– Ихабар! Тебя ищет Атта! – крикнули ему.
Он бросился бежать в Южную Башню, вихрем ворвался в огромный зал, где находился лагерь бигорра, и остановился как вкопанный при виде отца, брата и сестры, которые с озабоченным видом стояли у шатра их семьи. Выяснилось, что мама пошла собирать корни и, поскользнувшись на склоне, упала и сильно ушиблась. Атта шагал из стороны в сторону, нахмурив лоб и сжимая кулаки. Он заметно нервничал. Еще никогда Ихабар не видел его таким обеспокоенным, даже когда Исей и тот болван бутурра поссорились и едва не втянули оба клана в грандиозную драку. Ни секунды не медля, он бросился к Осену, чтобы сообщить ему, что с мамой произошел несчастный случай и он должен остаться с семьей, после чего поспешно вернулся к своим. Довольно долго никто из хлопотавших в шатре женщин ничего им не говорил, но наконец одна из них позвала вождя, который вошел внутрь, но уже через несколько мгновений вышел и окликнул старшего сына и маленькую Геруку. Ихабар места себе не находил от беспокойства и решил, что все равно войдет в шатер, даже если для этого ему придется врываться силой. Однако он не совсем понимал, как ему одолеть целую армию заботившихся о матери женщин. Наконец подошла и его очередь.
Эрхе была бледная как мел. Румянец покинул ее щеки, а глаза потускнели. Однако она встретила сына улыбкой и попросила, чтобы их оставили наедине.
– Ты не уехал…
– Нет, – ответил пораженный ее бледностью юноша.
Казалось, в жилах матери не осталось крови.
– Ну же, подойди ближе. У меня почти не осталось сил, чтобы говорить, но я хочу, чтобы ты услышал то, что я должна тебе сказать.
И Эрхе прошептала на ухо сыну тайну, которую никогда никому не открывала. О ней не знал даже ее возлюбленный спутник, и она заставила Ихабара поклясться, что никто, кроме него, ни о чем не узнает. Потрясенный юноша сумел лишь кивнуть и поцеловать ее холодную руку. Он знал, что никогда не забудет этот день. Он видел, как разрыдался Атта, когда с наступлением темноты женщины известили его о том, что как Эрхе, так и неродившийся младенец в ее утробе, умерли. Вождь племени бигорра, воин, которого уважала вся Энда, не стал кричать или проклинать Повелителя Мертвых или его служителей. Он не умолял Богиню вернуть жизнь его спутнице и неродившемуся сыну. Он просто плакал. И так сильна была его боль, что не нашлось человека, который не ощутил бы его страдание и не разделил его с ним.
Вымытая, причесанная и одетая в лучшую тунику Эрхе лежала на ложе из бревен и сухой соломы с маленьким узелком в руках. Спутницу Атты и мать троих его детей провожал весь клан, собравшись во дворе Хентилхара. Это была одна из морозных ночей, когда звезды сверкают особенно ярко. Не было лишь ночного светила. Ихабар не мог отвести глаз от лица матери в тщетной надежде, что она вот-вот откроет глаза и улыбнется ему. Еще никогда он не видел ее такой красивой. Он слышал, не слушая, песни, сложенные для нее бардами, плач свистков в тишине, слова поддержки. На небольшом пиршестве, организованном в честь покойной, он не смог ни есть, ни пить. Согласно традиции его попросили что-нибудь сказать, но он и рта не смог раскрыть, будто онемел. Когда темноту пронзили первые лучи солнца, Атта и трое его детей поднесли к погребальному ложу зажженные факелы, и с вершины Горы Ветров к небу взметнулись языки пламени. Юноша словно прирос к полу и не сдвинулся с места, пока от костра не остались лишь угли. Затем он помог собрать пепел, чтобы поместить его в специальную пещеру-склеп, в которой уже хранились останки нескольких членов клана бигорра, умерших после того, как они покинули Турбу. Там Эрхе предстояло дожидаться своей очереди заново родиться из лона Матери всего сущего.
На следующее утро они с Осеном отправились к Арфидийской пропасти. Это было единственным, что Ихабару удалось выведать у великана.
Барето
Четверо всадников галопом неслись на запад, не останавливаясь и не обращая внимания на ветер и все усиливающийся дождь, яростно обрушивающийся на горы. Однако в некоторых местах горные тропы так суживались, что вынуждали их спешиваться, тем более что по обе стороны от них разверзались бездонные пропасти. Когда наступила ночь, они позволили себе несколько часов отдыха под выступом скалы, где пришлось сидеть на снегу, перемешанном с мокрой грязью, без малейшей возможности развести хоть небольшой костер. Они промокли и замерзли до костей, хотя по мере приближения к Долине Лиги природа становилась все приветливее: тропы расширялись, пропасти исчезали, и даже погода дала им передышку, позволив отдохнуть от дождя.
