— Деру! — заорал он.
Лошади без команды понеслись по улице. От неожиданности Писарь выронил вожжи. Талли в купели тряся за повозкой. Он зацепил зубья крюка за золотой бортик, и сам вцепился в крюк, пытаясь удержаться. Купель подпрыгивала на неровностях брусчатки, давила ящики с рыбой и сбивала редких людей. Стража гналась и звала помощь. Повозка быстро оторвалась от преследователей. Лошади бешено неслись. Улицы кругом смазались, и ветер заглушал людскую ругань. Писарь успел подняться и схватить вожжи, прям перед нужным поворотом. Он завалился набок и натянул так, что чуть не порвал лошадям щеки. От резкого поворота Талли стукнулся о стену, но крюк не выпустил. Среди криков, и гомона Писарь различил звук чужих копыт. Конная стража неслась на шум. Писарь несколько раз дернул вожжи, и лошади остановились у решетки. Талли спрыгнул с золотого корыта, и принялся ковыряться в замке. Возился он дольше, чем в прошлый раз.
— Ну что там? — спросил Писарь.
Талли пнул решетку.
— Морды той ночью замок разворотили.
Конная стража уже показалась. Всадники строем скакали со стороны площади.
Увидев их, Писарь повалился, у решетки. Закрыл лицо. В темноте спрятался от мира. Ловкий Талли может сумеет вывернуться, усеет залезть на крышу, но мне не убежать, понял Писарь. В голове какой-то морской шум. И еще предупреждение стареющего слуги Беладора. Перед глазами поплыл огонь и раскаленные клейма. Писарь открыл глаза и смотрел на брусчатку. Она размытая будто под водой.
— Отойди-ка! — крикнул Талли.
Парень стоял на краю повозки. Крюк Талли зацепил за дверцу решетки.
— Эй, Писарь, ты извиняй, что тогда деру дал. Тебе верить можно. Я верю.
Талли схватил концы вожжей как кнут и хлестал перепуганных лошадей. Животные сначала не хотели бежать навстречу свирепым сородичам, но Талли так их бил, что они заржали и понеслись.
— Удачи на болотах!
Сказав это, Талли и заорал как бешенный воин. Он мчался навстречу страже. Трос натянулся, замок выскочил, и дверца распахнулась, чуть не прибив Писаря. Впрочем, пенька не победила сталь, трос порвался, щелкнув по мостовой. Завидев разъяренного мальца на повозке, тренированные лошади стражи отпрянули и встали на дыбы. Двое запыхавшихся стражников, что стояли у порта, показались из-за поворота с подмогой. Писарь как пьяный ползком добрался до купели и потянул ее к проходу. Напоследок взглянул на Талли и побежал вниз, толкая золотой бортик. Купель быстро разгонялась. Чтобы не выпустить ее, Писарь запрыгнул внутрь. Катакомбы встретили его, как бурная река встречает лодчонку. Вода вчерашнего дождя все еще бежала к морю. Со страху Писарь резко вдохнул. Вжался в дно купели. Яркие пятна решеток, мелькали на потолке. Поток бешено баюкал золотую люльку. От стенки до стенки. Брызги перехлестывались Писарю в лицо, он плевался, кашлял, мертвея от несдержимой скорости. Повороты грозились опрокинуть. Писарь пытался удержать купель ровно, повинуясь инстинкту равновесия.
Он так и не понял, помогли ли его потуги, или просто так свезло, но Писарь дожил до широкого тоннеля. Тут горный поток повзрослел, остепенился в равнинную реку. Писарь сел в купели. С отупением глядел на стены и глубоко дышал. Воздух, был хорош.
Кузнец высматривал Писаря с настежь открытой дверью. Фогур протянул длинную жердь. Писарь ухватился. Вместе они затащили купель в мастерскую. Фогур шлепнул по ванне.
— Вот это золотая гора! Малец все-таки потонул? Молодчина, Писарь.
— Начинай делать зубы, а мне нужно наружу.
— Куда ты спешишь? Дело считай сделано, уедешь богачом. Посиди, расскажи, как прошло.
— Потом. Потом, хорошо? Ты только делай зубы, времени осталось не много.
