и в состоянии бодрствования здесь, это не рецептивность ума, а его сила, направленная наружу – patati. В деятельности чувств мы можем различить три процесса: первый, когда воздействие воспринято подсознательно и в токе жизни к мозгу нет команды из ума – даже если сам ток жизни команду несет; второй, когда ум, осознающий воздействие, так сказать, «падает» на объект, но только своей чувствующей частью, а не частью понимающей; третий, когда ум «падает» на объект и чувствующей частью, а не частью понимающей. В первом случае отсутствует акт ментального познания, глаз и ум не фиксируют внимания – как бывает, когда, погруженные в мысли, мы проходим мимо какого-то феномена Природы, ничего не видя, ничего не слыша. Во втором случае происходит акт чувственного познания. Ум в глазу внимателен и наблюдает, хоть и поверхностно, объект воспринимается, но не понимается или понимается лишь отчасти: подобно служанке, занятой своими делами и слушающей древнееврейскую речь хозяина, он тоже слышит все, ничего не различая и не понимая, и на самом деле не обращая на речь внимания, а только слыша ее ухом. В третьем случае происходит подлинное ментальное восприятие и понимание – или же попытка восприятия и понимания, и лишь последнее движение отвечает описанию, даваемому мудрецом: iṣitam preṣitam patati manas. Но нам следует заметить, что во всех этих случаях кто-то обращает внимание, кто-то и осознает, и понимает. Человек, который был без сознания во время операции под наркозом, способен впоследствии в гипнотическом трансе, когда высвобождаются все его глубинные способности, вспомнить и точно рассказать, что с ним происходило в состоянии предполагаемой бессознательности. Служанка, оказавшись в аномальном состоянии, может вспомнить каждое слово из выступления своего хозяина на древнееврейском языке, повторить его по порядку и без единой ошибки, фразу за фразой, – на языке, который она не понимает. И можно с уверенностью предсказать, что наступит день, когда мы обнаружим, что то, что наши умы так силились понять и постичь, – эти строки на новом языке, этот новый, ни к какому классу не отнесенный феномен, – было в совершенстве воспринято, в совершенстве понято, автоматически, безошибочно, чем-то в нас, что либо не смогло, либо не стало передавать это знание уму. Мы же только пытались задействовать на уровне ума то знание, которым ранее уже в совершенстве овладели в каком-то из уголков нашего существа.
В свете этого факта и выявляется все значение слов мудреца об уме.
(
Не завершено)
Катха Упанишада
OM saha nāvavatu ǀ saha nau bhunaktu ǀ saha vīryaṁ karavāvahai ǀ tejasvi
nāvadhītamastu ǀ mā vidviṣāvahai ǁ
OM śāntiḥ śāntiḥ śāntiḥ ǁ
ОМ! Вместе нас да защитит Он; вместе нас да обретет Он; вместе да сотворим мы силу и отвагу в себе! Пусть будет для нас полным силы и света то, что мы изучили! Да не узнаем мы никогда ненависти!
ОМ! Мир! Мир! Мир!
Первый цикл: первая глава
OM uśan ha vai vājaśravasaḥ sarvavedasaṁ dadau ǀ
tasya ha naciketā nāma putra āsa ǁ
1. Ваджашраваса, возжаждав, отдал все, что имел. Теперь у него был сын по имени Начикетас.
taḿ ha kumāraḿ santaṁ dakṣiṇāsu nīyamānāsu śraddhā’’viveśa ǀ
so’manyata ǁ
2. Когда были розданы дары, вера вошла в него, в него, который был еще необрученным мальчиком, и он задумался:
pītodakā jagdhatṛṇā dugdhadohā nirindriyāḥ ǀ
anandā nāma te lokāstānsa gacchati tā dadat ǁ
3. «Вот коровы, которые выпили всю свою воду, ощипали траву, отдали молоко, и чьи органы теперь износились, – безрадостны миры, которых достигает приносящий такие дары».
sa hovāca pitaraṁ tata kasmai māṁ dāsyasīti ǀ
dvitīyaṁ tṛtīyaṁ taṁ hovāca mṛtyave tvā dadāmīti ǁ
4. И сказал он отцу: «А меня, отец мой, кому ты отдашь?» Во второй и в третий раз спросил он это, и ответил тот: «Смерти я отдам тебя».
bahūnāmemi prathamo bahūnāmemi madhyamaḥ ǀ
kiṁ svidyamasya kartavyaṁ yanmayādya kariṣyati ǁ
5. «Среди многих иду я первым, среди многих иду я средним; то, что надлежит исполнить Яме, мною он сегодня исполнит.
anupaśya yathā pūrve pratipaśya tathā’pare ǀ
sasyamiva martyaḥ pacyate sasyamivājāyate punaḥ ǁ
6. Оглянись и посмотри: какие были люди прежде, – оглядись вокруг! – такие же и те, что пришли потом. Смертный человек увядает как плоды поля и как плоды поля рождается он опять».
vaiśvānaraḥ praviśatyatithirbrāhmaṇo gṛhān ǀ
tasyaitāṁ śāntiṁ kurvanti hara vaivasvatodakam ǁ
Прислужники говорят Яме:
7. «Огонь есть Брамин, который гостем входит в дома людей и там они его ублаготворяют. Принеси же, о Сын Вивасвата[28] , воды по обряду гостеприимства.
āśāpratīkṣe saṁgataṁ sūnṛtāṁ ceṣṭāpūrte putrapaśūṁśca sarvān ǀ
etad vṛṅkte puruṣasyālpamedhaso yasyānaśnanvasati brāhmaṇo gṛhe ǁ
8. Тот скудоумный человек, в чьем доме Брамин живет впроголодь, лишается всех надежд и ожиданий, всего, что он нажил, всех добрых и правдивых слов, которые говорил, и колодцев, им вырытых, и жертвоприношений, им совершенных, и всех сыновей, и всего скота – всего лишается тот, кто не встретил этого гостя с должным почтением».
tisro rātrīryadavātsīrgṛhe me’naśnanbrahmannatithirnamasyaḥ ǀ
namaste’stu brahmansvasti me’stu tasmātprati trīnvarānvṛṇīṣva ǁ
Яма говорит:
9. «Поскольку три ночи ты провел в моем доме, о Брамин, гость, заслуживающий почтения, – поклон тебе, о Брамин, да будет мне благо – поэтому выбирай себе три дара, по дару за каждую ночь».
śāntasaṁkalpaḥ sumanā yathā syādvītamanyurgautamo mā’bhi mṛtyo ǀ
tvatprasṛṣṭaṁ mā’bhivadetpratīta etattrayāṇāṁ prathamaṁ varaṁ vṛṇe ǁ
Начикетас отвечает:
10. «Пусть успокоятся мысли и прояснится ум моего отца Гаутамы, пусть скорбь по мне оставит его; с уверенностью в сердце пусть встретит он меня, тобою выпущенного на волю, – это первый дар из трех, который я выбираю».
yathā purastād bhavitā pratīta auddālakirāruṇirmatprasṛṣṭaḥ ǀ
sukhaṁ rātrīḥ śayitā vītamanyustvāṁ dadṛśivānmṛtyumukhātpramuktam ǁ
Яма говорит:
11. «С прежней уверенностью в сердце, мной освобожденный, будет твой отец, Ауддалаки Аруни; сладко будет он спать ночами и скорбь оставит его при виде тебя, спасенного из пасти смерти».