Скакавший во главе маленькой группы Гарр беспрестанно думал о словах старика Лакиде. Он снова повесил на шею медальон и время от времени потирал его большим и указательным пальцами в надежде получить какой-то сигнал. Нечто подобное мог бы сделать его отец. Однако все было тщетно – металлический диск не отвечал. Было ясно, что узнавать все ему придется самому. В любом случае, было ясно, что люди Унмарилуна Эланоа искали в Ущелье именно его. Но как они узнали, что он там и что он Хранитель Пакта, если он и сам не знал, что это означает? Он напрягал память, пытаясь припомнить, с кем общался и кто мог видеть амулет, но, кроме трактирщицы из Илуро, больше никто не шел на ум. Ее он отбросил сразу как слишком ничтожную личность. Ему не верилось в то, что она может иметь отношение к чему-то настолько важному, возможно, гораздо более важному, чем он мог представить.
– А вот и Лиги! – крикнула Иариса, поднимаясь на вершину холма.
В самом деле, с этой высоты они как на ладони видели селение, расположенное в одноименной долине в окружении густых лесов, сверкавших зеленью за пеленой дождя в свете тусклых лучей заходящего зимнего солнца. Гарр пришпорил лошадь и посмотрел на Иарису. Она скакала рядом с такой же, если не с большей, непринужденностью. Ее волосы развевались на ветру, а щеки раскраснелись. Она помолодела, как будто новое приключение сбросило с ее плеч годы и печали. Воин улыбнулся. Он решил узнать все, что можно, об этом Унмарилуне и причине, по которой он убивал обладателей иттуна, по всей видимости, не связанных между собой ничем, не считая того, что все они были сыновьями Энды. История, которую рассказал старик из Бедос, его не убедила. Насколько ему было известно, племена еще никогда не объединялись, во всяком случае при его жизни. И никто не пришел на выручку тарбело, когда на их земли вторглись сначала гаута, а затем фрей, хотя за них и сражались отдельные воины других племен вроде его отца. Если когда-то между кланами и существовал какой-то Пакт, о нем все давно позабыли. Но в таком случае, к чему вся эта затея с уничтожением Хранителей? Одним словом, эта загадка – разумеется, если она вообще существовала – заслуживала того, чтобы с ней разобраться. Он собирался разделаться и с коршуном, и с его выкормышами за то, что они попытались его убить, а также за то, что они сделали с женщиной, приютившей его в своем доме. Каково же было его удивление, когда он со своими двумя спутниками уже собрался в путь к логову Унмарилуна, которого считал своим врагом, и вдруг она появилась, одетая в мужскую одежду, штаны и короткий плащ с капюшоном, верхом на невысокой, но крепкой лошадке.
– Куда ты собралась? – спросил он, опасаясь, что уже знает ответ на этот вопрос.
– Я еду с вами.
Все трое изумленно уставились на нее, а затем расхохотались.
– Возвращайся к своим хлопотам, женщина, и предоставь мужчинам исполнять свой долг, – ответил он.
– Я могу поехать с вами или одна. Или, может, ты думаешь, что я не умею сражаться?
Иариса взмахнула коротким сверкающим мечом, демонстрируя незаурядную ловкость во владении оружием.
– Почему же ты не сделала этого с теми, кто убил твоего мужа, а затем изнасиловал тебя? – язвительно поинтересовался он.
Меньше всего он хотел обременять себя заботой о какой-то пастушке, но, к его изумлению, она стремительно выхватила из-за пояса кинжал и швырнула его так умело, что он вонзился в самый центр мишени, нарисованной углем на стволе дуба, растущего шагах в тридцати от ее дома. Весь ствол был испещрен бесчисленными насечками, которые свидетельствовали о частых и упорных занятиях.
– Я лично отрежу яйца сукиному сыну, отнявшему жизнь у моего спутника. И любому мужчине, который попробует взять то, что я не желаю ему давать, – ответила Иариса, глядя ему в глаза.
Вздернутый подбородок и горящие решимостью глаза говорили сами за себя. Женщины Энды были преданными женами и матерями, но если того требовали обстоятельства, они сражались рядом с мужчинами. Гарр это знал, потому что много раз становился тому свидетелем. Они дрались насмерть, защищая свой очаг, как защищают своих детенышей медведицы и волчицы. Они хранили и передавали традиции и верования, вдохновляли своих мужчин на борьбу с врагом, лечили раненых и без единой слезинки поджигали погребальные костры, несмотря на то, что их сердце разрывалось на части, и носили траур до самой смерти. Гарр не знал матери и был уверен, что его безразличие к эмоциям стало следствием ее отсутствия в его жизни. Она была ему нужна, она всегда была ему нужна, но больше, чем когда-либо прежде, он тосковал по ней сейчас, видя перед собой эту яростную женщину из племени бедос, способную с расстояния в тридцать шагов безошибочно вонзить нож в центр мишени и жестоко отомстить тем, кто отнял у нее ее жизнь и честь. Не говоря ни слова, он кивком головы выразил свое согласие, и все четверо пустили лошадей в галоп, направляясь в долину Лиги.