Позаимствовав плащ у кузнеца, Писарь выбрался на улицу. Темный плащ был великоват и подметал брусчатку. Писарь быстро с азартом шел, будто опаздывающий слуга, которому приличия бежать запрещают. Что-то яркое внутри гуляло по венам и тащило вперед. Вскоре Писарь снял капюшон, так удобнее было вертеть головой. Заглядывал в каждый поворот и спешил, спешил. И все вперемешку, и непонимание, и благодарность, и непомерное желание еще раз увидеть Талли. Заново. Писарь сунулся на улицу с выломанной решеткой, там стража распрягала лошадей из их повозки. Один страж неведомо где раздобыл факел и теперь пробовал спуститься в катакомбы. Талли поблизости не оказалось. Тогда Писарю почудилось худшее и он поспешил к серой башне стражи. У входа стояли часовые. Не зная от какой храбрости, он подошел и спросил
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мальчишку только что не приводили?
— Не тебе отчитываемся. Подожди пока кто-нибудь из командиров выйдет, расскажи в чем дело, и может помогут.
Тут из башни вышел Беладоров слуга. Писарь резко повернулся, накинул капюшон и поспешил прочь.
— И зачем спрашивал? — крикнул вдогонку стражник.
Наверняка ему попало потом за этот возглас. И все-таки слишком спокойно было у башни, конечно пойманный воришка для них совсем не событие, но может Талли все-таки ускользнул. Гончей Писарь рыскал по городу до самого вечера. Надеялся, что Талли уже давно вернулся в дом кузнеца, но тогда от него не убудет. А если он сидит где-то, раненый, что тогда? Может стрелой попали и он теперь забился в угол. Когда места в которых мог засесть Талли закончились, Писарь повернул назад. Возвращался Писарь еще с большей спешкой чем выходил. Постучал в дверь. Два раза. Потом еще. Жена открыла.
— Талли вернулся?
— Не видела, — перепугалась его резкости женщина. — Стряслось чего?
— Нет, нет, — поспешил Писарь в подполье.
У кузнеца Талли не было. Писарь опустился на кресло. Золотая купель уже была попилена десятка на два аккуратных кусков. Фогур тряпкой начищал очередной зуб.
— Так что там стряслось? — повертел золото на свету Фогур. — Ты в ужасе, знаешь? Может мне бежать нужно, ты скажи.
— Нам ничто не угрожает.
— У тебя жила на шее дергается. Рассказывай, как у вас там получилось.
Писарь рассказал Фогуру как все прошло, только соврал про Талли. Пусть кузнец делает свое дело и не тревожится больше нужного. За целую ночь Писарь так и не заснул. Все сидел в кресле, а чувство будто бежит до сих пор. Когда сидеть стало невмоготу, он взял несколько зубов и поднялся наверх. Наверху рассвет, жена давно проснулась и хлопотала. Улица оказалась на удивление зябкой. Завернулся в плащ и пошел к лавке портного. Еще когда они с Талли жили в подвале, Писарь приметил простую одежду из крепкого льна, что продавал портной. Часто представлял он, как переодевается в свежий лен. Как приятно он холодит кожу. Тогда они тратили монеты только на еду, беднякам вообще не по карману покупать одежду. Зато моряки с охотой меняли серебро на крепкие рубахи. Теперь и Писарь взял пару. Еще одну, самую маленькую выбрал для Талли. Он улыбнулся, представив как парень в ней утонет, но если перетянуть поясом будет ничего, подумал Писарь. Еще Писарь заметил сапоги ему по размеру.
— Госпожа одна так и не забрала, — объяснил портной.
Расплатился Писарь золотым зубом, который приняли с охотой. Из внутреннего понятия о честной сделке, портной приложил еще рулон полотна, совершенно не нужного Писарю. Так, нагруженный тряпками он повернул назад. Половина дня ушло, чтобы разменять зубы на деньги. Все-таки не будешь золотом платить за каждую безделицу. Ростовщики зубы брали, но все равно смотрели с подозрением. Наверняка потому что Писарь не был пьян. Другую половину дня, он простоял возле серой башни. Писарь все больше боялся, Талли где-то там.
Прошло еще несколько ночей, что Писарь провел на кресле кузнеца. Зубов за то время скопилось на несколько порядочных жизней. Кузнец радовался каждому зубу, будто жемчужине, добытой с непомерной глубины. Хотя он и был достаточно богат, его будоражило такое количество легкого золота. Фогур иногда восклицал: «Стащили купель с балкона! Просто взяли и сдернули!» и повторял подобные фразы в разном порядке. К вечеру, когда работа прекращалась, он понемногу успокаивался, оседал в кресле и начинал разговоры. В последний день, перед уходом он тоже спросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
